Егор. Биографический роман. Книжка для смышленых людей от десяти до шестнадцати лет - Мариэтта Чудакова

Не эстетично? Не благородно? Не цивилизованно? Пусть так».

И Гайдар так заключает эти рассуждения:

«Если у меня и были сомнения – выжил ли после семидесяти лет коммунизма дух предпринимательства в российском народе – то с этого дня они исчезли».

Конечно, люди вышли торговать по нужде – нужны были деньги на еду. Но все-таки вышли. И сумели добыть необходимые им деньги.

Дальше – печальные свидетельства о «тяжелейшей борьбе за сохранение режима свободной торговли» – особенно в первые месяцы, пока не появились нормальные частные магазины «и не сформировалась сеть торговых палаток».

Кто же именно хотел помешать свободной торговле?

«Особенно недовольны указом были некоторые сотрудники милиции и районных администраций, потерявшие возможность заниматься привычным лихоимством. Подчас они намеренно старались придать местам концентрации частной торговли возможно более неприглядный вид…»

Смысл этого очевиден для большинства российских сограждан. Чиновников, привыкших к взяткам совсем так же, как к постоянной зарплате, больше всего раздражил разрешительный указ. Гораздо выгодней, чтоб частная торговля была под запретом – и чтоб они с каждого нелегального торговца ежедневно продолжали брать деньги за то, что не забирают его вместе с товаром в отделение милиции.

Таким образом, раз появилась легальная, удостоверенная Указом президента свобода торговли – значит, исчезала еще одна должность, или, точней, еще одно нелегальное теплое местечко: должность своего рода сборщика дани, как в Римской империи, появившаяся в конце Перестройки, при первых ласточках свободной торговли – тогда еще нелегальной…

32. О наживе, спекуляции и немножко о русском языке

Богатство, деньги – самый лучший оселок для человека. Патриотизм, смелая гордость, открытая речь, храбрость на поле битвы, услужливая готовность одолжить – все это легко встретить, – но человека, который бы твердо сочетал свою честь с практикой так, чтобы не качнуться на сторону 1000 душ или полумиллиона денег – трудно.

А. Герцен. Дневник 1844 г.

«Наши», то есть бывшие советские люди, выросли на привычно отрицательном отношении к тому, кого называли спекулянтом, и к спекуляции. Что такое спекуляция? Это «скупка и перепродажа товаров или иных предметов с целью получения прибыли». В других словарях – «с целью получения наживы». А наживать, наживаться – дело плохое. Или очень плохое. И увидим еще в дальнейших главах, как оно могло оказаться в глазах советской власти заслуживающим не более и не менее как смерти.

Из личных воспоминаний. Когда вышел указ о свободе торговли, в подземном переходе моей станции метро «Беляево» появилась симпатичная аккуратная старушка. Каждый вечер, когда в двенадцатом часу ночи я возвращалась из библиотеки, она торговала одним-единственным товаром – моими любимыми батонами, стоившими когда-то 13 копеек. Не помню, сколько они стоили тогда, в начале 1992-го; старушка, естественно, продавала их немножко дороже магазинной цены. И это для многих оказалось совершенно неестественным. Бедную старушку ежевечерне поносили последними словами. Размахивая перед ее носом руками, возмущенно кричали, как же ей не стыдно спекулировать, что во-он в том магазине эти батоны стоят на сколько-то копеек дешевле.

Сначала я пробовала увещевать людей:

– Так ведь она вам не мешает покупать в магазине! Идите и покупайте по более подходящей вам цене. А она берет свою цену за то, что принесла эти батоны сюда, где я могу, не теряя времени, купить их на бегу. Тем более, что когда я возвращаюсь домой, магазин уже закрыт! Она берет свою наценку за то, что облегчает мне жизнь.

Мои логические доводы отлетали, как от стенки горох. Я поняла, что здесь работает не разум, а прочно укоренившиеся стереотипы советской этики: любая перепродажа с выгодой для себя – спекуляция, спекулировать – плохо и даже преступно.

Именно тогда, когда стала восстанавливаться свобода торговли, а за ней – и частная собственность, стало очевидным то разрушение, которому подверглась в течение семидесяти с лишком лет российской жизни многовековая система простейших понятий, связанных с деньгами и с собственностью.

