Зумана - Е. Кочешкова

Шут тихонько рассмеялся, одними глазами.

— Я познакомлю вас… Обязательно… Только не тряси меня так, я сломаюсь, — он показал королю язык и устало привалился к его плечу.

12

— Ах ты… вино кончилось! Подожди, я сейчас велю подать! — Руальд метался по всему кабинету, хватаясь за каждый предмет, просто чтобы заново ощутить, как послушна стала ему рука.

— Не… — тихонько рассмеялся Шут из своего кресла, в котором мужественно боролся со сном. — Не надо. Это плохо кончится. Я и так уже хлебнул немного…

— Почему? — король воззрился на него в удивлении. — С каких пор ты не жалуешь славное ферестрийское?

— С тех самых, когда нагрубил тебе в подземелье Брингалина… Помнишь? Ну вот… То… что я делал сейчас и вино — вещи плохо совместимые, — Шут не стал поминать магию. Как знать, где тут еще слуховые оконца скрываются? Какие слова короля и его гостя могут стать добычей чужих ушей. Подумав об этом, он сразу же стал серьезен. — Руальд… ты до сих пор не спросил ничего… — лицо короля затвердело, Шут коснулся самого больного. — Мне есть, о чем тебе рассказать. Но… не здесь. Давай… давай пойдем в сад.

Когда они вышли в гостиную, Шут понял, что еще вовсе не вечер, как ему стало казаться в наглухо зашторенном кабинете. В укрытом от всех посторонних глаз королевском палисаде было ясно и солнечно. Слепя глаза, ярко блестел никем не тронутый за всю зиму снег. Некому было его трогать… степная колдунья больше не танцевала под луной.

Наверное, Руальд тоже подумал об этом, потому как лицо его затвердело еще сильней, а глаза подернулись льдом.

Убедившись, что они отошли достаточно далеко ото всех стен, Шут взял друга за руку и тихо, но очень уверенно произнес:

— Руальд, он жив. Мальчик, сын Нар — он жив, — пальцы короля дрогнули, но в глазах отразилось все то же неверие. Страх обрести надежду. — Это правда. Правда! Он здесь… в Золотой.

Король выдернул свою ладонь из его руки. Он стиснул лицо и осел на колени, прямо в снег. Шут с болью смотрел, как сотрясается в плаче этот сильный, такой сильный прежде человек.

— Где он? — хрипло простонал Руальд. — Где он?! — этот крик разнесся, наверное по всему Чертогу.

— Идем, — Шут снова вцепился в локоть короля и потащил его к гостиной, — Вели седлать лошадей, это на самой окраине, — он говорил торопливо, боясь, вдруг Руальд снова вдруг разуверится в своем счастье. — Я не стал брать его с собой, потому что… потому что мало ли… могли ведь меня и остановить…

Но Руальд уже не слышал его. С грохотом ворвавшись в свои покои, заорал во все горло:

— Лукс! Коня мне! — почти сразу же в гостиной возник испуганный камердинер с выпученными от изумления глазами. Увидев, как король неистово размахивает обеими руками, а за полу его плаща цепляется какой-то замызганный проходимец, бедняга лакей еще больше выкатил свои и без того круглые гляделки и ринулся прочь — выполнять указание.

— Пат! — Руальд обернулся к Шуту и схватил его за плечи. — Где ты нашел его? Как?

— Да это долгая история, — в отличие от полыхающего, как факел, короля, Шут едва держался на ногах. И больше всего ему хотелось свалиться да уснуть. И не думать о том, что на самом деле эта ложь оказалась слишком тяжелой. О том, что Руальда вернул к жизни обман. О том, что язык так и не повернулся назвать Фарра сыном короля. — Да не волнуйся ты так, всех слуг распугаешь. Никуда он теперь не денется. Когда я нашел твоего… наследника, с ним не было ни одного из тех людей, которые похитили мальчика. Его просто… бросили судьбе на потеху… А какая-то безумная нищенка подобрала. Случайная женщина… Я думаю, никто из тех людей, замысливших это преступление, не знает, что ребенок здесь.

— С кем ты его оставил? — Руальд наматывал круги по гостиной, как шальной от свежего следа гончий пес.

— А… это надежные люди.

— Хорошо. Идем! Коня седлать недолго, уж небось все готово!

Он быстро зашагал через анфилады комнат к парадной лестнице. Шут едва поспевал следом.

— Постой… постой Руальд… — внезапно ему стало совсем плохо. Шут сбился с шага и, покачнувшись, привалился к стене. Скосив глаза на раздраженного остановкой короля, пытался отдышаться и унять головокружение, вместе с тошнотой подступившее к самому горлу. — Что-то мне… худо совсем.

Похоже король испугался. Заметался, разрываясь между желанием скорее увидеть сына и страхом за Шута.

— Да что с тобой, — подскочил, ухватил за плечи. — Патрик! Ты бледный, как смерть!

— Это… это нестрашно… это пройдет сейчас. Просто устал… сильно… — Шут вдохнул поглубже и хотел уже идти дальше, как вдруг невыразимый страх, словно удар под ребра, настиг его и заставил ноги подкоситься.

Как тогда в лабиринте, когда он почувствовал засаду.

Только еще хуже.

Крики… ужас… боль…

— Нет! — Шут забился в Руальдовых руках. — Нет!

— Патрик! Что с тобой? — король испуганно уставился в распахнутые безумным страхом глаза Шута. — Тебе плохо? Где больно, Пат? Где? — он заоглядывался по сторонам: — Лекаря! Лекаря сюда!

— Не… Не… надо лекаря… — Шут едва мог говорить, он вцепился в рукав друга и с трудом поднялся на дрожащих ногах. — Это не со мной плохо… Альда… мальчик, они… они там… нашли…

— О чем ты? — голос короля дрогнул. Он уже все понял, только не хотел верить.

— На них напали, — Шут закрыл лицо руками, пытаясь понять, увидеть… — Я не знаю! — воскликнул он в отчаянии. — Не знаю, что случилось! Надо туда! Скорее! Мы должны успеть!

…Но они опоздали.

Шут понял это, едва только могучий королевский конь ворвался в ворота постоялого двора.

Люди… много людей, встревоженные крики, чьи-то причитания…

Короля узнали. Расступились в стороны, освобождая проход к дому. Двери стояли нараспашку…

Шут первым вывалился из седла. Ринулся внутрь, расталкивая тех, кто не успел отойти.

— Кайза! Элея! — неотвратимость беды зависла лезвием гильотины. Он думал добежать до комнаты, но не пришлось…

Хирга лежал на полу посреди коридора на верхнем этаже.

Рядом с ним, привалившись к стене, сидел шаман. Глаза его были закрыты, но грудь поднималась и опадала. Он был жив.

В отличие от мальчишки…

— Нет… О нет… — Шут упал на колени рядом с маленьким оруженосцем, — нет, нет! Нет!

Хирга лежал лицом вниз, черные волосы слиплись от крови, из-под лопатки хищно торчало зазубренное острие арбалетной стрелы. Кровь еще не обсохла на нем и влажно блестела — алая на темной стали… и это было так страшно, так неправильно, что Шут не мог поверить. Ему казалось, это дурной сон, хмельное видение, морок…

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});