Первородный грех. Книга первая - Мариус Габриэль

– Как ты смеешь врываться сюда?! – закричала она, испепеляя его горящим взором. – Это мой дом! Мама подарила его мне. У тебя есть собственный дом! А сюда входить ты не имеешь права!

– Я желаю знать, кто разбил тебе губу, – не обращая внимания на ее выкрики, заявил ван Бюрен.

– О, черт! Да сама я это сделала. А теперь, пожалуйста, уходи!

– Как это сама? Хочешь сказать, что сама себя ударила по зубам?

– Господи! – Она отвернулась и в бешенстве плюхнулась на диван. – Я что-то уронила в ванной и, когда нагнулась, чтобы поднять, ударилась лицом о раковину. Такое объяснение тебя устраивает?

– Правдоподобная история. – Ван Бюрен внимательно посмотрел на Иден. Он не видел ее уже несколько месяцев, но, казалось, она не сильно изменилась. Правда, стала очень худой и бледной и одевается неряшливо. Да и в доме кавардак. Но любовью к порядку она никогда не отличалась.

– Что разглядываешь? – раздраженно спросила Иден.

– Сам не знаю. Не слишком-то ты красива. – Поддернув брюки, чтобы не смялись стрелки, Доминик сел напротив дочери. – До меня доходят разные слухи о тебе, – многозначительно проговорил он.

– Да? – На тонком лице девушки не отразилось ничего.

– Выглядишь ты чертовски погано.

– Спасибо.

– Чем это забрызгана твоя блузка? Кровью?

– Это кофе, отец. Ради Бога, не надо все драматизировать. – Она презрительно заглянула ему в глаза. – Ну хорошо, вот ты вошел в дом. Что теперь?

– Хочу поговорить с тобой.

– О чем?

Он наклонился вперед и быстрым движением задрал рукав ее блузки. Это было так неожиданно, что Иден даже не успела отпрянуть. Ван Бюрен тщательно обследовал ее руку.

– Что, черт возьми, ты ищешь?

– Следы от уколов, – коротко сказал он.

– А-а, кажется, я догадываюсь, – деланно улыбнулась Иден. – Вчера вечером ты смотрел по двадцать восьмому каналу выступление этого толстопузого социолога, который заявил, что в наши дни в Лос-Анджелесе каждая девчонка либо проститутка, либо наркоманка. – С резким скребущим звуком она расстегнула молнию на своих джинсах. – Может, еще хочешь проверить мои трусы?

– Только не надо хамить. Я понятия не имею, что ты здесь вытворяешь с собой в последнее время. Признайся, ты принимаешь наркотики?

– Не больше, чем ты, – застегивая молнию, надменно проговорила Иден.

– Что ты хочешь этим сказать? – ощетинился ван Бюрен.

– О, отец, ты что думаешь, никому не известно, сколько ты нюхаешь кокаина? – Она взгромоздила ноги на стеклянный столик, ощущая на себе ледяной взгляд отца. Несмотря на ее обшарпанный вид, в ней было что-то обескураживающее. Еще когда ей было только тринадцать лет, ван Бюрен уже побаивался острого язычка и презрительных глаз дочери. – Уж ты-то пихаешь в себя наркоты – не сравнить со мной. Либриум, валиум, кокаин, не говоря уже о бурбоне, кофе и сигаретах. – Глядя, как вытягивается лицо отца, Иден рассмеялась. – Слушай, пап, если ты спрашиваешь меня, принимаю ли я какой-нибудь допинг, то это глупый вопрос. Но, если кто-то брякнул тебе, что я села на иглу, пошли его подальше. Я же еще в своем уме.

– Ты клянешься?

– Оте-е-ец. – Она устало скривила разбитые губы. – Я же тебе сказала! Да я к этому дерьму близко не подойду.

– А я слышал совершенно противоположное. Иден пожала худенькими плечами. Ее лицо было надутым, злым, опустошенным, но никак не виноватым.

