Оковы страсти - Розмари Роджерс

— Официального? Тогда такое уведомление всеми ожидается. И я вовсе не слушаю сплетен, это Чарльз сказал мне об этом…

— Чарльз? Если вы послушаете совета старого друга, то такое фамильярное употребление первого имени Диринга может быть неправильно истолковано и теми, кто распространяет сплетни, и теми, кто любит спорить по поводу точнейшего соблюдения любых условностей. — Он говорил все это саркастическим тоном, медленно растягивая слова… Алекса вспыхнула, откинула назад голову и смерила его уничтожающим взором.

— Ваш совет, лорд Эмбри, и бессмыслен, и непрошен, уверяю вас! И вы отнюдь не являетесь моим старым другом. Все это просто верх лицемерия!

— Прошу прощения, леди Трэйверс. Я имел в виду только избавить вас от затруднений, которые вы бы могли почувствовать, если бы вместо слова «друг» я употребил слово «любовник». — Его улыбка напомнила Алексе тигра, оскаливающего зубы. — Как вы считаете, Чарльз понимает достаточно много?

— А это вас почему-либо заботит? — иронизируя, сквозь зубы произнесла Алекса и, холодно взглянув на него, добавила: — В самом деле, милорд, я отказываюсь понимать этот оскорбительный намек на фамильярность, которая с вашей стороны основана лишь на самом поверхностном знакомстве, хотя вы и надеетесь испугать меня или угрожать мне по каким-то совершенно непонятным причинам. Ну а теперь, наконец, вы позволите мне присоединиться к моим друзьям?

— Я уверен, что мистер Джарвис и его жена не уедут без тебя, лицемерка! А если ты будешь продолжать свои бесполезные попытки убежать от меня, то, смею тебя уверить, только обратишь на себя всеобщее внимание и окажешься в глупом положении.

— Ты… ты!..

— Спокойнее, леди Трэйверс. Вас могут услышать те, кто не знает вас так же хорошо, как я.

На этот раз Алекса послушалась его совета, но, понизив голос, продолжала столь же яростно:

— Ты наконец прекратишь меня так обнимать? И запомни: мы с тобой только знакомы. А если бы ты был моим другом, то не принуждал бы меня к этому танцу!

— Моя дорогая резвая нимфа, ты уже напоминаешь мне, что я не твой друг! А я все-таки питаю определенную надежду, что ради себя самой, между прочим, ты не позволишь слишком многим твоим знакомым те вольности, к которым вынуждала меня.

— Вынуждала тебя? Почему…

Виконт Эмбри заговорил ровным, спокойным и достаточно громким голосом, чтобы его могли услышать танцующие пары, которые находились поблизости:

— Ну а теперь позвольте мне проводить вас в парк, леди Трэйверс. Я уверен, что свежий воздух позволит вам восстановить силы, а головокружение пройдет само собой. Вы также сможете полюбоваться на фонтаны, когда они будут иллюминированы… — Улыбнувшись в ответ на ее враждебность, он добавил более мягким тоном: — Возможно, они смогут напомнить вам Рим! Если ты не пойдешь со мной добровольно, тогда я буду вынужден вынести тебя, сага. Черт меня подери, если я хочу давать повод для сплетен, но в твоем случае…

Ей не нужно было это едкое замечание о том, что он все прекрасно помнит и что именно она, как женщина, будет обесчещена, если он воплотит в жизнь свою угрозу. В этом случае она мгновенно утратит все завоеванные ею с таким трудом и предусмотрительностью позиции. Черт бы его подрал! Алекса доблестно пыталась сохранить хладнокровие, вместо того чтобы взорваться от ярости. Если ей только удастся собраться с мыслями и понять, чего он от нее добивается и насколько опасны его угрозы… Но в любом случае нельзя позволить ему вообразить, что она его боится!

Оранжерея выходила на крытую террасу, в одном конце которой находилась лестница, ведущая в парк с его аллеями, обсаженными кустарниками, травянистыми лужайками и тенистыми деревьями. Тропинки вели в небольшие рощи, среди которых находились фонтаны, извергающие воду в белые водоемы или мраморные бельведеры, окруженные миниатюрными рвами с водой, через которые были переброшены элегантные деревянные мосты. В любое другое время да еще в другой компании Алекса получила бы истинное наслаждение от всех этих чудес, о которых она так много слышала, но сейчас она не ощущала ничего, кроме тревоги. Причем сначала она вздохнула с облегчением, увидев, как много людей находится на этой небольшой террасе, но затем это чувство исчезло, поскольку ее фактически вынудили сойти вниз по ступеням, а затем повлекли по извилистым тропинкам вдоль рядов кустарника, причем весь путь освещался только тусклыми фонарями, развешанными на деревьях.

— На нас все смотрят и Бог знает, что они при этом думают! Почему ты не остановишься, я не могу идти так же быстро и… Ты не смеешь тащить меня дальше, я не хочу никуда идти! Ты меня слышишь?

Куда он ее вел? Он, должно быть, совсем сошел с ума, да и она тоже, если позволила ему запугать себя угрозами. Алекса стала задыхаться от быстрой ходьбы и уже почти лишилась дара речи, когда он наконец остановился, заставив ее пройти по сырой траве, которая наверняка погубит ее тонкие бальные туфельки и испортит подол платья. И здесь было совсем темно и не было даже тех редких фонарей, которые висели вдоль тропинок.

К этому моменту она уже изнемогала настолько, что могла бы упасть, если бы он не продолжал поддерживать ее под руку, так же как и когда вел по террасе, а затем через весь парк. Когда можно было не опасаться любопытствующих взоров, он обнял ее за талию. Но зачем он все это делает? Зачем притащил ее сюда, буквально на глазах у всех, если собирается жениться на Элен? Ведь такие вещи нельзя проделывать безнаказанно, да еще прямо под ее высокомерным носом! Если она разузнает об этом, то никогда не согласится выйти за него замуж!

Возможно, что именно поток этих беспорядочных мыслей, переполнявших ее мозг безответными вопросами, и оказался своеобразным препятствием на пути того безволия, которому она поддалась прежде.

Она, должно быть, прижалась к нему от слабости, чисто инстинктивно ища поддержки, чуть позднее с удивлением думала Алекса. Зачем бы еще она вцепилась в его плечи? Ее губы горели от той животной жестокости его поцелуев, которыми он впивался в них, а ее груди болели и трепетали — так бурно он стискивал их своими руками. И все это она ему позволила! Когда к ней вернулась способность трезво соображать, она сняла руки с его плеч и, сжав пальцы в кулаки, ударила его, прежде чем он успел поймать ее за запястья и завести их ей за спину; пытаясь притянуть к себе ее напрягшееся, сопротивляющееся тело и не обращая внимания на бешеные требования немедленно освободить ее, иначе она будет… она будет…

— Неужели у тебя действительно хватит мужества закричать, чтобы сюда сбежались все любопытные? — с интересом спросил он, прижимая ее еще плотнее, словно ему доставляла удовольствие ее беспомощная борьба в попытках освободиться. — А что ты им скажешь, интересно узнать? — И затем, словно для того, чтобы раздразнить ее еще больше, Николас наклонил голову и стал покрывать ее лицо легкими, насмешливыми поцелуями, несмотря на все ее усилия отвернуть лицо и отдернуть голову назад.