Волк с Уолл-стрит 2. Охота на Волка - Джордан Белфорт

Но самое худшее было позади.

После того, как, сняв с меня одежду вместе с последними остатками человеческого достоинства, мне велели поднять вверх член и мошонку, нагнуться и покашлять, я, наконец, с шиком прибыл в камеру – то есть оказался в помещении без окон, без внутренних перегородок и полном отчаяния. Оно называлось Блок 7-Н и размещалось на седьмом этаже с северной стороны здания. Я сидел на тонком матрасе, болтая с моим новым сокамерником, Мингом, который сидел рядом. Вид у него был неважный – этот тридцатилетний китаец выглядел как шестидесятилетний призрак.

– Я правильно тебя понял, – недоверчиво переспросил я, – ты за шесть лет ни разу не видел солнца? В это немного трудно поверить, Минг.

Минг пожал тощими плечами, к которым были присоединено некоторое количество не менее тощих частей тела, и ответил с сильным акцентом:

– Не шесть лет, шесть с половиной лет. Судья говорить, я могу сбежать, так что он не разрешить под залог.

– Мать твою! – пробормотал я. – Так мы что, отсюда выходить не будем?

Минг отрицательно покачал головой:

– Только эта комната. Все делать здесь.

Черт, неужели кому-нибудь непонятно, что если растениям нужен дневной свет для жизни, то и человеку – тоже? Видимо, да. С упавшим сердцем я принялся исследовать комнату. Это было обширное помещение, где-то шестьдесят на сорок футов, где при полной загруженности могли разместиться 106 обитателей – то есть арестованных. Здесь же им предстоит жить, как в бараке, многие месяцы и даже годы подряд и совершать все действия – есть, спать, мочиться, испражняться, принимать душ, чистить зубы – под мертвенным светом флюоресцентных ламп. Так как в поле зрения не было никаких перегородок, я мог из одного конца отсека ясно видеть другой.

Не то чтобы там было что разглядывать – только море металлических двухъярусных нар и пластиковых стульев с низкой спинкой, а на фоне всего этого виднелись шесть брутального вида унитазов и три замызганных душа. В центре помещения стояла пара дюжин закусочных столиков из нержавейки, полуразвалившийся стол для пинг-понга, полудохлая микроволновка, древний тостер; на торчавших из потолка кронштейнах висели три цветных телевизора. Помимо приема пищи, закусочные столики использовались также для просмотра телевизоров (в наушниках), для игры в шахматы, в шашки, в карты, а у выходцев из Доминиканской Республики также и в тюремную версию домино, в которой нужно обязательно с грохотом шмякать кости о стол, бормоча при этом бессвязные ругательства на ломаном испанском.

Вот и все, что мог предложить блок 7-Н, если только не брать в расчет главную его достопримечательность – три платных телефона, привинченных к бетонной стене рядом с постом охраны, где постоянно сидел надзиратель за деревянной стойкой, держа палец на тревожной кнопке. Эти таксофоны были отдушиной отсека, местом, где арестанты, большинство из которых были черными или латиноамериканцами (белых и азиатов тут было меньше десяти процентов), могли хоть как-то связаться с внешним миром. С утра до ночи, выстроившись в очередь человек по шесть, они ждали возможности поговорить со своими любимыми, которые, вероятно, с каждым днем любили их все меньше и меньше. Моя койка находилась как раз рядом с телефонами.

И вот я сидел теперь на ней подле Минга и пытался все это осмыслить.

У него была прекрасная улыбка, очень добрая. Трудно было представить себе, что передо мной героиновый дилер из китайской мафии, этакий улыбчивый головорез, который однажды сжег заживо своего конкурента, а потом поджаривал над его догорающими останками свиные ребрышки.

– Так что там с телефонами? – спросил я Безжалостного Минга.

– Только звонки за счет вызываемого абонента, – ответил он.

Три арестанта протрусили мимо нас гуськом. Они нескладно крутили бедрами и преувеличенно размахивали руками. «Спортивная ходьба», – решил я. Как и на всех здешних обитателях, на них были серые тренировочные штаны, белые футболки, белые тапочки, а в уши воткнуты наушники. Минг и я наклонились вперед и проводили их взглядом. Я спросил:

– Что они делают?

Минг пожал плечами:

– Спортом занимаются. Ходят кругами весь день. Время проводят.

«Любопытно», – сказал я себе. На самом деле, проведя только пять минут в блоке 7-Н, я уже понял, что моим главным врагом будет не кто-нибудь из арестантов, а арестантская скука. И действительно, в отличие от федеральных тюрем, где имеется масса всяческих занятий и царит насилие, в федеральных центрах временного содержания нет ни особого насилия, ни развлечений. Тут вас просто морят скукой до смерти.

– Тут что, и драк не бывает? – спросил я Минга.

