Царь из будущего. Жизнь за «попаданца» - Алексей Махров

Господи, несчастный малыш! И ведь наверняка это не то что не родной сын, даже не родной племянник императора. Усыновили, небось, какого-нибудь мальчонку-бедолагу, вот теперь ему и будет всю жизнь небо с овчинку казаться. Не-е, так не пойдет!

– Минуточку! – Переводчик осекается на полуслове и с ужасом глядит на меня. – Я бы хотел уточнить: где будет жить мой дзисай?

Курода Киетака рычит что-то. Переводчик сообщает, что дзисай будет обитать во дворце в Токио.

– Не, так не пойдет. Мой дзисай должен жить рядом со мной.

Премьер и глава МВД Японии, выслушав перевод, синхронно кивают. Мне показалось или они и в самом деле кивнули одобрительно? Может быть, я попал?..

– Милый, а дзисай – это что? – интересуется Татьяна.

Пока я шепотом растолковываю ей, кто этот мальчик и какая участь его ждала бы, оставь я его в Японии, глава японской делегации опять сообщает нечто благожелательное. Правда, таким тоном, что кажется, что он объявляет о своем желании сожрать меня живьем…

– …Его Небесное Величество император Японии, преклоняясь перед знаниями старшего царственного собрата, так много знающего об обычаях Страны восходящего солнца, послал девять потомков славных и древних родов из девяти главных провинций Ниппон, дабы они хранили покой бесценной сияющей жемчужины здоровья вашего величества…

Здрассте! Вот только этого мне и не хватало! Между тем девять мужиков с серьезными мордами и длинными свертками, в которые упакованы катаны, делают шаг вперед и синхронно, точно по неслышимой команде, кланяются. Весело! Что мне прикажете с ними делать?!

– Их Небесное Величество, император Японии, освободил их от присяги на верность ему и их дайме. Они принесли присягу вам, и отныне, ваше императорское величество, вы, и только вы, вольны в их жизни и смерти, в их телах и душах. Если же они не нужны вам, его Небесное Величество ходатайствует перед своим старшим братом о милости: даровать этим недостойным кайсяку, дабы облегчить им уход…

Та-ак! Значит, если я не возьму этих гавриков на службу, они немедля отправятся сеппуку совершать? Не, блин, нормально! Хорошо устроились…

А может, и в самом деле: послать Егора – пусть последнему башку снесет?! Девятка безучастно, словно скульптурная группа, стоит, ожидая решения… Нет, пожалуй, я их все же возьму, вот только…

– Хорошо. Пусть эти люди служат мне. Но только если они перейдут в православие…

Я не успеваю закончить, как переводчик бросает девятерым что-то короткое, повелительное. Все девятеро рявкают «хай!»[150] и дружно извлекают из-под кимоно нательные крестики. В зале разносится странный речитатив:

Отце нась, изе еси на небеси!

Да сватица имя твое…[151]

Мать моя датчанка! Да они ж «Отче наш» шпарят! И довольно уверенно. Но до чего ж забавно!..

…Хреб нась насусьный даздь нам днесь!

И остави нам дорги наси…

Блин, вот это номер! Ладно, все, убедили: беру! И с Мацухитой помирюсь…

…И не введи нась во искусение,

Но избави нась ат рукавого.

Аминь.

Аминь-то аминь, да вот чего ж делать-то? Серега Платов спит и видит, как показательно выпорет японцев. Как только очистится ото льда залив Петра Великого – Сингапурский и Владивостокский крейсерские отряды объединят силы, и начнется у раскосеньких веселая жизнь! Одно радует – посланное к генерал-адмиралу судно вовремя доставило в Сингапур радиостанцию. И я успею отдать «стоп-приказ».

…Нась ради церевек и насего ради спадзения

Ссседсяго с небес

И вопротивсегося от духа Свята и Марии девы

И воцеровецисися…

Ух, ты! Они уже «Символ веры» читают! Интересно, они мне тут весь молитвослов с псалтырем выдадут, или все-таки у них есть кнопочка для остановки?

…И паки грядуссяго со славою судидзи

дзивым и мертвым,

Его дзе царствию не будет конца.

И в духа святаго, госьпода дзивотворяссяго,

Изе от отца исходяссяго,

Изе со отцем и сыном спокраняема

и сравима, грагорявсего пророки.

Во едину святую, соборьную

и апоссорьскую црковь.

Исповедую едино крессение

во оставрение грехов.

Цяю воскресения мертвых,

и дзизни будуссяго века.

Аминь.

Слава тебе господи, вроде кончили… А то бы еще чуть-чуть, и хохотать бы мне до завтрашнего ужина. Могу себе вообразить: «… Твоих вериких брягодеяниих на нась бывсих, сравяссе Тя хварим, брягосревим…»

Рассказывает генерал от кавалерии Павел Ренненкампф

Утро встретило бьющим в глаза ярким солнечным светом и прохладой. Денщик Семен распахнул шторы в спальне, вестовой Никанор сдернул с меня одеяло. В дверях застыл ординарец – гродненский лейб-гусар Иван Сидорин. Вот и выспался! Этим троим мучителям глубоко наплевать, что я вчера, а вернее – сегодня, только в три часа пополуночи спать лег. Вернее сказать: провалился и забылся…

…Вот уже пятый месяц, как я в Польше. Работа адова. Раньше как-то никогда не задумывался, сколько поляков нас ненавидит. Теперь знаю: все. Все!

Нет на свете ни одного, рожденного под сенью крыл «Белого орла»[152], ни одного, хоть раз произнесшего: «Jeszcze Polska nie zginкіa»[153], кто относился бы к России без лютой, фанатичной ненависти. И эту ненависть я прочувствовал на собственной шкуре!..

…Семен подпрыгнул и попытался достать меня подъемом стопы. Ага! Как говаривал однажды государь: «Бог дал человеку ноги, чтобы на них стоять, а не чтобы ими размахивать!» Перехватив ударную конечность, я вписался в движение и от всей души швырнул своего денщика-телохранителя, сопроводив бросок чувствительным пинком. Семен в полете попытался перегруппироваться, но времени ему не хватило, и он кубарем покатился по полу. Пока он не опасен. Оглядываюсь: Сидорин поймал Никанора на удушающий захват, так что и второго противника наша пара вывела из строя. Бой окончен…

– Закончили! – Два моих адъютанта: казачий сотник Дмитрий Гурьев и подпоручик Александр Армфельт оставили бесплодные попытки оторвать друг дружке головы. – Завтракать, друзья, завтракать…

Мы все сидим за одним столом. Так еще у государя повелось: вместе служим, вместе едим, вместе, коли доведется, и помирать будем. Никанор чуть задевает локтем Армфельта. «Сашенька» морщится: графу Армфельту еще непривычно завтракать за одним столом с нижними чинами. Ну, да лиха беда начало – когда-то и мне казалось это странным. Просто потом, когда в Йокогаме меня прикрыл собой атаманец, принявший предназначенную мне разрывную пулю, я понял: государь прав. Как всегда, прав. И теперь младший брат того самого урядника Гурьева служит у меня адъютантом. В прошлом месяце, когда в меня стреляли в Театре Вельки[154], именно Дмитрий захватил одного из террористов живьем. Видимо, мне на роду написано быть должником казаков Гурьевых…