Темные объятия - Шеррилин Кеньон

— Послушайте, я уже понял, что вам не нравлюсь...

— Не нравишься? Ты — бездушный убийца. Правда, убиваешь, чтобы защищать нас; но это не отменяет того факта, что ты — больше не человек.

— Знаю. Поэтому мы и здесь. Сегодня я хочу передать Саншайн под вашу защиту. Есть люди, которые хотят ей навредить, и я буду очень вам благодарен, если вы за ней присмотрите. На всякий случай я тоже останусь поблизости сегодня и завтрашней ночью, но не буду показываться вам на глаза.

— Судя по тому, что рассказала мне жена, Саншайн тебя так просто не отпустит.

— Об этом не беспокойтесь, — с горечью ответил Тейлон. — Обещаю вам, через пять минут она на меня и смотреть не захочет.

— Что это значит? — нахмурился Дэниел.

Тейлон метнул взгляд на огромные часы с рекламой «будвайзера», висящие на стене бара.

Его время на исходе.

Будьте прокляты, Судьбы!

— Ничего, — тихо ответил он. — Просто знайте: я больше не побеспокою вашу дочь. Даю слово.

Дэниел медленно кивнул.

Возвращаясь к Саншайн, Тейлон не знал, каким чудом еще держится на ногах. В глазах у него темнело от чудовищной душевной боли. Мысль о том, что произойдет через несколько секунд, была невыносима.

Но он должен через это пройти.

Им с Саншайн не быть вместе. Глупо надеяться на что-то иное.

Он должен убить их любовь, чтобы спасти ей жизнь.

Уголком глаза он заметил Эрота. Сейчас бог любви был невидим для смертных, но не мог укрыться от взгляда Охотника.

— Ты уверен? — прозвучал у него в мозгу голос бога.

Тейлон наклонился к Саншайн, нежно поцеловал ее в губы — и кивнул Эроту.

Сжав ее лицо в ладонях, он вглядывался в ее карие глаза — и с трепетом ждал мига, когда любовь в этих глазах сменится отвращением и ненавистью. Когда она вырвется из его рук и с губ ее сорвется проклятие.

Эрот поднял свой лук и выпустил в сердце Саншайн свинцовую стрелу.

Тейлон вздрогнул от предчувствия невыносимой боли.

Прощай, любовь моя.

— Ой! — скривившись, воскликнула Саншайн. — Тейлон, что такое? Это ты меня ударил?

Он покачал головой, молча ожидая вспышки ненависти в ее глазах.

Но ненависти не было.

Текли секунды. Саншайн, нахмурившись, прислушивалась к себе.

— Что-то мне нехорошо, — проговорила она, потирая грудь как раз над сердцем, там, куда попала стрела Эрота.

А затем вдруг подняла на него глаза:

— Купидон?

— Ты меня видишь? — удивился Эрот.

— Прекрасно вижу.

Эрот нервно переступил с ноги на ногу.

— Эрот, что происходит? — воскликнул Тейлон. Он наконец понял, что что-то пошло не так. — Почему она меня не возненавидела?

— Гм... вы случайно не созданы друг для друга? — неловко поинтересовался бог любви.

— Созданы, — ответила Саншайн. — Так мне сказала Психея.

Эрот смущенно улыбнулся:

— Упс! Накладочка вышла. Придется мне серьезно поговорить со своей женой. Черт, почему она меня не предупредила?

— «Накладочка»? — повторил Тейлон. — И часто у тебя случаются такие «накладочки»?

Эрот смущенно откашлялся:

— Видите ли, мне никто не сказал, что вы — родственные души. Свинцовой стрелой можно убить легкое увлечение, похоть, болезненную страсть, но не истинную любовь. Ее ничто убить не в силах.

Саншайн молча смотрела то на одного, то на другого. Наконец она поняла, что происходит, и ей захотелось придушить этого мерзавца!

— Так, значит, ты пытался сделать так, чтобы я тебя возненавидела?

Теперь Тейлон смущенно заулыбался — точь-в-точь как Эрот.

— Дорогая, я все объясню...

— Да уж, объяснись, будь так добр! — кипя от ярости, прорычала Саншайн. — Что ты о себе вообразил? Как посмел тайком от меня насиловать мой ум и сердце?

— Саншайн! — вмешался ее отец. — Он прав. У вас с ним нет будущего. Он — не человек.

— А мне плевать, кто он! Нас с ним кое-что связывает, и я поверить не могу, что он оказался на такое способен!

— Я запрещаю тебе с ним встречаться, — отрезал отец.

Она гневно повернулась к нему.

— Папа, мне не тринадцать лет! Ты не можешь мне ничего запретить, это касается только нас двоих!

— Я не хочу, чтобы ты снова умерла у меня на руках! — подчеркивая каждое слово, проговорил Тейлон.

— А я не хочу, чтобы мной манипулировали! Не согласен — дверь вон там!

Не говоря ни слова, Тейлон развернулся и бросился вон из клуба, раздираемый противоречивыми чувствами.

Он должен уйти. Как можно быстрее. Как можно дальше.

Ради нее. И ради себя самого.

Не оглядываясь, он бросился к мотоциклу. Оседлал его, но завести не успел, — Саншайн, выбежав следом, схватила его за руку.

— И что же, ты вот так меня бросишь?

Он оскалил клыки.

— Ты еще не поняла, кто я?!

Саншайн сглотнула. То, что говорила ей Психея, вдруг обрело смысл. Он — больше не Спейрр, доблестный воин, вождь своего клана. Не маленький мальчик, запретивший себе быть слабым. Не влюбленный юноша, отстоявший свою любовь.

Он — Тейлон. Темный Охотник: вечный защитник человечества от зла, крадущегося в ночи.

Но, думая об этом, она любит его еще сильнее.

При мысли о нем ее сердце поет. Без него она не мыслит жизни.

Как победить все, что стоит между ними? Этого она не знала. Но понимала одно: за Тейлона стоит бороться.

— Я знаю, кто ты, Тейлон. Ты — тот, кого я люблю. Я родилась на свет, чтобы любить только одного человека, — и это ты.

— Я — больше не человек.

— Но ты мой, и я не отдам тебя без боя!

Тейлон не знал, что делать. Голос ее, нежный и решительный, разрывал его сердце пополам.

Одна часть его хотела сжать Саншайн в объятиях, прижать к себе и никогда не отпускать.

Другая — оттолкнуть ее, ранить жестокими словами, заставить навеки его возненавидеть.

Саншайн выбрала за него — шагнув в его объятия, она страстно прильнула к его губам.

Тейлон застонал от сладкой муки. Теперь выбор был предрешен: зная, что не должен этого делать, он все же усадил ее на седло, завел мотор и выехал на залитую огнями ночную улицу.

Тейлон мчался прочь из города — к своей болотной хижине. Любовь и гнев бушевали в нем, раздирая его на части: запах Саншайн, ощущение ее тела, объятия ее нежных рук мешали думать о чем-либо ином.

Без нее он не может жить.

Так или иначе — она останется с ним.

Не в силах справиться с собой, Тейлон заглушил мотор посреди девственного леса. Спрыгнул с седла.

При взгляде на него Саншайн почти испугалась — никогда еще она не видела в его глазах такого огня, такой страсти, такой первобытной, звериной свирепости.

Он смял ее в объятиях и жадно, грубо впился губами в ее губы.