Он потряс головой.

– Все пугаться. Тебе здесь десять лет, ты дерешься, тебе здесь двадцать лет. Понимаешь?

Я кивнул. Девяносто процентов находящихся здесь заключенных ожидали приговора, так что если бы они ввязались в драку или еще как-нибудь провинились, Бюро исполнения наказаний сообщило бы об этом судье, который в этом случае уж точно впаял бы им по верхней планке.

– Мне надо позвонить, – сказал я буднично, вставая с койки.

Минг положил руку мне на плечо.

– Эй, ты ведь богатый парень, да?

Я посмотрел на него и пожал плечами:

– А что?

Он улыбнулся:

– То, что Минг делать для тебя все: готовить, убирать, стирать белье, стелить постель, стричь. Я быть твой раб.

Я уставился на него недоверчиво.

– Сколько?

– Двадцать долларов неделя. Ты платить чеком для лавки. Накинь мне десять долларов – я украсть для тебя еда из кухни. Мы есть как короли. Я делаю лучший цыпленок в апельсине с этой сторона Чайна-тауна!

Я усмехнулся.

– А что, – пробормотал я себе, – почему бы и нет?

И встал в конец очереди.

Прежде всего я позвонил домой Магнуму, потому что, к сожалению, это был единственный номер, который я помнил наизусть. Новости были плохие. Алонсо встал на тропу войны – не столько потому, что был зол на меня, сколько потому, что был раздосадован всей ситуацией, а более всего злился на самого себя. Он явился в зал суда неподготовленным и поплатился за это. Так что пройдет еще много месяцев, пока он снова согласится выступать на моей стороне. Ну и в довершение всего теперь именно на нас лежала тяжесть расследования – нам надо было добывать письменные показания распорядителей и посетителей казино и пилотов вертолета, а также Кайли (если мне удастся ее найти) – чтобы окончательно доказать, что моя поездка в Атлантик-Сити никак не была связана с отмыванием денег.

Магнум уже подключил к этому делу Бо, который поднял свои контакты в Атлантик-Сити. Коулмэн тоже согласился помочь, хотя Магнум считал, что лучше было бы нам провести собственное расследование. В этом случае судья понял бы, что мы серьезно относимся к делу.

Перед тем как повесить трубку я вдруг понял, что делаю то же, что и любой заключенный: уговариваю моего адвоката не сдаваться.

– Что бы ни происходило, – говорил я Магнуму, обхватив обеими руками микрофон трубки, – продолжай вытаскивать меня отсюда. Не важно, сколько времени это займет и сколько денег будет стоить.

– Я клиентов не бросаю, – сказал Магнум серьезно, – а уж тем более тебя. Просто подожди пару месяцев. Я тебя вытащу, старина.

Я вздохнул с облегчением.

– Ты смог связаться с Надин?

– Да, у нее все в порядке. Может быть, даже слишком в порядке, если ты понимаешь, о чем я.

– Понимаю, – сказал я тоскливо. – Она же спала и видела, чтобы что-нибудь такое случилось. Теперь у нее есть все основания свалить в Калифорнию. Она не спрашивала, сколько я здесь пробуду?

– Нет, я этого вопроса не касался как раз по этой причине. Но я ей сказал, чтобы она отвечала на твои звонки, и она обещала.

Ну что ж, хотя бы на это, блин, ее хватило!

– Что там с Юлией? – спросил я с ухмылкой. – Она, небось, вернулась к своему бывшему приятелю?

– Не думаю, – сказал Магнум.

– Что, правда? С чего бы это?

– Думаю, что если она куда-нибудь и пошла, так это к своему психиатру.

– Ты о чем? Что с ней такое?

– Что с ней? Да она спустила на меня всех собак! Я ей позвонил в отель, как ты просил, и когда я ей сказал, что тебя опять упаковали – или, точнее, что тебя посадили в тюрьму, потому что слово «упаковали» она не знала, – она вообще съехала с катушек. Она начала истерически орать в трубку и все время повторяла «О госпóди! О госпóди!», что мне показалось слегка забавным – ну, как бы множественное число от «господь».

– Ага, – сказал я не без гордости, – есть у нее такая привычка.

Мне вдруг подумалось, что в особенностях языка Мисс КГБ есть что-то ужасно трогательное.

– Что еще она сказала?

– Точно не могу сказать, потому что она начала говорить по-русски с дикой скоростью. В любом случае она восхитительная девушка. Хорошо понимаю, почему ее выбрали «Мисс СССР».

– Подожди-ка. Так ты ее видел?

– Ну да, она приехала ко мне в контору без предупреждения. Как я понял, за дальнейшей информацией. Ты знаешь, ее просто трясло. Ник уже собирался звонить врачу, но тут явился какой-то тип, которого зовут Игорь, и увел ее.