Птичка на тонкой ветке - Феликс Петрович Эльдемуров

спросила:

— Господин герольд! Я вот всё хотела спросить у господина де Трайнака… На вас такие красивые гербы и эмблемы… наверное, ваш господин — знатного рода…

— О да! — важно отвечал герольд, опуская пергамент, — это очень древний и славный род!

— А эти милые зверюшки наверху — наверное, кошечки?

— О нет, что вы! Это львы!

— А эти столбики внизу — наверное, это городские стены?

— Это изображение горностайного меха, сударыня! Сеньор де Трайнак…

— Ой, а можно я возьму у вас этот пергамент? На память!

— Хорошо, сударыня, я не против, но я также не буду против, если вы немного поторопитесь. Вы можете взять с собой охрану и свиту, если вам угодно, но не более двух человек. Ваше величество будет сопровождать особая свита…

— Ой, как интересно! Тогда, я, наверное, поеду вообще одна… Хорошо, хорошо, я сейчас, сейчас, только не уезжайте, прошу вас!

Всадники переглянулись. Один из них недвусмысленно присвистнул… и все заулыбались. А она скрылась у себя в шатре, куда следом за нею вошёл взволнованный Тинч.

— Вот что, Тинчи, — быстро проговорила она, перебирая в пальцах чётки. — Сразу после моего отъезда, ты пошлёшь гонца к де Трайнаку. Пускай ему передадут этот пергамент и скажут, что с его вестником случилась беда… Погоди, не перебивай. Этот гонец — не герольд. На груди его — рог, но он не трубит, а в геральдике не смыслит нисколечко.

— Ты с ума сошла! Ты собираешься ехать с ними? Я разбужу командора!..

— Совсем не надо… Пусть спит. Я поеду одна.

— Но…

— Тинчи! Пожалуйста, не порть мне представления!!!

И она зыркнула на него безумными глазами Ассамато… Или, быть может, Тайры, той самой девушки, которую Тинч знал, когда та еще не была королевой…

— Лучше помоги собраться. Они рассчитывают поймать меня в западню? Не позавидую я охотникам, надумавшим затравить такую дичь!..

— Что это за сумки у вас сзади под мантией, ваше величество? — подозрительно спросил "герольд", когда они проезжали по главной дороге рыцарского городка.

— А что, они так портят мою внешность?

— Ну-у…

— Ой, там у меня всё необходимое, а также я захватила мешочки с мелкой монетой. Должна же я что-то бросать в толпу, которая будет меня приветствовать! Надеюсь, это не нарушает установленных правил?

— Ну… не нарушает, конечно, это даже к лучшему… Вы вольны поступать как знаете… А что это за чётки я вижу у вас в руках?

— Ой, а скажите, меня будут осыпать цветами?!. - уходя от ответа, с видимой беззаботностью перебила его та, которую когда-то, в кентаврьем племени, подруги величали титулом "фералис", "смертоносная"… — Ой, а поэты будут петь для меня стихи? А колокола? А музыка? Вы знаете, я так люблю восточную музыку, я от неё в восторге!..

Мнимый герольд (только что назвавший львят львами и не отличающий условное изображение беличьего меха от меха горностая) не успевал открывать рот, а она задавала всё новые и новые вопросы, а когда вопросы были исчерпаны, она пошла по второму кругу:

— Да, я забыла у вас спросить: цветы… я так люблю цветы… меня будут осыпать цветами?..

— Осыплют, осыплют, можете не волноваться, — отвечал с усмешкою тот, перемигиваясь с приятелями.

Так, в такой непринуждённой беседе, они, следуя вдоль городской стены, доскакали до западных ворот. Сопровождающие предъявили страже условный значок, и они углубились в город…

2

— Ой, а почему мы едем не по главной улице? И где, в конце концов, моя свита? Вы же обещали!.. Ой, скажите, а вы находите меня красивой?

— Я?.. — спросил командир отряда, внутренне торжествуя, потому что, следуя по грязной полутёмной улочке, они уже почти приблизились к месту назначения. — Вы так прекрасны и нежны своей шелковистой кожей, ваше величество! Точь-в-точь, как породистая английская свинья моего папаши!

— Га-га-га! — подкрепили это мнение сопровождающие.

— Ой, а скажите, а ваши свиньи…

Но она не успела досказать своего вопроса, потому что из-за угла ближайшего дома появился человек в плаще с капюшоном и схватил Июльку под уздцы.

— Я очень прошу вас, сойдите на землю, сударыня.

— Ой, я сейчас, надеюсь, вы мне поможете… Так вот, насчёт свиней… Скажите, а чем их погоняют, бичом или просто палкой?

— Я не шучу, сударыня! Сойдите на землю, и вам не причинят вреда!

Исидора быстро оглянулась… Из переулка показались ещё двое, вооружённые копьями, за ними ещё один, вооружённый арбалетом.

Вспомнился рассказ Тинча и Пикуса о путешествии в катакомбы.

Переулки у западных ворот…

Ага! Ну, нет! Не причащаться вам моею кровушкой!

— Щелк-щелк!.. — тихо сложились в её пальцах чётки, превратившись в хлыст…

— Ах, ну что вы меня торопите, и вообще, предложили бы помощь даме… — с удовольствием и нарастающей яростью продолжала играть она.

— Анри, помоги даме сойти на землю…

— А вы знаете, наверное, всё-таки бичом! — только и произнесла Исидора, когда человек в одежде герольда, соскочив с коня, протянул к ней руки.

— В-вжик, в-вжик! — это дважды свистнул в воздухе хлыст…

— Ш-шик! — это просвистел дротик и человек с арбалетом повалился навзничь, схватившись за горло. Его стрела ушла в небо.

— Ш-шик! Ш-шик! Ш-шик! — и, ещё раз, — ш-шик!

Лже-герольд попятился, беспомощно хлопая глазами и тут же получил удар своим собственным коротким мечом по голове. Человек в плаще отпустил Июлькин повод и, откинув капюшон, также попятился…

А Исидора, легко подхватив с земли пику одного из всадников, уже высилась над ним как Немезида из древнегреческих мифов.

— Я вас почти не знаю, сударь, — с не предвещающим ничего хорошего холодком в голосе сказала принцесса. — Но если вы попробуете хотя бы прикоснуться к оружию, я покажу вам как колют свиней у меня на родине.

Констан де Борн и так не мог пошевелиться. Весь его отряд растаял за несколько мгновений, а возле горла маячило острие пики.

— Очень жаль, сэр рыцарь, что мы не можем встретиться с вами на арене. Сколько бы сволочи вы ни привели с собой, у меня в колчане всегда будет достаточно аргументов против. Итак, отвечайте прямо и честно: что вы задумали?

— С-сеньора Гвискарда де Божё… если бы вы вдруг пропали… её назначил бы король…

— На моё место?

— Д-да…

— И только в силу этой глупой причины вы решили организовать моё похищение? — произнесла она, глядя на него с тем выражением одновременно презрения и любопытства, с которым домохозяйка глядит на таракана, готовясь прибить его шлёпанцем.

Пика чуть двинулась вперёд и уколола его меж кадыком и воротом.

— К сожалению, я плохо знаю этот город, — с тем же ленивым спокойствием, как будто речь шла о самых обычных, повседневных