Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Сказано — сделано.
В тот вечер мы с Ваней пили больше и быстрее, чем обычно. Таня едва поспевала за нами, ни о чем не догадываясь.
Вот мы наконец и остались с ней вдвоем, и оба поначалу смущались: я — потому что не знал, c чего начать, как подступиться к пикантной все-таки теме. А она почему? Не знаю. Потом-то я догадался, что наше с ней смущение было совсем иной природы, но было уже ничего не поправить. Как ты любишь говорить к месту и не к месту, у прошлого нет сослагательного наклонения.
К сожалению.
Свое смущение я в конце концов преодолел и прямо выложил, что Ваня мне все рассказал про их супружеские нелады. Таня густо покраснела, а потом спросила:
— Какие нелады? — И не отрываясь, на меня смотрела.
Я начал что-то лепетать о значении секса в человеческой жизни.
— Да уж, насмотрелась, — перебила она меня.
Я вспомнил ее рассказы и понял, что в тесноте коммуналок и общежитий ей пришлось многое перевидать именно в этом плане, что, по-видимому, вызвало у нее сильнейшую идиосинкразию к половой жизни.
— Если ты боишься боли, то, поверь, эти страхи сильно преувеличены, — сказал я и хотел было поделиться теми немногими медицинскими сведениями, какие знал, но она снова перебила:
— Я не боюсь боли. Но не понимаю, почему я должна заниматься тем, чем не хочу заниматься.
— Но ты же вышла за него замуж!
— Это он настоял, я была против.
— Но ты согласилась.
— Надоело мотаться по общагам, — откровенно призналась она. — Я ему так и сказала. И предупредила, что мы останемся просто друзьями, после того как запишемся.
Всего этого я не знал.
— И Ваня согласился?
— А что ему оставалось? Он в меня влюблен, вот и надеялся внушить мне ответное чувство. Считал, что если человек сильно любит другого, то этого вполне хватит на двоих. Чужая любовь заразительна, и коли мы спим с ним в одной кровати, то рано или поздно ему отдамся. Не исключаю, но пока что этого не произошло. Если и отдамся, то только когда сама захочу. Не раньше.
Я посмотрел на часы — уже пятнадцать минут, как Ваня ушел за водярой, а мы с Таней не сдвинулись с места.
А собственно говоря, куда мы с ней должны двигаться? В каком направлении? Я чувствовал, что запутался.
Что-то меня стало смущать в нашем с ней теоретическом трепе, какая-то недосказанность, какой-то пробел, сам не знаю что. Я не понимал в чем дело, пока не услышал собственный голос:
— Прости, пожалуйста, за глупый вопрос: ты ведь девственница?
Таня снова посмотрела на меня пристально и ответила не сразу:
— Нет. Как у нас на деревне говорят, девка порченая.
Вот те на!
— А Ваня знает?
— Он не спрашивал. Спросил бы — сказала.
— Но он думает, что ты девственница?
— Да, он так думает. Точнее, это я думаю, что он так думает.
— А что ему еще остается? Какая еще может быть причина, почему ты ему не отдаешься? Я имею в виду — с его точки зрения.
— А вам тоже неизвестна другая причина?
Я перестал что-либо понимать.
— Ну, любовь, скажем. Люди же все-таки не совсем скоты. Какой интерес этим заниматься без любви?
Ее максимализм меня уже раздражал:
— А раньше ты это делала по любви? — спросил я.
— Я этого не делала. Со мной делали.
Я тут же вспомнил рассказ про девочку и любовника матери. У меня вертелось на языке множество вопросов, но промолчал: захочет — скажет сама.
И она сказала — сама спрашивая и сама отвечая:
— Кто? Нет, не отчим, как в рассказе, а родной отец. Когда? Мне было десять, когда в первый раз. Нет, не насилие. Инициатива, конечно, его, но я сама хотела, чтобы он делал со мной то же, что с мамой. С десяти до двенадцати. Потом они с мамой разошлись.
— Из-за этого?
— Нет, мама так и не узнала. Он ушел к другой женщине.
— Ты Ване рассказывала?
— Он не спрашивал, — снова сказала она.
