Песнь ста миров - Цзюлу Фэйсян

земле стояла группа людей в черных одеждах, а во главе их был тот самый мужчина, что когда-то загнал ее сюда. Значит, он возглавил клан духов-искусителей…

Вот кто сотворил это. Они выжидали годы и сегодня… явились за местью.

Это она… погубила Жунси.

Человек во главе почувствовал взгляд Бай Гуй и, встретив его, холодно усмехнулся:

– Божество горы Лофушань отличался от других горных божеств. Несколько лет я копил пламя нечистой силы и наконец-то сжег его заживо, но он все равно умудрился защитить перед смертью такое отродье. – Мужчина ухмылялся. – Вот только, похоже, не подумал, что мы вернемся обыскать гору еще раз. Считаешь, без защиты горного божества у тебя получится уйти живой?

Он был прав. У нее не было горного божества для защиты, не было того, кто бы сказал ей: «Ну же, я защищу тебя». В этом мире… больше не было Жунси.

Из-за нее и из-за этого… ненавистного клана!

Спрятав у тела кусочек белого рукава, Бай Гуй медленно зашагала к ним вниз.

– Глава… На ее лице линии…

– Она… Она использовала духовную кость? – Их охватило некоторое смятение. – Он позволил ей стать злым духом!

Бай Гуй не слушала их слов. Ее ногти удлинились, во рту выросли клыки, узоры нечистой силы на лице резко стали отчетливее, а рисунок между бровей, напоминающий пламя, расцвел по всему лбу, точно цветок. Взгляд девушки налился кровью, словно у демона из самой преисподней:

– Пусть я умру, но и вы не надейтесь, что уйдете отсюда живыми!

Наступила ночь. Полная луна заливала выжженную землю после отчаянного сражения, кровавая слякоть под ногами мешала идти.

Все тело Бай Гуй было испачкано в крови, и даже с волос капали красные бусинки. Она достала спрятанный за пазухой кусочек белого рукава, вот только обнаружила, что тот запачкала кровавая ладонь. На ее лице мгновенно отразилась беспомощность, но как бы она ни терла ткань, та становилась только грязнее.

Девушка прекратила попытки и, просто держа лоскут в руках, шаткой походкой двинулась вниз по горе.

Она не знала иного выхода. Единственным, до чего она додумалась, стал храм у горы. Учитель посещал его для поклонения каждый год, а он когда-то был небожителем Девяти Небес…

Бай Гуй склонилась к земле в поклоне перед Буддой:

– Милосердный Будда, божество горы Жунси пожертвовал собой во имя жизни существ этого мира. Прошу, милосердный Будда, спаси его жизнь, и взамен я отдам все. – Она совершила три тысячи поклонов в землю, но Будда остался глух. Девушка простояла перед ним на коленях несколько десятков дней, но не получила ни капли надежды.

И все же Бай Гуй отказывалась уходить, словно уход означал отказ от надежды на возвращение Жунси.

– Не кланяйся.

– Сестрица!

Два оклика и одна бросившаяся к ней фигура отрезвили сознание Бай Гуй.

– Цин Чжуй… – ее голос прозвучал ужасно сипло. – Не мешай, я собираюсь спасти его…

– Сестрица…

– Так ты его не спасешь. – Из-за спины девушки вышел Е Цинъань. Он окинул девушку взглядом, после чего взмахнул рукавом, и позолоченная статуя Будды звонко разбилась. Посреди поднявшейся пыли мертвенно тихое выражение лица Бай Гуй даже не дрогнуло. Оттолкнув Цин Чжуй, она продолжила кланяться в землю.

Сердце Цин Чжуй наполнила скорбь, она схватила Бай Гуй:

– Сестрица, хватит! Ты не спасешь его! Учитель не вернется! Он не вернется!

– Я верну его.

Цин Чжуй затихла, но тут на землю перед Бай Гуй бросили кисть. Необычная энергия предмета притянула ее взгляд, и девушка посмотрела на предмет, а затем на Е Цинъаня.

– Это демоническая вещица, – произнес он. – Она всасывает энергию владельца и способна сделать из могучего злого духа простого человека. Однако у нее есть еще одно применение. Говорят, если собрать сотню одержимостей, то она исполнит одно желание владельца. – Е Цинъань посмотрел на Бай Гуй. – Любое желание.

В глубине ее безжизненного взгляда, казалось, пронесся свет.

Почти мгновенно она схватила кисть с земли:

– Что такое «одержимость»?

– То, что ты чувствуешь сейчас. – Он замолчал на мгновение. – Кисть сама тебя направит.

Направит… к сотне таких же, как она?

Бай Гуй молчала. Этот мир и в самом деле был полон печали.

– Только хорошо все обдумай. Ты наконец-то стала злым духом, обрела бессмертие и огромную мощь. Пока ты будешь использовать кисть, она будет непрерывно поглощать твою силу и к тому моменту, когда желание будет исполнено, возможно, уже сделает из тебя совершенно обычного человека. Без вечности впереди, пожалуй, ты уже не сможешь дождаться возвращения горного божества. Согласна ли ты на безнадежное ожидание, на эту пустую надежду?

– Согласна.

Потому что она не знала, как ей жить дальше.

– Сестрица… – Цин Чжуй смотрела на нее печальным взглядом. – Учитель бы не хотел видеть тебя такой. Может, ты…

Бай Гуй вскинула руку и погладила младшую по голове, после чего, не говоря ни слова, вложила лоскуток из своей ладони в ладонь Цин Чжуй. Он был «остатком» Жунси, а Бай Гуй больше не нужны были остатки, ей была нужна надежда – надежда на то, что он вернется.

Она поднялась на ноги с кистью в руке. От долгого стояния на коленях девушка с трудом могла идти ровно и тем не менее шаг за шагом двинулась прочь из храма.

– Сестренка, – она впервые назвала так Цин Чжуй. – Еще увидимся.

– Сестрица…

Время шло слишком долго, и голоса из ее воспоминаний уже постепенно потеряли ясность. Бай Гуй, лежа в кресле-качалке, открыла глаза и увидела сквозь баньяновую листву сияющее над горой солнце. Глядя на полное жизни дерево, она с яркой улыбкой прошептала:

– Наконец-то…

Эпилог

Вернувшись на гору Лофушань, Бай Гуй построила у раскидистого баньянового дерева небольшой домик и поселилась там.

Изо дня в день она сторожила дерево в ожидании, когда то породит дух.

Лишенная необходимости носиться повсюду, собирая одержимости, жизнь Бай Гуй неожиданно наполнилась беспечностью и бездельем. Женщина стала часто вспоминать прошлое: их встречу с Жунси, знакомство и разлуку.

Когда он погиб в пламени, чтобы спасти ее, Бай Гуй думала, что в этой жизни больше не осталось смысла. Но, повидав сотню одержимостей, она оглядывалась назад, и та боль и любовь уже казались ей всего лишь дымом вчерашнего дня.

Она оставалась на горе Лофушань, однако уже не была одержима встречей с Жунси. Просто в этой жизни у нее больше не было иных желаний.

После того как исчезла кисть, жизнь женщины тоже стала медленно утекать следом – десять лет, двадцать, тридцать. Некогда подобные отрезки пролетали для нее в мгновение ока,