В доме Шиллинга (дореволюционная орфография) - Евгения Марлитт

Витъ былъ нѣсколько испуганъ. До сихъ поръ онъ ничего не боялся, – во всемъ монастырскомъ помѣстьѣ не было ни одного темнаго отдаленнаго уголка, котораго бы онъ не изслѣдовалъ. Онъ иногда по цѣлымъ часамъ сидѣлъ притаившись въ какомъ нибудь мрачномъ уголкѣ, чтобы вдругъ выскочить оттуда, напугать до полусмерти кого нибудь изъ прислуги, кто, ничего не подозрѣвая, проходилъ мимо. Но это отверстіе въ стѣнѣ зіяло передъ нимъ, какъ большая черная пасть, и на него пахнуло оттуда тяжелымъ спертымъ воздухомъ.

Однако любопытство превозмогло. Онъ, вытянувъ шею, заглянулъ туда и увидалъ у самаго отверстія двѣ каменныя гладкія ступени, прекрасно сдѣланныя и блестѣвшія во мракѣ. Слабый свѣтъ дня врывавшійся черезъ отверстіе освѣщалъ сбоку новыя доски, то была стѣнка шкафа, въ которомъ лежали оловянныя трубы органа и деревянный ангелъ.

– Дуракъ! Чего тутъ бояться, – тутъ все ново! Что такое прячетъ здѣсь папа.

Крѣпко придерживаясь за доски, полѣзъ онъ по крутымъ ступенькамъ, сдѣлалъ два шага по ровному полу и вдругъ наткнулся на что-то эластичное, на-ощупь похожее на кожаную подушку въ старомъ креслѣ отца. Это что-то подалось назадъ и безшумно отворилось какъ дверь, но мягкая и толстая, какъ матрацъ.

Въ ту минуту, какъ этотъ странный предметъ отодвинулся, мальчикъ ясно и отчетливо услыхалъ чужой женскій голосъ; онъ звучалъ, какъ колокольчикъ, и разсказывалъ о горящихъ домахъ, убитыхъ людяхъ и объ одномъ раненомъ, который все говорилъ о своей матери. Виту казалось, что онъ читаетъ книгу, но онъ не былъ любителемъ трогательныхъ исторій. Онъ разгонялъ служанокъ, когда онѣ въ людской разсказывали сказки о покинутыхъ и заблудившихся дѣтяхъ или о мученичествѣ и кончинѣ какихъ нибудь легендарныхъ героинь… Такъ и теперь онъ терялъ терпѣнье и съ гнѣвомъ думалъ о томъ, какъ попала въ монастырское помѣстье женщина, говорившая такъ, какъ у себя дома, и никакъ не могъ догадаться, въ какой это комнатѣ она находилась. Смѣло съ сердитымъ лицомъ двинулся онъ впередъ. Его протянутыя впередъ руки наткнулись вдругъ на дерево, и это должно быть, была дверь, потому что онъ ощупалъ задвижку… Теперь онъ такъ напугаетъ „глупую женщину”, которая все еще продолжала свои скучные разсказы, что она со страха упадетъ со стула.

Онъ отодвинулъ задвижку и потянулъ дверь… вдругъ онъ очутился за удивительной рѣшеткой, похожей на плотное прозрачное кружево, а за ней находилась большая роскошная комната, отдѣланная цвѣтной шелковой матеріей и украшенная блестящими бездѣлушками. Но все это онъ увидѣлъ мелькомъ какъ бы при свѣтѣ молніи; все исчезло передъ группой, представившейся ему посреди комнаты: дѣвушка въ выжидательной позѣ съ широко-раскрытыми блестящими глазами, устремленными на него и рядомъ съ ней огромная, точно тигръ, собака, оскаливъ зубы и съ глухимъ ворчаніемъ, готовая при малѣйшемъ его движеніи броситься на непрошеннаго гостя.

Витъ попробовалъ отступить, но въ эту минуту изъ груди дѣвушки вырвался пронзительный крикъ, и собака огромнымъ прыжкомъ очутилась у рѣшетки, которая подъ тяжестью ея тѣла затрещала и разлетѣлась въ мелкіе кусочки, какъ будто это было въ самомъ дѣлѣ нѣжное кружево.

Мальчикъ бросился бѣжать въ неописанномъ ужасѣ, но наткнулся на обитую матрацомъ дверь, упалъ, ударился лбомъ о каменныя ступени и скатился по лѣстницѣ на полъ присутственной комнаты.

Въ ту же минуту запыхавшееся животное съ яростнымъ рычаніемъ очутилось подлѣ распростертаго тѣла, какъ бы готовясь разорвать всякаго, кто приблизится къ его добычѣ.