— Как он мог спрашивать о том, чего не знает?
— Вы же спрашиваете.
Я пытался вспомнить наш разговор — вроде бы прямо ни о чем таком не спрашивал. Скорее, выспрашивал, любопытствовал, но не конкретно — да и как мог я выпытывать про инцест, о котором не знал? Это у нее самой потребность рассказать то, что она таит в себе столько лет и даже в своей откровенной прозе не решилась высказать прямым текстом, спрятавшись за псевдонимы вымышленных персонажей.
— И ты никому об этом не рассказывала?
— Под большим секретом — подружке, когда нам было по тринадцать, и я беспокоилась, что замуж не возьмут, потому что не целая. Она меня успокоила — сказала, что новая вырастет.
Я рассмеялся.
— А знаете, мне иногда кажется, что все это — ну, с отцом — мне приснилось. Или я сама придумала и поверила, что на самом деле. Так ведь бывает? В любом случае, для меня сейчас начать — как бы впервые. Нет, я этого совсем не боюсь, но не хочу с Ваней.
— Почему? — спросил я и снова глянул на часы.
— Вы с ним сговорились? — спросила она, не отвечая на мой вопрос.
Я кивнул.
— И сколько?
— Что — сколько?
— Сколько у нас времени?
— Осталось двадцать две минуты, — сказал я.
— Если судить по книгам, достаточно. Только погасите свет.
Времени нам и в самом деле хватило, хоть Ваня и вернулся минута в минуту, притаранив выпивон и закусон. Мне показалось, он с трудом выдержал этот час и теперь жалеет, что оставил нас с Таней наедине. Или это мое чувство вины перед ним превратилось в его подозрения, которых он, может, и не испытывал?
Сейчас я могу задавать сколько угодно вопросов — ответить на них некому.
Мы долго еще сидели в ту ночь, и у меня сложилось впечатление, что все трое, словно сговорившись, играли в молчанку про главное, а говорили о пустяках, то есть о литературе. Но эта ночь и сблизила всех нас, мы стали как-то особенно предупредительны друг к другу, как будто наше с Таней предательство Вани, вместо того чтобы заложить мину под нашу дружбу, укрепило ее фундамент. То ли я много выпил в ту ночь, но в какие-то моменты с трудом себя сдерживал, чтобы не выложить все Ване. Если бы Таня вышла минут на десять, так бы и сделал — неудержимо тянуло признаться и покаяться.
Извращенец, скажешь?
Все было как во сне.
Что меня до сих пор гложет — догадывался ли Ваня о том, что произошло в его отсутствие?
Конечно, я немного сожалел о том, что случилось, тем более в одном Таня оказалась права: эмоционально для нее все было внове, и я был с ней предельно осторожен, но потом увлекся, насколько позволяло отпущенное нам время. Может быть, ее кровосмесительное воспоминание и в самом деле явление ложной памяти? Или она просто соврала, чтобы облегчить мне сделку с совестью — и снять с меня ответственность хотя бы за дефлорацию?
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});- Вознесенский. Я тебя никогда не забуду - Феликс Медведев - Биографии и Мемуары
- Тарковский. Так далеко, так близко. Записки и интервью - Ольга Евгеньевна Суркова - Биографии и Мемуары / Кино
- О других и о себе - Борис Слуцкий - Биографии и Мемуары
- «Человек, первым открывший Бродского Западу». Беседы с Джорджем Клайном - Синтия Л. Хэвен - Биографии и Мемуары / Поэзия / Публицистика
- Итальянские маршруты Андрея Тарковского - Лев Александрович Наумов - Биографии и Мемуары / Кино
- Сталкер. Литературная запись кинофильма - Андрей Тарковский - Биографии и Мемуары
- Культ Высоцкого. Книга-размышление - Уразов Игорь - Биографии и Мемуары
- Живая жизнь. Штрихи к биографии Владимира Высоцкого - Валерий Перевозчиков - Биографии и Мемуары
- Владимир Высоцкий. Сто друзей и недругов - А. Передрий - Биографии и Мемуары
- Я лечила Высоцкого - Зинаида Агеева - Биографии и Мемуары