Полиция - Ю Несбё

С пистолетом было хуже, пулю можно связать с ним и, соответственно, с Трульсом.

Пришлось дождаться момента, когда он оказался на мосту через реку Драммен. Трульс ехал медленно, провожая пистолет глазами. Тот перелетел через ограду и упал вниз в том месте, где река Драммен впадает в Драмменский фьорд. В том месте, где его никогда не найдут под десяти— или двадцатиметровой толщей воды. Солоноватой воды. Подозрительной воды. Не совсем соленой и не совсем пресной. Не совсем ненормальной и не совсем правильной. Смерть в пограничной зоне. Но он где-то читал, что существуют такие виды животных, которые живут именно в такой чертовой среде. Виды настолько извращенные, что они не могут жить в воде, необходимой для существования нормальных форм жизни.

Трульс нажал на кнопку отключения сигнализации, не доходя до парковки, и она тут же замолчала. Ни на улице, ни на балконах окружающих домов никого не было видно, но Трульсу казалось, что он слышит общий стон густонаселенных домов: «Черт, как вовремя, лучше следи за своей машиной, у сигнализации ведь может быть таймер, придурок!»

Боковое стекло действительно было разбито. Трульс просунул голову в салон. Никаких признаков попытки вырвать радио он не заметил. Что имел в виду Аронсен, когда говорил… А кто такой Аронсен? Корпус «В», да он мог быть кем угодно. Кто…

Мозг Трульса пришел к заключению за сотую долю секунды до того, как в затылок ему уткнулась сталь. Он инстинктивно понял, что это сталь. Сталь пистолетного дула. Он уже понял, что не было никакого Аронсена. И никакая молодежная банда не шарила по машинам.

Прямо у его уха раздался шепот:

— Не поворачивайся, Бернтсен. И когда я засуну руку тебе в штаны, ты не шевельнешься. Привет! Только посмотрите на эти красивые, подтянутые мышцы живота…

Трульс знал, что находится в опасности, он только не понимал, в какой именно. Голос этого Аронсена был ему чем-то знаком.

— Ой, ты что, вспотел, Бернтсен? Или тебе нравится? Но мне нужно всего лишь это. «Иерихон»? И что ты собирался им делать? Выстрелить кому-нибудь в лицо? Как Рене?

Теперь Трульс понял, в какой именно опасности он находится.

Его жизнь была в опасности.

Глава 43

Ракель стояла у окна в кухне, стискивала в руке телефон и вглядывалась в сумерки. Она могла ошибаться, но ей показалось, что она заметила движение между сосен с другой стороны подъездной дороги.

С другой стороны. Ей всегда будет мерещиться движение в темноте.

Такая у нее была травма. Не думать об этом. Бояться, но не думать об этом. Позволить телу вести свою нелепую игру, но не реагировать на нее, как не реагируешь на расшалившегося ребенка.

Стоя в кухне, она купалась в свете, поэтому если кто-то и был там, в темноте, он мог внимательно ее изучить. Но она продолжала стоять у окна. Ей надо упражняться, она не должна позволить страху решать за нее, что делать и где стоять. Это ее дом, ее жилье, черт возьми!

Со второго этажа донеслась музыка. Он поставил один из старых дисков Харри. Один из тех, что ей тоже нравился. «Talking Heads». «Litte Creatures».

Ракель снова посмотрела на телефон, попробовала заставить его зазвонить. Она уже дважды набирала номер Харри, но ответа так и не получила. Они собирались сделать ему приятный сюрприз. Сообщение из клиники поступило днем раньше. Хотя срок выписки еще не подошел, врачи посчитали, что он готов к ней. Олег загорелся идеей не сообщать Харри заранее о своем приезде. Они просто приедут домой, а когда Харри вернется с работы, они выскочат ему навстречу, и оп-ля!

Он использовал именно это выражение: оп-ля!

Ракель сомневалась, ведь Харри не любил сюрпризов. Но Олег настаивал: Харри сможет выдержать нежданную радость. И она согласилась.

Но теперь жалела.

Она отошла от окна и положила телефон на кухонный стол рядом с чашкой Харри. Обычно он тщательно наводил порядок перед выходом из дома; видимо, сейчас он в полном стрессе из-за этих убийств полицейских. В последнее время в их ночных разговорах он не произносил имени Беаты Лённ, и это было верным признаком того, что он думал о ней.

Ракель резко повернулась. На этот раз ей не почудилось, она точно что-то слышала. Звук шагов по гравию. Она вернулась к окну и стала вглядываться в темноту, которая становилась как будто плотнее с каждой секундой.

Она замерла.

Там был человек. Он только что отошел от ствола дерева, у которого стоял. И он шел сюда. Человек в черном. Как долго он там простоял?

