Голос земли. Легендарный бестселлер десятилетия о сокровенных знаниях индейских племен, научных исследованиях и мистической связи человека с природой - Робин Уолл Киммерер

возродить реликтовый лес».

Но его амбициозные планы простирались далеко за пределы физического восстановления. «Важно совмещать возрождение леса с выстраиванием взаимоотношений с землей и ее обитателями», – писал Франц. Имея дело с землей, он отмечал все возрастающую привязанность, которая возникала между ними: «Было ощущение, словно я обрел потерянную часть себя».

Помимо сада из фруктовых деревьев его целью было построить дом, который воплощал бы в себе самодостаточность и простоту, к которым он стремился. Его мечтой было построить хижину из красного кедра – прекрасного, благоухающего, не подверженного гниению, – из тех бревен, что оставили лесорубы выше на склонах. Это было бы символично. Но после повторной вырубки леса ничего не осталось. Поэтому он был вынужден закупать древесину кедра для постройки дома, пообещав себе, что посадит и вырастит больше кедровых деревьев, «чем было срублено для моего пользования».

Легкая, водоотталкивающая и сладко пахнущая древесина кедра была также любимым строительным материалом коренных жителей тропических лесов. Дома из кедра, сложенные из бревен и досок, стали характерной особенностью этого региона. Древесина раскалывалась так легко, что нужные по размеру доски в умелых руках обламывались без помощи пилы. Иногда под стройматериалы деревья валили, но тес чаще всего делали из упавших деревьев. Удивительно, но Мать-Кедр позволяла получать тес прямо из своих боков. Когда в растущее дерево вбивали ряд камней или оленьих рогов, то длинная доска выпадала из ствола вдоль прорубленной линии. Сама древесина – это мертвая поддерживающая ткань, так что несколько досок, отделенных от ствола, не убьют могучий организм. Эта практика заставляет переосмыслить наше представление о лесопользовании: пиломатериалы можно получать и без убийства дерева.

Но сейчас промышленное лесоводство диктует, каким должен быть ландшафт и как его следует использовать. Чтобы получить в собственность землю в Шотпач-Крик, которая значится как строевой лес, Францу необходимо было зарегистрировать одобренный Департаментом лесного хозяйства план своего нового участка. Он выразил свою обеспокоенность тем, что его земля классифицировалась не как «лесные угодья, а как строевой лес», как будто лесопилка была для дерева единственно возможной судьбой. У Франца был реликтовый образ мышления в мире дугласовых пихт.

Департамент лесного хозяйства штата и Колледж лесного хозяйства при Университете штата Орегон предложили Францу техническую помощь в виде гербицидов для уничтожения кустарника, чтобы потом засадить его участок генетически улучшенными дугласовыми пихтами. Если обеспечить им большое количество света, устранив конкуренцию подлеска, то дугласовы пихты дадут большой объем древесины. Но Франц не хотел древесины. Он хотел просто лес.

«Моя любовь к этим краям вдохновила меня на покупку участка в Шотпаче, – писал он. – Я хотел обустроиться прямо здесь, хоть у меня и не было никаких идей относительно того, с чего начать. Любить землю – еще не все. Мы должны найти способ исцелить ее». Если бы он использовал гербициды, то единственным деревом, которое могло бы выдержать этот химический дождь, была бы дугласова пихта. А он хотел, чтобы присутствовали все виды лесных растений. И он поклялся избавиться от кустарника вручную.

Обычно посадка строевого леса – изнурительный труд. Приезжают лесопосадочные бригады, продвигаясь боком по крутым склонам с набитыми саженцами мешками. Отступи шесть футов, посади в лунку саженец, засыпь землей и утрамбуй. Через шесть футов все повтори. Один вид – одна схема посадки. Но в то время еще не было рецепта, как сажать смешанный лес. И тогда Франц обратился за помощью к единственному своему учителю – к самому лесу.

Наблюдая за тем, как росли разные виды на немногих оставшихся участках реликтового леса, он попытался воспроизвести эту модель на своей земле. Дугласовы пихты отправились на открытые солнечные склоны, канадская ель – в тень, а кедр – на слабо освещенную влажную почву. Вместо того чтобы избавиться от молодых деревьев ольхи и крупнолистного клена, как рекомендовали ему хозяйственники, он оставил их продолжать выполнять свою работу по восстановлению земли и сажал под их кроны теневыносливые виды. Каждое дерево было помечено, занесено на карту и заботливо обихожено. Он в одиночку вырубал кустарник, грозящий поглотить остальные растения, до тех пор, пока операция на позвоночнике не заставила его нанять хорошую бригаду.

Со временем Франц стал опытным экологом, разбиравшимся как в специализированной литературе, так и в более тонких и сложных материях, с которыми его познакомил лес. Целью Франца было добиться того, чтобы условия, выдвигаемые реликтовым лесом, совпадали с возможностями, которые предоставляла земля.

Из его дневниковых записей можно понять, что были времена, когда он сомневался в смысле своей работы. Он осознал, что земля в итоге все равно покроется каким-нибудь лесом, независимо от того, будет он карабкаться по холмам с мешком саженцев или нет. Время жизни человека несопоставимо со временем жизни по лесным меркам. Но и время не гарантия появления того реликтового леса, который он себе нарисовал. Когда окружающий ландшафт представляет собой мозаику из постриженных газонов и участков с дугласовыми пихтами, то где гарантия, что природный лес самостоятельно восстановится? Откуда возьмутся семена? Будет ли земля в том состоянии, чтобы принять их?

Этот последний вопрос особенно актуален для возрождения дерева, «дарующего богатство женщинам». Несмотря на его гигантский рост, у кедра крошечные семена, хлопья длиной не больше полудюйма, которые разносит ветер. Четыреста тысяч семян кедра весят всего лишь один фунт. Хорошо, что у взрослых деревьев есть целое тысячелетие, чтобы сеять свои семена. В растительном изобилии реликтовых лесов подобная крупинка жизни почти не имеет шансов породить новое дерево.

И если взрослые деревья могут переносить различные стрессы от воздействий постоянно меняющихся условий, то молодая поросль довольно уязвима. Красный кедр растет медленнее других видов, которые быстро перерастают его и затеняют ему солнце. А после пожара или вырубки леса его практически полностью вытесняют виды, лучше приспособленные к жизни в сухих открытых местах. Но если в привычных для себя условиях красный кедр все-таки выживает, несмотря на то что он самый тенелюбивый из всех западных видов, это дерево все равно просто ждет своего часа, когда ураган или гибель другого дерева пробьет брешь в тени. Получив такую возможность, они карабкаются по этому временному столбу солнечного света, шаг за шагом подбираясь к пологу леса. Однако большинству этого так и не удается сделать. Лесные экологи подсчитали, что наиболее благоприятная возможность для кедров начать свой рост выпадает им, пожалуй, не чаще двух раз за столетие. Так что в Шотпаче естественный процесс реколонизации исключался. Чтобы кедры появились в восстановленном лесу, Францу нужно было посадить их.

Учитывая все особенности красного канадского кедра – медленный рост, слабую конкурентоспособность,