Проклятие Шалиона - Лоис Буджолд

— Сара наконец-то поговорила с вами, да?

— Да.

— Что именно она сказала?

Исель поведала ему почти точную историю Фонсы и Золотого Генерала, завершавшуюся тем, как от Иаса к Орико перешли по наследству злой рок и неудачи в делах. Но ни о себе, ни о Тейдесе она не упомянула.

Кэсерил задумчиво провёл по подбородку костяшками пальцев.

— Что же, значит, вы знаете примерно половину.

— Меня не устраивает половина, Кэсерил. Я вынуждена делать выбор, не имея нужных для этого знаний, а потом мир будет судить меня и объяснять мои ошибки моей молодостью и принадлежностью к женскому полу, как будто это является оправданием невежества. Невежество — не глупость, но очень на неё похоже. А я не люблю чувствовать себя дурой. — В последних словах её отчётливо послышались стальные нотки.

Кэсерил виновато опустил голову. Ему хотелось плакать о том, что он сейчас потеряет. Он так долго молчал вовсе не для того, чтобы огородить её невинность — и невинность Бетрис — от этого знания, и совсем не из страха быть арестованным. Он боялся потерять рай общения с ними, их уважение, и уже чувствовал себя плохо, видя смятение в глазах девушек, готовых услышать от него нечто ужасное.

«Трус. Говори же наконец».

— Впервые я узнал о проклятии через два дня после смерти Дондо от грума Умегата, который, кстати, вовсе не грум, а настоятель Бастарда, святой, управлявший магией зверинца для поддержания жизни Орико.

Глаза Бетрис расширились.

— Ох. Я… он мне всегда нравился. Как он себя чувствует?

Кэсерил махнул рукой.

— Плохо. Всё ещё без сознания. А что ещё хуже — он… — Ему пришлось сглотнуть комок в горле. «Вот оно». — Он перестал светиться.

— Перестал светиться? — не поняла Исель. — Я и не знала, что он начал это делать…

— Да, я понимаю. Вы не можете видеть его сияние. Это как раз то, о чём я вам не говорил. Смерть Дондо… — Кэсерил глубоко вздохнул. — Это я принёс в жертву ворона и крысу и молился Бастарду о его смерти.

— Ага, так я и думала, — сказала Бетрис, выпрямляясь.

— Да, но вы не знаете, что моя молитва не осталась без ответа. Я должен был умереть той ночью в башне Фонсы. Но была услышана молитва и другого просителя. Исель, полагаю, — и он кивнул принцессе.

Её губы приоткрылись, и принцесса прижала руку к груди.

— Я молилась Дочери, чтобы она освободила меня от Дондо.

— Вы молились, и Дочь освободила меня, — и он горько добавил: — Но не от Дондо. Вы видели, как на его похоронах боги отказались ответить, кто принял к себе его душу?

— Да, и это значит, что он проклят, изгнан, заперт в этом мире, — подтвердила Исель. — Половина придворных боится, что он бродит по Кардегоссу, и пытается защититься от него разными амулетами.

— Он в Кардегоссе, да. Но не бродит. Большинство неприкаянных душ привязаны к месту своей гибели. Душа же Дондо привязана к его убийце. — Он закрыл глаза, не в силах видеть их побледневшие лица. — Вы знаете о моей опухоли. Только это не опухоль. Вернее, не только опухоль. Во мне находится попавшая в ловушку душа Дондо. Вместе с демоном, который, судя по всему, переносит своё заточение с благословенным спокойствием. Но Дондо не может замолчать. Он кричит на меня каждую ночь. — Кэсерил снова открыл глаза, но не осмелился поднять их. — Все эти магические деяния открыли во мне некое внутреннее зрение. Оно есть у Умегата, у ещё одной маленькой святой Матери в Кардегоссе и у меня. У Умегата… было белое свечение. Мать Клара испускает лёгкий зелёный свет. Они оба говорили мне, что я тоже сверкаю и сияю — белым и голубым светом. — Наконец он заставил себя поднять голову и встретил взгляд Исель. — И я вижу проклятие Орико, как тёмную тень. Исель, послушайте, это очень важно. Не думаю, что Сара знает об этом. Тень не только на Орико — она на вас и на Тейдесе. Похоже, все потомки Фонсы отмечены этим мраком.

После короткой паузы, сидя прямо и спокойно, Исель сказала лишь:

— Это имеет определённый смысл.

Бетрис исподтишка изучала Кэсерила. Застёжка пояса свидетельствовала, что живот его ничуть не вырос, но под её взглядом Кэсерил чувствовал себя чудовищем. Он немного наклонился вперёд и слабо улыбнулся.

— И как же вам избавиться от этого… призрака? — медленно спросила Бетрис.

— Хм… как я понял, если меня убьют, моя душа выпустит их из моего тела, и демон, выполнив свою миссию, вернётся к господину с обеими душами. Я так думаю. Меня слегка беспокоит, вдруг демон попытается схитрить и заманить меня в ловушку, чтобы я поскорее погиб, — у него-то одна мысль в голове, он хочет домой. Или вдруг рука леди разожмётся — демон тогда освободится и вытащит мою душу из тела. Результат будет одинаковым. — Он решил не пугать девушек теорией Роджераса.

— Но, лорд Кэс, вы не понимаете! Я хочу знать, как избавиться от этого, чтобы вы не умерли!

— Мне бы тоже хотелось это знать, — вздохнул Кэсерил. Он с усилием выпрямил спину и сумел изобразить довольно естественную улыбку. — Впрочем, это не важно. Я обменял свою жизнь на смерть Дондо по собственной воле и получил то, что должен был получить. Платёж по счёту немного отсрочен, но не отменён. Леди держит меня в живых, чтобы я сослужил ей какую-то службу, закончил какие-то дела. Иначе мне следовало бы покончить с собой от омерзения и завершить начатое.

Исель сузила глаза и выпрямилась.

— Лорд Кэсерил, в таком случае я не освобождаю вас от службы мне. Вы меня слышите?

Его улыбка на мгновение потеплела…

— Ох.

— Да, — сказала Бетрис, — не думайте, что нас начнёт тошнить, потому что в вас… кто-то живёт. То есть… э-э… ведь считается, что мы тоже когда-нибудь разделим наши тела с новым существом и новой душой. И это не делает нас ужасными. — Она немного замялась, приведя такое сравнение.

Кэсерил, несколько смущённый этой параллелью, мягко произнёс:

— Да, но Дондо?

Каждый, кого когда-то убил Кэсерил, жил теперь в его памяти и всюду следовал за ним.

«Так мы носим наши грехи».

Исель вдруг прижала пальцы к губам.

— Кэсерил, он ведь не может выйти, правда?

— Я молюсь леди, чтобы ему это не удалось. Самое страшное — это мысль, что он может просочиться в мой разум. Даже хуже, чем… не важно. Ох, я вспомнил, что должен сказать вам ещё кое-что о привидениях. — Он вкратце повторил слова настоятеля о том, что его тело должно быть сожжено до заката, и объяснил почему. Покончив с этим, он почувствовал странное облегчение. Девушки были испуганы, но слушали внимательно; он подумал, что у них хватит смелости исполнить требуемое. И Кэсерилу стало стыдно, что он сомневался в силе духа своих подопечных.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});