– Это мышиный проходъ! – вскричала Анхенъ съ дикой безумной радостью. – Слава Богу! Слава Тебѣ, Господи! Moй милый, добрый отецъ не былъ предателемъ! Шпіонъ былъ въ монастырскомъ домѣ!

Она отодвинула отъ стѣны кушетку, черезъ которую перепрыгнулъ Пиратъ, побѣжала по чудно открывшемуся „мышиному проходу“ и оттащила собаку отъ мальчика. Но Витъ не поднялcя съ полу, лицо его исказилось, и густая бѣлая пѣна выступила на губахъ, – онъ лежалъ въ припадкѣ.

Дамы, сидѣвшія въ оконной нишѣ и всецѣло занятыя другъ другомъ, не замѣтили ни страннаго поведенія Анхенъ и Пирата, ни удивительнаго появленія мальчика въ стѣнѣ. Только при крикѣ дѣвушки и трескѣ деревянной рѣзьбы онѣ вздрогнули отъ испуга и увидѣли исчезавшую въ облакѣ пыли собаку. Между тѣмъ какъ удивленная и растерявшаяся донна Мерседесъ оставалась неподвижно на своемъ мѣстѣ, не понимая радости Анхенъ, маіорша, охваченная какимъ-то предчувствіемъ, быстро вскочила.

– Шпіонъ былъ въ монастырскомъ домѣ! – закричала дѣвушка.

Нетвердыми шагами, какъ бы чувствуя головокруженіе, прошла маіорша по салону.

– Боже милостивый! – вскричала она и подняла руки къ небу, какъ бы стараясь отклонить отъ себя великій неизгладимый позоръ, вдругъ обрушившійся на нее.

Да, черезъ узкій проходъ видна была присутственная комната! Тамъ прямо противъ него у противоположной стѣны стояло старинное дѣдовское канапе, обитое темной бумажной матеріей, а надъ нимъ висѣлъ портретъ ея дѣдушки стараго Клауса, самаго честнаго и дѣятельнаго изъ всѣхъ Вольфрамовъ. Его честные глаза пристально смотрели въ сосѣдній домъ дворянскаго рода, который, не подозрѣвая того, имѣлъ такое безчестное предательское сосѣдство. Но онъ такъ же, какъ и другіе его предки, какъ и его рано умершій сынъ, почтенный отецъ „совѣтника“, ничего не зналъ объ этомъ таинственномъ монашескомъ проходѣ. Ни въ какихъ бумагахъ, ни въ какихъ преданіяхъ не упоминалось о потайномъ сообщеніи между двумя монастырскими домами.

Только послѣдній въ ихъ родѣ напалъ на потайной уголокъ старыхъ монаховъ, служившій имъ для подслушиваній, послѣднiй, бывшій въ дѣтствѣ коварнымъ и хитрымъ, умѣвшимъ скрывать это отъ окружающихъ.

Еще глубокій мракъ покрывалъ постыдную катастрофу; одно только можно было понять, что Витъ слѣдилъ за своимъ отцомъ. Онъ лежалъ распростертый на полу, между тѣмъ какъ Анхенъ оттащила отъ него собаку за ошейникъ, Анхенъ, дочь человѣка, который нѣкогда изъ-за чужой подлости лишился чести и жизни. Въ нѣсколькихъ шагахъ отсюда былъ порогъ, на которомъ онъ стоялъ, умоляя спасти его честь.

– Мальчикъ боленъ, – вскричала дѣвушка. Она грознымъ движеніемъ руки прогнала Пирата на лѣстницу галлереи, и онъ послушно отправился по ней домой и легъ на свое мѣсто подлѣ колясочки Іозе.

Невыразимая борьба происходила въ душѣ женщины, которая съ дрожью во всѣхъ членахъ и помутившимся взоромъ, стояла въ зіявшемъ отверстіи, наполненномъ еще массой пыли и обломковъ рѣзьбы. Она не хотѣла имѣть ничего общаго съ безчестнымъ шпіономъ, подло подслушивавшимъ у стѣны, котораго въ свѣтѣ называли „господиномъ совѣтникомъ“, онъ умеръ для нея, онъ не заслуживалъ, чтобы она пошевелила для него пальцемъ, промолвила слово въ его защиту. Но тотъ, что смотрѣлъ со стѣны, а вмѣстѣ съ нимъ и длинный рядъ честныхъ предковъ, добившихся уваженія своей жизнью полной труда и непрерывной борьбы до самой смерти, они имѣли право требовать отъ одной изъ своихъ дочерей, чтобы она употребила всѣ усилія для сохраненія интересовъ Вольфрамовскаго дома…