Моральное животное - Роберт Райт

Примечательно, что Милль не описывал это давление где-нибудь в его основном тексте его книги «Утилитаризм». Через несколько дюжин страниц после обозрения всеобщей любви, проповедовавшейся Иисусом, он подтвердил принцип "воздаяния каждому по заслугам, то есть добро за добро, и зло за зло". Эти тезисы противоречивы: с одной стороны — "поступай с другими так, как хотел бы, чтобы поступали с тобой", с другой — "поступай с другими так, как они поступили с тобой". Также противоречивы высказывания: с одной стороны: — "возлюби своего врага" или "подставь другую щёку", и с другой — "глаз за глаз, зуб за зуб".

Наверное, Милля можно извинить за его благородный взгляд на чувство справедливости — регулятора взаимного альтруизма. Как мы уже отметили, механизм взаимного альтруизма с прагматической точки зрения — настоящая эволюционная находка, выдавая устойчивый поток TIT FOR TAT-ов, он раздаёт кнуты и пряники, держащие людей в контакте с потребностями других. Поскольку природа человека эволюционировала вовсе не для подъёма благосостояния сообщества, то эта работа для него вполне благородна — плоды ненулевой суммы пожинаются в немалом количестве.

Однако благодарность карательному импульсу за его услуги по возданию должного — это не то же самое, что благодарность ему за пролитый свет. Безотносительно к его практической ценности нет причин полагать, что присущее чувство правосудия — ощущение, что люди заслуживают наказания, что их страдание — хорошая вещь сама по себе и отражает более высокую истину. Новая дарвинистская парадигма показывает, что смысл справедливости, окружающей возмездие, — это простая генетическая целесообразность, и может быть соответственно извращён. Это разоблачение было частью базиса для моего предположения (в предыдущей главе) о том, что новая парадигма будет способствовать росту сострадательности у людей.

С точки зрения современного дарвинизма имеется вторая веская причина полагать сомнительной идею карающего наказания. Эволюционная психология претендует на наиболее верные пути полного объяснения человеческого поведения, как хорошего, так и плохого, и основных психологических состояний: любви, ненависти, жадности и так далее. Знать же всё значит простить всё. Раз уж вы видите силы, управляющие поведением, то порицать человека, ведущего себя так, уже тяжелее.

Это не имеет никакого отношения к предположительно «правой» доктрине про "генетический детерминизм". Прежде всего, вопрос о моральной ответственности не имеет никакого исключительного идеологического характера. Хотя кого-нибудь из крайне правых может заинтриговать утверждение, что бизнесмены не могут не эксплуатировать своих рабочих, но вряд ли они были бы столь же счастливы услышать, что преступники не могут не совершать преступления. Ни "моральное большинство" толкователей Библии, ни феминистки в особенности, не хотят слышать, когда мужчины-бабники говорят, что они — рабы своих гормонов.

Если ближе к сути, то фраза "генетический детерминизм" источает невежество о сущности нового дарвинизма. Ибо мы увидели то, что все мы (включая Дарвина) — жертвы не генов, а генов и окружающей среды вместе взятых — рукояток и их настроек.

Но снова, жертва — это жертва. У музыкальной стереосистемы нет иных возможностей настройки, чем посредством рукояток и кнопок, с которыми она была создана; безотносительно к важности, которую вы придаёте этим двум факторам, нет смысла полагать, что стереосистему нужно винить в её музыке. Другими словами, хотя опасения "генетического детерминизма" 1970-х годов были необоснованны, опасения «детерминизма» как такового необоснованны не были. С одной стороны, это хорошие новости: больше оснований сомневаться в импульсах порицания и осуждения, расширять наше сострадание за естественные границы родственников и друзей. С другой, это плохие новости: эти философски валидные усилия имеют некоторые пагубные эффекты для реального мира. Короче, ситуация запутанная.

Конечно, вы можете спорить с утверждением, что все мы образуем дугу — ручки и настройки, гены и среда. Вы можете настаивать, что есть кое-что… кое-что ещё. Но если вы попробуете визуализировать форму этого кое-чего или ясно его сформулировать, то вы найдёте задачу невозможной; любая сила, которую вы бы ни привлекали, кроме генов и среды, находится вне физической действительности, как мы её воспринимаем. Она бы находилась вне пределов[94] науки.