Даже не на обломках этой системы – нет, на пустом месте, где когда-то лежали обломки, – происходило в начале 90-х в России восстановление института частной собственности. Понятно, что оно принимало (и до сих пор то и дело, увы, принимает) уродливые формы. Неожиданно руководитель чего-либо получал вдруг в руки такие деньги, которые он, во-первых, никогда раньше не держал в руках. А во-вторых – это были не советские бумажки (недаром назывались они «дензнаки» – так сказать, знаки денег), а реальные деньги, на которые можно что хочешь купить (без многомесячных очередей, номеров в списках и тому подобных советских обычаев). А то и вовсе – взять да и поехать в отпуск в Испанию! О чем он раньше и мечтать не мог, что, надеюсь, уже известно и понятно юным читателям моей книжки.

И не надо ему теперь для этого проходить комиссию в райкоме партии по месту работы – комиссию, состоящую из членов правящей партии на пенсии, которые строго будут требовать, чтобы собравшийся за границу назвал имя генерального секретаря компартии Испании,

Венесуэлы, Гондураса или США. (И это совсем не анекдот, а советская реальность.)

Десятилетия без частной собственности и реальных денег превратили большую часть населения в подобие выпускников детдома. Те, как известно, выйдя в мир, не знают, как обращаться с деньгами: до 16-ти лет находились на казенном коште и своих денег не имели.

И в сознании бывших советских людей все, что связано с частной собственностью, оказалось многократно заклеймено – в годы их детства, отрочества, юности, зрелости… Ленин стремился именно к этому – и цели достиг.

С 1947 года сколько поколений затвердило чеканный стих Маршака – его «Быль-небылицу. Разговор в парадном подъезде»?

…КапиталСвоей он дочке завещал —Три миллиона ровно.На эти деньги лет пятьсотПрожить без горя и заботМогла Адель Петровна…

Идея дочернего вложения денег в отцовское производство не рассматривается. Предполагается, как видим, не приумножение капитала, а исключительно его проживание. Поэтому сама идея богатого наследства приобретает нарочитые черты абсурдности: ну кто ж это надеется пятьсот лет прожить?..

Первые для многих (уж точно – для детских лет ваших бабушек и дедушек) уроки политической экономии социализма… Какие звонкие, легко укладывающиеся в детскую память строки! В память тех, кто родился и жил в стране, уничтожившей частную собственность.

…А дети продали завод,Затон и пароходы…

– Да что вы, дедушка! ЗаводНельзя продать на рынке,Завод – не кресло, не комод,Не шляпа, не ботинки!

– <…> Всё продавали господа:Дома, леса, усадьбы,Дороги, рельсы, поезда —Лишь выгодно продать бы!

Ну, не мерзавцы ли эти «господа»? (В советское время слово «господа» имело весьма плохую репутацию – оно уже не было обычным обращением, как до Октября 1917 года и после Августа 1991-го). Подумать только – выгоды искали!

…Купец Багров имел затонИ рыбные заводы.Гонял до Астрахани онПо Волге пароходы.

Он не ходил, старик Багров,На этих пароходах,И не ловил он осетровВ привольных волжских водах.

Его плоты сплавлял народ,Его баржи́ тянул народ,А он подсчитывал доходОт всей своей флотилииИ самый крупный пароходНазвал своей фамилией.

Подумать только – сам не ходил на пароходах, купленных на его деньги, не стоял у штурвала, не бросал уголь в топку – а посмел назвать собственный пароход своей фамилией!..

Маршак с детства нам азбучно просто объяснял: разве ж это работа – доход подсчитывать? И мы начинали думать – и правда…

А доход – понятие в советское время вообще очень сомнительное. Недаром в Словаре Ушакова среди немногих примеров на это слово значатся «нетрудовые доходы». «Доход» и «выгода» – явно плохие вещи (И опять напомню – Адам Смит в середине XVIII века думал об этом совсем иначе…).

А «нажива», между прочим, в русском языке не всегда означала непременно что-то плохое или очень плохое. Когда-то звучало это слово иначе. С XI по XVII века нажив на Руси – это то, что нажито, приобретено, нажитое имущество. Было еще слово нажиток – к значению добавляется прибыль, доход. Заметим – никакого плохого оттенка еще нет!

Правда, среди примеров в словаре старого русского языка – некий торговый немчин, пуская в дело не отданный своевременно долг, кредитора Кузмы животом владеет, промышляет торговым промыслом, себе большие нажитки нажил; а ево учинил бес промыслу – то есть оставил ни с чем. Но на само слово нажитки эти действия пронырливого немчина (немца или вообще иностранца) тени не бросают.