– Меня не интересует, что ты там слышал. Все это вранье. Я никогда не употребляла опасных наркотиков. А кто наболтал тебе всю эту чушь?

– Люди, – коротко ответил ван Бюрен. Чувствовалось, что Иден это задело и разозлило. Странно. Он ожидал, что она начнет скрытничать, изворачиваться, наконец, будет выглядеть виноватой. Он пытался найти в ней хоть какие-нибудь признаки пристрастия к наркотикам. Суженные зрачки? Ее сердитые зеленые глаза казались абсолютно нормальными. Нездоровая кожа? Она была бледной, но вовсе не воспаленной и не покрытой отвратительной коростой или болячками.

Может быть, Мерседес заблуждается? Может быть, ошибся частный детектив?

– Чем же ты собираешься заняться в эти дни? – спросил ван Бюрен, оглядываясь вокруг. – Уверен, что не уборкой по дому. Здесь у тебя настоящий свинарник.

– А мне нравится.

– По каким дням сюда приходит служанка?

– У меня больше нет прислуги, – проворчала Иден.

– Нет? Вот оттого-то и весь этот беспорядок.

– Может быть. Но я решила, что больше не буду жить, как буржуйка.

Ван Бюрен подергал себя за нижнюю губу.

– Ладно. Свари мне кофе, и я пойду.

– А почему бы тебе просто не уйти?

– Тебе что, трудно сделать мне чашку кофе?

Недовольно фыркнув, Иден встала и удалилась на кухню. Она включила кофеварку и принялась искать кофейник.

Кто же ему настучал? Мигель? Возможно, хотя она сомневалась, что ему было известно о ее пристрастии к наркотикам. Может быть, кто-то из ее так называемых университетских подруг?

Иден обвела взглядом грязную кухню. Невозможно было найти и пары чистых чашек. Ничего удивительного. Почти вся ее посуда лежала сваленная в кучу в заполненной мутной серой водой мойке. Она раздраженно выудила из груды то, что ей было нужно, и стала споласкивать под струей воды.

Чувствовала она себя паршиво, ее мутило, голова кружилась – так было всегда, когда ей приходилось ширяться чем попало. Первоклассные наркотики стали ей уже недоступны, и она перешла на отраву среднего качества. Когда же это кончится…

В последнее время Иден должна была колоться хотя бы для того, чтобы чувствовать себя нормально, самой собой, а не затравленным зверем. Однако кайф, казалось, длился только несколько минут, а потом вновь в ней оживал зверь, и с каждой инъекцией ей становилось все хуже. Она уже думала о следующей дозе и молила Бога, чтобы Расти не заставлял ее ничего делать. Она стала зависеть от него. Целиком и полностью. Что, если он не придет? От этой мысли ее охватывал панический страх.

Услышав, что в кухню вошел отец, Иден обернулась.

– Послушай, кто тебе сказал? Звонкая пощечина обожгла ей лицо.

– Что это?! – рявкнул Доминик.

Ошеломленная, она уставилась на пакет со шприцами и иглами, который он держал в руке. Господи, он заходил в ее спальню. И даже нашел пакетик с последней дозой! Иден пришла в бешенство. Сверкая глазами, она выхватила у отца бесценный сверток.

– Убирайся вон! – завизжала девушка. – Ты, ищейка! Старый ублюдок! Вон!

– Закрой свой грязный рот! – Ван Бюрен снова ударил ее по лицу, на этот раз так сильно, что подживающая рана у нее на губе раскрылась. Потекла кровь. У Иден из глаз словно посыпались искры. Шприцы упали на пол, и она, рыдая, бросилась их поднимать.

Взгляд светлых глаз ван Бюрена сделался ледяным; он схватил дочь за волосы и, не обращая внимания на ее визг и слезы, потащил в комнату. Там он швырнул Иден на диван, где она, свернувшись калачиком, сделалась похожей на жалкий зародыш. На ее губах размазалась алая кровь.