Это, конечно, не означает, что этого кое-чего не существует. Наука не может говорить обо всём. Но практически все, с обеих сторон социобиологических дебатов 1970-х годов, утверждали, что радеют за науку. Антропологи и психологи, жаловавшиеся на "генетический детерминизм" социобиологии, смотрелись очень иронично. Правящая тогда философия социальных наук была, как выражались антропологи, "культурным детерминизмом" или, как выражались психологи, "детерминизмом среды". И когда дело доходит до свободы воли и, следовательно, порицания и доверия, детерминизм остаётся детерминизмом. Как отметил Ричард Докинз, "безотносительно взгляда каждого на вопрос о детерминизме добавление слова «генетический» ничего не меняет".

Диагноз Дарвина

Дарвин видел всё это. Он не знал ничего про гены, но он, конечно, знал о концепции наследственности и был учёным-материалистом; он не думал, что необходимы какие-то нефизические силы, чтобы объяснить человеческое поведение или что-то ещё в естественном мире. Он видел, что всё поведение вследствие этого должно свестись к наследственности и влиянию среды. "Кто-то сомневается в существовании свободы воли", — написал он в своих записных книжках: "Потому что "каждое действие, определено наследственностью [sic] и конституцией, примером других или обучением".

Более того, Дарвин видел, что эти силы оказывают совместный эффект, определяя физическую «организацию» человека, которая в свою очередь определяет мысли, чувства и поведение. "Моё желание улучшить мой характер не возникло ниоткуда, кроме организации", — спросил он в своей записной книжке. "На эту организацию, возможно, воздействовали и обстоятельства, и образование, и выбор, который в то время организация позволила мне желать".

Здесь Дарвин доказывает положение, которое даже сегодня часто не осознаётся: всякое влияние на поведение человека, как унаследованное, так и сформированное средой, обусловлено биологически. Вне зависимости от комбинации факторов, придавшей вашему мозгу именно ту физическую организацию, которая имеет место в данный момент (гены, обстановка детства, восприятие вами первой половины этого предложения), именно ваша физическая организация определяет то, как вы отреагируете на вторую половину этого предложения. Даже притом, что термин "генетический детерминизм" — это заблуждение, термин "биологический детерминизм" — нет, по крайней мере, не должен так восприниматься, если люди осознают, что это не синоним генетического детерминизма. И опять же, если они это осознали, то они должны осознать, что слово «биологический» можно пропустить без всякой потери чего бы то ни было. В том смысле, в котором E.O.Уилсон — "биологический детерминист", в том же самом смысле и В.Ф.Скиннер был "биологическим детерминистом", что означает, что он был детерминистом. Эволюционная психология является "биологическим детерминизмом" в том же смысле, в котором и вся психология является "биологическим детерминизмом".

Но если всё поведение определено, то почему же мы «ощущаем» себя свободными в выборе? У Дарвина на это было поразительное, как будто из двадцатого века, объяснение: сознательная часть нашего мозга не посвящена в детали мотивационной деятельности. "Общее заблуждение насчёт очевидности доброй воли вытекает из того, что человек действительно волен в своих действиях, но он редко когда может проанализировать их мотивы (изначально, главным образом, ИНСТИНКТИВНЫЕ, а поэтому требующие больших усилий рассудка для обнаружения их, это важное объяснение) и потому думает, что у него их нет вовсе".

Неизвестно, подозревал ли Дарвин о том, что предполагает новый дарвинизм, что некоторые из наших мотивом скрыты от нас не случайно, а в соответствии с проектом, дабы мы могли убедительно поступать так, как будто этих мотивов и в самом деле нет, говоря шире, "иллюзия свободы воли" вполне может быть адаптацией. Однако он осознал базовую идею: свобода воли — иллюзия, возникшая у нас в ходе эволюции. Все поступки, которые мы обычно порицаем или восславляем, от убийства и воровства до чрезвычайной викторианской вежливости Дарвина, это не результат выбора, сделанного неким нематериальным «Я», а физической потребности. Дарвин писал в своих заметках: "Этот взгляд должен учить лишь полному смирению; никто не заслуживает никакого доверия ни на что". "Но также никто не должен порицать никого". Здесь Дарвин нашёл наиболее гуманное научное понимание всего, и в то же время, одно из наиболее опасных.