Сага о Северных островах - Наталья Викторовна Бутырская

и лишь тогда я смог забыться.

Проснулся от ощущения, что тону. Взмахнул руками, дернулся и врезался лбом в скамью. Где я?

С трудом собрав мысли в кучу, я осторожно выполз из-под лавки, увидел Альрика с пустым ведром, тела храпящих хирдманов, кости и объедки на полу. В волосах что-то шевелилось, я запустил пальцы и выудил оттуда жирную мышь. Швырнул ее в стену, но та отскочила и удрала. Вот же бездново пойло! Я, девятирунный, не смог убить мышь!

— Вставай! Конунг зовет.

— Меня?

Сейчас я не был уверен, какой именно конунг и кого он зовет вообще. И зачем. И где я? В таверне вроде бы. Так плохо мне было лишь во время первой попойки, когда я едва не лег со старухой. На всякий случай я огляделся. Старух рядом не было. Да и вообще женщин любого возраста.

— Вставай-вставай! Уже за полдень, а ты всё дрыхнешь.

Альрик выглядел так, будто и не пил вовсе.

— Ты как с хёвдингом… — невнятно проговорил я, но закончить не успел.

Беззащитный схватил меня за шиворот, выволок во двор и плеснул водой из второго ведра. Хитрый, Бездна его задери!

— Вставай! Мойся! Чистую рубаху сейчас принесут. Конунг созывает к себе всех хёвдингов в Хандельсби. А кто нынче хёвдинг?

Я отряхнулся, сменил рубахи, глотнул кислого молока, чтоб взбодриться, и потащился за Альриком на конунгов двор. А ульверы остались досыпать, везунчики! И чего мне вчера не сиделось?

У Рагнвальда было не очень людно. Впрочем, много ли хирдов сидит в Хандельсби? Вольным долго на месте топтаться нельзя, нас, как и волков, ноги кормят. Редко какой хирд застревает в каком-нибудь селении больше, чем на месяц. Если не на зиму, конечно.

Но Альрик приметил, что пришли не только хёвдинги с заплечными. Конунг созвал так же и ярлов, которые случайно или по делу оказались в городе, и лендерманов, и именитых хельтов, и двоих сторхельтов, давно отошедших от ратной службы. Все здешние, северные, ни одного иноземца или даже бриттландца. И так тревожно на душе стало, будто Рагнвальд собирался сказать о нашествии драугров или кого похлеще.

Мы вошли в тингхус, отыскали себе местечко возле стены. Вокруг вовсю спорили, зачем Беспечный нас созвал, и пока побеждало мнение, что он прилюдно лишит Магнуса наследства или вовсе отречется от сына.

— Магнуса больше месяца видно не было, — уверенно говорил какой-то краснорожий толстяк. — Уплыл, поди, к солнечным, вот Рагнвальд и решил…

— Глупости! — оборвал его конунгов дружинник. — Магнус по делу уходил, вот и привез какую-то весть.

— А, может, его к жрецам возили? Ну, к Мамировым. Пальцы резать! — подал голос совсем молоденький парнишка, едва ли проживший более четырнадцати зим.

Как только пустили сюда юнца? Или он ярлом стал заместо погибшего отца? Такое порой случается.

— Язык бы тебе отрезать, — буркнул седоголовый хельт. — О том людям не говорят. Мамировы жрецы без имени и без родни живут.

Долго рядить не пришлось. В дом вошел Рагнвальд, за ним Магнус, Стиг, ярл Гейр и жрец Одноруки. На шее конунгова сына висел небольшой знак в виде щита, символа Скирира-защитника земель. И если уж я, наполовину хмельной, наполовину сонный, это приметил, значит, и все в тингхусе тоже. Магнус отрекся от бога-Солнца и вернулся к вере предков.

Конунг не стал тянуть и сразу взял быка за рога.

— Беда пришла на наши земли, и сладить с ней сможем только сообща. Потому я и созвал лучших воинов в Северных морях.

Ну, тут он польстил гостям. Неужто красномордый ярл лучший воин? Или тот мальчуган, на днях прирезавший свою первую козу?

— Вчера в Хандельсби приплыл ярл Гейр. Все вы его знаете. Многие побывали в его землях, брали твариные сердца, а то и сами охотились. Вы видели силу его хирда, толщину стен и глубину рвов. Так вот. Из всего поселения выжило всего полтора десятка.

Если Гейрова дружина и уступала конунговой, так лишь в числе, но не в силе. И о том знал не только я.

— Твари или люди? — спросил седоголовый.

— Верный вопрос, — кивнул Рагнвальд. — Пусть ярл расскажет нам о несчастье, обрушившемся на его земли.

Лопата заговорил сразу, сухо, но понятно. Всяко лучше, чем сторхельт из Бриттланда.

— Тварей у нас всегда хватало. Они всегда шли с севера. И с каждым годом становились всё сильнее. Дед рассказывал, что в его молодости твари с силой хельта встречались нечасто, в отцову юность их было изрядно, а когда я стал ярлом, то сторхельтовых тварей убивали чуть ли не каждый месяц. Оттого моя дружина была сильна.

— Здорово! — выдохнул мальчишка.

Гейр сурово глянул на него и продолжил:

— Каждый год, как только сходит снег, я отправлял людей к северной части острова. Сильных тварей лучше отлавливать прежде, чем они доберутся до моих стен. В этом году я послал Дува Голубя, сторхельта. Но он не вернулся. Я сам отправился на его поиски. Мы нашли его в двух днях перехода от селения, обезумевшего и почти шагнувшего за грань.

— Неужто он получил двадцатую руну? — выпалил всё тот же мальчишка.

Вот же наглый сосунок! Не терплю таких.

— Нет. Голубь как был на шестнадцатой руне, так и остался. И твариное сердце он съел три года назад. Из его бреда я понял, что на севере что-то случилось. Он говорил о прожорливом тумане и о бесчисленных тварях. Кричал, что его поцеловала Бездна. А через месяц туман дошел до южной части острова.

— А что стало с Голубем? — спросил кто-то.

— Голубь начал меняться, забывать человеческую речь. Я сковал его цепями и запер в клетке. Но сторхельта мало какие цепи удержат, потому я его убил, — спокойно сказал ярл Гейр.

Неужто именно так он поднялся до пятнадцатой руны?

— Поначалу туман был безобиден. Но постепенно в селении взбесился скот, куры перестали нестись, клевали друг друга и набрасывались на людей. Дети ревели без умолку, не ели, почти не спали. Скот пришлось заколоть весь.

— А чего конунгу не сказали? — спросил красномордый.

Ярл Гейр сверкнул на него взглядом. Даже я хмыкнул от подобной глупости. Мой отец, будучи запертым в собственной бухте, не жаловался конунгу. А сильнейший ярл на всех Северных островах вдруг побежит к Рагнвальду, чтобы рассказать о взбесившихся козах?

— Я отправился сам разузнать, что там на севере. Взял с собой воинов от карла до сторхельта и пару собак. Чем дальше мы уходили на север, тем больше появлялось тварей, туман становился гуще. Да и не туман-то был. Он не уходил ни в дождь, ни в солнце. Первыми взбесились собаки. Чуть не загрызли Эгиля, который