— Олег! — закричала Ракель, почувствовав, как быстро заколотилось ее сердце. — Олег!

Громкость музыки на втором этаже уменьшилась.

— Да?

— Спустись сюда! Немедленно!

— Он идет?

Да, подумала она. Он идет.

Человек, приближавшийся к дому, был ниже, чем ей показалось сначала. Он направлялся к входной двери, и, когда он попал под свет уличного фонаря, Ракель, к своему удивлению и облегчению, увидела, что этот человек — женщина. Нет, девушка. Вроде бы в тренировочном костюме. Через три секунды в дверь позвонили.

Ракель помедлила и посмотрела на Олега, который остановился на середине лестницы и вопросительно глядел на нее.

— Это не Харри, — сказала Ракель, улыбнувшись. — Я открою. Иди наверх.

При виде девушки, стоявшей на крыльце, сердце Ракели забилось еще спокойнее. Девушка казалась напуганной.

— Вы — Ракель, — произнесла она. — Подруга Харри.

Ракель подумала, что это вступление, возможно, должно было ее обеспокоить. Молодая симпатичная девушка, которая обращается к ней дрожащим голосом и ссылается на ее будущего мужа. И ей, конечно, следовало внимательно изучить плотно облегающий ее фигуру тренировочный костюм на предмет округлившегося животика.

Но она не обеспокоилась и не изучила, а просто кивнула в ответ:

— Да, это я.

— А я — Силье Гравсенг.

Девушка выжидательно смотрела на Ракель, словно ждала реакции, словно ее имя должно было что-то значить для Ракели. Она обратила внимание, что девушка держит руки за спиной. Психолог однажды сказал ей, что людям, которые прячут свои руки, есть что скрывать. Да, подумала она. Руки.

Ракель улыбнулась:

— Чем я могу вам помочь, Силье?

— Харри преподает… преподавал у меня.

— Да?

— Я должна кое-что рассказать вам о нем. И обо мне.

Ракель нахмурилась:

— Вот как?

— Я могу войти?

Ракель задумалась. Ей не хотелось впускать в дом чужих людей. Когда Харри вернется, в доме должны быть только Олег, она и он. Трое. И больше никого. Во всяком случае, никого, кто мог что-то рассказать о нем. О нем и о себе. И все-таки это случилось. Взгляд ее непроизвольно скользнул по животу молодой девушки.

— Это не займет много времени, госпожа Фёуке.

Госпожа. Что Харри ей рассказывал? Она оценила ситуацию. Услышала, что Олег увеличил громкость музыки. И открыла дверь.

Девушка вошла в дом, нагнулась и принялась развязывать кроссовки.

— Не надо, — сказала Ракель. — Давайте по-быстрому, хорошо? Я немного занята.

— Хорошо, — ответила девушка, улыбаясь. Только теперь, на ярком свету в гостиной, Ракель увидела, что лицо девушки покрывает блестящий слой пота. Она прошла вслед за Ракелью на кухню.

— Музыка, — произнесла девушка. — Харри дома?

И вот теперь Ракель ощутила беспокойство. Девушка автоматически связала музыку с Харри. Знала, что Харри слушает эту музыку? Следующая мысль пришла так быстро, что Ракель не успела ее отогнать: или эту музыку Харри слушал с этой девушкой?

Гостья уселась за большой стол, положила на него ладони, погладила столешницу. Ракель внимательно следила за ее движениями. Она гладила так, будто знала, каково на ощупь шершавое необработанное дерево, какое оно приятное, живое. Взгляд ее остановился на кофейной чашке Харри. Она что….

— Что вы хотели рассказать мне, Силье?

Девушка улыбнулась грустной, почти несчастной улыбкой, не отводя взгляда от чашки.

— Неужели он действительно не рассказывал вам обо мне, госпожа Фёуке?

Ракель на мгновение закрыла глаза. Этого не случилось. И она даже не подумала, что это случится. Она доверяла ему. Она снова открыла глаза.

— Говорите, что вы хотели сказать, так, будто он не рассказывал мне о вас, Силье.

— Как пожелаете, госпожа Фёуке.

Девушка отвела глаза от чашки и посмотрела на Ракель. Взгляд ее был неестественно открытым, невинным и незнающим, как у ребенка. И, подумала Ракель, таким же ужасным, как взгляд ребенка.

— Я хочу рассказать вам об изнасиловании, — произнесла Силье.

Ракель внезапно поняла, что ей тяжело дышать, как будто кто-то только что высосал из помещения весь воздух, как делают при упаковке одеял в вакуумные пакеты.

— О каком изнасиловании? — удалось выговорить ей.

Стало уже почти совсем темно, когда Бьёрн Хольм обнаружил наконец автомобиль.