Жизненный путь Христиана Раковского. Европеизм и большевизм: неоконченная дуэль - Мария Тортика (Лобанова)

Образование французской комиссии для изучения условий признания 20 сентября 1924 г. было, с одной стороны, свидетельством небезуспешности давления консервативных сил на правительство Франции, но, с другой стороны, назначение руководителем комиссии А. де Монзи вызывало серьезные надежды.

19–20 октября 1924 г. на побережье Па-де-Кале в городе Дувре состоялась встреча Раковского и де Монзи. Оба политика провели вместе почти сутки. Во время переговоров де Монзи познакомил с текстом проекта ноты французского правительства о признании СССР и желании вступить с ним в общие и экономические переговоры. «По внимательному изучению документа, – писал Раковский в Москву, – между нами прежде всего было установлено, что это ознакомление не означает в какой бы то ни было степени, что я его принимаю или с ним соглашаюсь, и что этот документ является односторонним французским документом, оставляя за нами полную свободу в нашем ответе».[692] Де Монзи попросил Раковского не переписывать ноту полностью, так как она еще окончательно не принята, а зафиксировать лишь содержание и наиболее значительные места. Советский дипломат, однако, запечатлел текст почти дословно в своей памяти и переслал его в Москву для анализа до поступления официального документа из Парижа.[693]

В то же время Раковский высказал некоторые замечания по тексту ноты. Он отметил, что в ней нет четкого указания на признание Францией СССР де-юре. «Отсутствие этого слова послужит поводом к неправильному толкованию у нас в России и даст пищу враждебной нам печати за границей». Де Монзи согласился с этим и сделал соответствующую пометку. Второе замечание было связано с формулой будущих дипломатических отношений. Раковский предложил заменить неопределенный термин «поддержание» более точным «восстановление», так как до лета 1918 г. дипломатические отношения существовали. Де Монзи заметил, однако, что фактически дипломатические отношения с советским правительством Франция устанавливает лишь теперь. Правда, на следующее утро, после обдумывания, француз выразил согласие с советской формулой. В проекте ноты было выражение «стоя выше политических страстей». Раковский выразился в том смысле, что это лишь риторическая фигура, пахнущая избирательной кампанией. Де Монзи сказал, что он был вначале против таких слов, но в беседе с ближайшим сотрудником Эррио, Бержери, пришел к выводу о необходимости их сохранить в качестве реакции на парламентские дискуссии. Вопрос был снят.

Беседа по поводу текста сопровождалась, правда лишь в самой общей форме, суждениями по поводу долгов и других обязательств. Оба собеседника указали, что каждая сторона выдвинет свою точку зрения на этот счет. Де Монзи заявил, и это было важно, что секвестр, наложенный на советское имущество во Франции, не распространяется на здание посольства и военные корабли; все это немедленно после признания будет передано в распоряжение СССР. Раковский обратил внимание собеседника на распространившуюся во французской печати информацию о намерении одновременно с нотой о признании направить правительству СССР письмо по вопросу о долгах и частной собственности. Де Монзи отверг эти слухи. Он заявил, что нет никакого другого документа, кроме данного проекта ноты.

Раковский задал де Монзи естественный вопрос, можно ли ожидать признания в ближайшие дни. Де Монзи, правда, сказал, что Эррио отличается нерешительностью и нередко поддается влияниям, но он надеется, что в ближайшие дни нота будет утверждена и отправлена в Москву. Он высказал предположение, что в пятницу, 24 октября, сможет сообщить Раковскому о решении правительства и что к этому времени рассчитывает получить от своего собеседника содержание советского ответа. Де Монзи просил, чтобы в ответе было побольше теплоты… Сообщая об этом в Москву, советский дипломат предполагал включить в ответную ноту фразу по поводу дружбы между народами вообще и, в частности, между народами СССР и Франции.

Зашел разговор и о возможных дипломатических представителях. Де Монзи назвал в качестве наиболее вероятного французского посла в Москве известного журналиста, обозревателя влиятельной газеты «Тан», официоза французского МИДа Жана Эрбетта и усердно выспрашивал Раковского, не согласится ли он приехать послом в Париж. Раковский заявил, что он не в состоянии дать никакого ответа на такое предложение, потому что «это дело правительства, а я не желаю ни правительство, ни себя ставить в неловкое положение». Этим пассажем в своем отчете в Наркоминдел Христиан Георгиевич, между прочим, недвусмысленно намекал, что он не отказался бы переехать во французскую столицу.

Узнав о тайных переговорах по каким-то своим каналам, в Дувр примчался популярный советский журналист Михаил Кольцов. Побеседовать с дипломатами ему не удалось, но он запечатлел на фотографии их прогулку по берегу моря.[694]

Переговоры в Дувре способствовали выяснению ряда важных вопросов и ускорению дипломатического признания СССР Францией. Действительно, всего лишь через неделю, 28 октября, глава французского правительства Э. Эррио направил А. И. Рыкову – председателю Совнаркома СССР – телеграмму о признании СССР де-юре. Изучение ее текста показывает, что все предложения, внесенные Х. Г. Раковским в Дувре, были в нее включены.[695]

Вполне закономерным был тот факт, что первым официальным контактом в Париже после восстановления дипломатических отношений был визит во французскую столицу советского полпреда в Лондоне. Он прибыл туда 4 ноября и в этот же день был принят Эррио. Раковский сообщил о согласии советской стороны на назначение Ж. Эрбетта французским послом в Москве, а Эррио – о готовности французской стороны принять в качестве посла Л. Б. Красина. В беседе с корреспондентом газеты «Пти паризьен» Раковский приветствовал назначение Эрбетта как сторонника нормализации отношений и выразил уверенность, что почва для соглашения будет найдена по всем спорным вопросам.

В следующие два дня продолжались встречи во французской столице. 6 ноября Раковский посетил Общество франко-советской дружбы, где был принят видными учеными П. Ланжевеном и В. Бошем. В беседе с ними вспоминались молодые годы во Франции, работа сельским врачом. В тот же день Раковский посетил здание бывшего русского посольства на улице Гренель, где официально вступил во владение им в качестве представителя СССР. Он обошел все помещения посольства, подробно расспросил о здании. На чердаке была обнаружена неожиданная находка – серебряные изделия, оцененные в 5 млн франков.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});