Потерянный бог - Карина Линова

Иласэ очнулась и лежала какое-то время, купаясь в тепле костра; посмотрела сквозь прищуренные веки на неясный силуэт в наступившем сумраке, сидевший у противоположной стороны, — должно быть, Тартис, готовит пойманную добычу.

Лениво потянулась, зевнула, прикрыв ладонью рот, села, вновь глянула в сторону костра — пусто. Куда он делся?

— Тартис! — крикнула она, — Тартис, ты где?

Лес вокруг был спокоен, темен, молчалив.

Кого она видела? Что, если это был вовсе не Тартис? Без клинка она беззащитна! Иласэ прижала ладони ко рту рупором:

— Та-артис!!!

За спиной хрустнула ветка. Девушка резко развернулась:

— Тартис!

— И-иллласэ-э! — мягко, насмешливо, с хрустинкой смеха.

Это не его голос.

Она попятилась, ступила почти прямо в огонь. Вокруг нее, везде — яркие горящие глаза, желтые глаза, глаза животных.

Иласэ услышала мягкий топот лап, редкое похрустывание веток, тихий смех, как шелест ветра — они играют с ней.

— Малышшка… — голос из прошлой ночи.

— Смотрите, кого мы нашли… — шепот, оборвавшийся густым смешком.

— Хорошенькая маленькая девочка…

— Иди к нам, малышшка…

— Илласэээ…

Вновь смех. А потом они вышли из темноты. Иласэ задохнулась, пытаясь следить за ними, но не смогла — вокруг нее, слишком много.

Волки.

Стая волков.

Разные: поджарые и сытые, пушистые и с короткой шерстью, но все — серовато-коричневые, хоть и разных оттенков. «Как странно, — мелькнула глупая мысль, — ни одного белого».

— Та-артис!!! — закричала Иласэ, уже зная, что это бесполезно, уже зная, что она — мертва.

Глава 41. Волки

Олень стоял, напряженно поводя ушами, готовый бежать в любой момент, знающий, что хищник с горящими голодным предвкушением глазами где-то рядом.

Дарен пробирался сквозь низкий кустарник, вдыхая терпковато-сладкий запах мокрой земли и гниющих растений, все ближе к своей добыче, первой добыче за неделю. Мясо.

Олень был крупным сильным самцом, и обычно Дарен не осмелился бы выбрать его на роль жертвы. Но великолепное животное ранили: чьи-то клыки располосовали ему правый бок и превратили заднюю ногу в кровавое месиво.

Даже сейчас, ослабленный, олень был опасен, и юноша приближался осторожно: чтобы не спугнуть, не потревожить заранее, не подставить себя под удар крепкого копыта.

Следуя за добычей, Дарен отошел от лагеря дальше, чем намеревался, но упустить такую возможность он просто не мог.

Мысли Дарена вернулись к девчонке и, слегка нервничая, юноша задался вопросом, что она сейчас делает. Наверняка уже проснулась, сидит у костра, размышляя о том, как сильно ненавидит его, и ждет возвращения. Либо планирует очередной побег.

С тех пор, как она очнулась, все оказалось не так страшно, как Дарен опасался. Иласэ не пыталась камнем разбить ему голову, пока он спал, или столкнуть с обрыва (возможно потому, что обрывы им еще не попадались).

То, что она еще ни разу не пробовала убить его, можно было посчитать хорошим знаком. Плохим казалось другое — странное спокойствие и сдержанность девушки. Вновь и вновь Дарен был вынужден гадать, что происходит в ее кудрявой голове.

Возможно, девчонка хотела сбежать. Или, что вероятнее, избавиться от него, использовав один из сотни скрытых и, вместе с тем, простых способов, которые он не сумеет предугадать. Как с водным монстром. Повезет ли ему так же во второй раз?

Пытаться понять, что Иласэ задумала, и оказываться на шаг впереди нее было утомительно и, по большому счету, невозможно. Дарену нестерпимо хотелось как-то разрешить эту ситуацию, но юноша представления не имел, что должен делать. Но он пытался, честное слово, он пытался изо всех сил.

И еще — собственное благожелательное отношение к девчонке удивляло Дарена. Разве он не сказал ей, что они квиты?

Юноша словно должен был доказать что-то, доказать ей, доказать себе. Показать Иласэ, что он не был тем человеком, которым она его считала. По непонятной причине это казалось важно. И очень сложно, потому что Дарен и сам теперь не понимал, кто он.

Темные любили разглагольствовать о собственной свободе, о том, что они сами выбирают путь в жизни… Как и многое другое, это являлось ложью, в этот раз ложью самим себе. В действительности они были не более свободны, чем Светлые, с определенной задолго до рождения ролью в обществе себе подобных и во всем мире. Если и существовали люди, восстававшие против заведенного порядка вещей, то Дарен не слышал об их успехе.

Темные гордились своим прагматизмом, но в чем-то и они жили в мире иллюзий.

Дарен прекрасно помнил ночь своего пятнадцатилетия, когда он стоял, глядя на собственное отражение, и думал, что все предопределено. Он представлял себя взрослым, в полной мере услышавшим Зов Крови, окунувшимся в безумие Темной магии, быть может, даже прошедшим посвящение в Магию Врат — наследство своей матери, из-за которого она и стала «изящным цветком», игрушкой Амадея Тартиса — и думал о том, чтобы убить себя.

Просто разбить зеркало, и длинным холодным осколком провести себе по горлу, по сонной артерии, чтобы наверняка.

Он думал и думал об этом, представлял, как острие войдет в его плоть, как горячая кровь зальет все вокруг, и улыбался. Это будет хорошо. О да, Дарен знал, что это будет замечательно.

Его собственный выбор.

Если бы не Кларисса, он, быть может, и сделал бы это. Но нет, Дарен не собирался оставлять ее одну с Амадеем.

Он отвечал за жизнь и безопасность своей матери. Как сейчас, здесь, он отвечал за Иласэ.

Это не означало, что Дарен перестал ненавидеть ствур, вовсе нет, но почему-то он не мог больше ненавидеть эту девчонку. Он будет заботиться о ней, и даже если, когда-нибудь, в отдаленном будущем, когда начнется неизбежная новая война, они убьют друг друга… сейчас, с его стороны, она в безопасности.

Дарен придвинулся к оленю ближе, заходя с подветренной стороны, надеясь, что переменчивый ветер не решит именно в этот момент сменить направление. Что-то мелькнуло на переферии зрения, какая-то неясная тень, проблеск желтых глаз.

Дарен замер — он видел подобное движение уже несколько раз сегодня. Что это было: еще один хищник, претендующий на добычу? Падальщик?

А потом все сложилось: этот же блеск, такая же тень, такой же неясный шелест — именно эти существа уже вторые сутки идут следом за ним и Иласэ.

Они следовали за ним? Или за оленем? Может, они и ранили животное? Подождите-ка…

Олень — наживка, на которую они увели его от Иласэ! Заставили оставить одну…

Прошлой ночью она сказала: «В лагере кто-то есть». А еще раньше: «Я видела большого белого волка вчера, прежде, чем ты нашел меня. Мне пришлось бежать от него».

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});