Дети города-героя - Ю. Бродицкая

фронт не картошку чистить. Я приехала фашистов стрелять!

Все растерялись от такого выпада. И Уральский тоже. Экая задира! Но что с ней делать? Не на гауптвахту же сажать. И прощать нельзя.

— Ах, ты вот как разговариваешь? — сказал он тогда. — А ну, покажи свою винтовку, еще посмотрим, какой ты снайпер.

Он взял оружие в руки и заглянул в ствол. Чисто! Блестит, как зеркало. Ни пятнышка, ни ссадинки, ни пылинки.

Молдагулова неотрывно следила глазами за полковником, и что-то бесовское пряталось в них.

Да, к самому главному — к стволу придраться было нельзя. А как снаружи? Так-так… Оптический прицел аккуратно прикрыт кожаным колпачком… Та-ак… Вдруг в глаза блеснула медная, ярко начищенная пластинка на прикладе. Выгравированная на ней надпись гласила:

«От ЦК ВЛКСМ. За отличную стрельбу. Именная винтовка № 965».

Уральский бережно передал оружие Молдагуловой в руки и сказал:

— Будешь, доченька, бить фашистов.

Так Лия стала бойцом первой разведроты 4-го батальона 54-й бригады.

«Воробышки», «чижики», «карандаши»… На все лады, кто ласково, кто снисходительно, звали солдаты девушек-снайперов. В боевые их качества они не верили. Но шло время, и «воробышки» показали, на что они способны.

Затемно, в предрассветном тумане, уходили «на охоту» снайперские пары. Пробирались, согнувшись, по траншеям, прячась за кустами или по-пластунски прямо сквозь осоку и вереск, к тому одинокому окопчику, где будут теперь сидеть, лежать или стоять часами, держа на прицеле вражескую линию обороны. Она совсем близко.

Там, у врага, нужно высмотреть для себя самую важную и уязвимую точку. Может быть, — место, где особенно часто мелькают солдатские каски; или подозрительно темнеющий бугорок, потому что он может оказаться замаскированным снайпером или пулеметчиком, их надо выследить и обязательно «снять». Выстрел. В оптику видно, как упал враг. Но сейчас же там, напротив, звучали ответные выстрелы или начинали бить минометы.

Так шли за днями дни: теплые — летом, промозглые — осенью, ледяные — зимой. К новому, 1944 году на счету у Лии уже было больше тридцати гитлеровцев. Никто давно не считал ее «воробышком» или «малышкой», а если и случалось, что так называли, то лишь ласково.

Советская Армия продвинулась на запад Псковской и Калининской областей. Впереди была Прибалтика. Но тем яростнее сопротивлялся враг. Родную землю приходилось отвоевывать у него в тяжелых боях.

В январе жестокое сражение разыгралось недалеко от станции Насва, тогда Калининской, а теперь Псковской области. Небольшая деревня Казачиха переходила из рук в руки несколько раз. Наши бойцы то поднимались в атаку, то отходили назад. Они ничего не могли поделать с врагом, который занимал удобную позицию на высотке и держал атакующих под шквальным огнем артиллерии, танков и автоматов. Вот и снова цепи залегли в снегу, в открытом поле. И казалось, нет силы сдвинуть людей с места. В военных донесениях того времени это называли: «атака захлебнулась».

Сейчас эта захлебнувшаяся атака могла стать роковой. Люди лежали прямо под огнем, в каких-нибудь сорока метрах от вражеских траншей, идущих по огородам за околицей деревни. Еще немного — и никто уже никогда не поднимется, навсегда останется здесь лежать, потому что всю цепь перебьют. А идти навстречу смертоносному огню уже не было сил. Гибель грозила батальону, а вместе с ним дело оборачивалось очень плохо и для всей бригады.

Лия Молдагулова и Надя Матвеева залегли вместе, около какого-то одинокого тополя. Тянулись тягостные мгновенья. Становилось ясно — дальше так не может продолжаться. И тогда Лия сказала подруге:

— Что-то надо делать… Кажется, пришла моя очередь.

И, не дожидаясь ответа, она выпрямилась во весь рост и громко сказала, подбадривая себя:

— Я маленькая, но я не побоюсь!

И потом, уже на бегу, крикнула:

— За Родину! Вперед!

Она бежала навстречу пулям и разрывам, и ни одна пуля никак не могла ее задеть! Тогда стали подниматься и другие. Сначала побежали бойцы отделения автоматчиков старшего сержанта Неруша, за ними поднялась вся рота, и наконец в атаку пошел батальон.

А маленькая фигурка Лии уже мелькнула у края вражеских траншей и скрылась там. Оружием она владела великолепно. Ворвавшись в траншею врага, она стала прокладывать себе путь очередями из автомата. Но тут неожиданно вынырнул откуда-то немецкий офицер. Как кошка, прыгнула к нему Лия. Поздно! Офицер выхватил пистолет и выстрелил в упор. Падая, Лия успела еще дать очередь по фашисту. Он упал, сраженный наповал, но и девушка была смертельно ранена. А через несколько минут наши завладели этой деревней — уже насовсем, и враг был изгнан оттуда навсегда.

Лия умерла у околицы деревни Казачиха, на руках у своей подруги — снайпера Нади Матвеевой. Надя и бойцы похоронили Лию тут же, на берегу речки Смердели.

Много лет спустя местная жительница бабушка Наталья и еще один старичок рассказали красным следопытам, как солдаты хоронили Лию, и показали в точности то самое место. Они говорили, что все хорошо запомнили и ни с кем спутать девушку не могли бы, потому что она была очень молоденькая, тоненькая и черноглазая. Ее все жалели, плакали над могилой.

Рощица сирени и сейчас стоит на том самом месте. Но могилки уже нет. Прах юной героини перенесен на братское кладбище у деревни Монаково Насвинского сельсовета.

Много людей приезжает сюда с разных концов страны. Приезжают боевые друзья павших героев и красные следопыты. Приходят местные жители. Они приносят цветы и подолгу стоят перед обелиском, на котором среди других имен высечено: Алия Молдагулова. Лия, как называли ее по-русски.

— ★ —

…1 марта 1944 года.

Сегодня был день необычных, торжественных и трогательных встреч.

Улица пестрела народом, вышедшим навстречу своим героям, народным мстителям. Только в самые большие праздники бывало здесь так людно, так оживленно.

— Партизаны пришли! Партизаны вернулись в свой город! Пришли на завод! — Эта весть передавалась из уст в уста.

Вот на митинге выступает самый юный партизан — двенадцатилетний Миша Богданов. Два года назад он вместе с отцом, двумя сестрами и тремя братьями пошел в партизанский отряд.

— Наша вся семья партизанская! — говорит Миша. — Мы били немцев, и вот теперь прогнали их от Ленинграда…

Миша чувствует себя почти взрослым, он понимает всю ответственность своего положения: вот он, мальчишка, говорит от имени народных мстителей, говорит перед лицом ленинградцев, перед лицом коллектива старейшего завода, хранящего в своих людях и в самых своих корпусах славные традиции непримиримой борьбы за свободу. И вдруг в торжественной тишине раздается голос:

— Миша! Братишка!..

К Мише бросается работница мартеновского цеха Зина Орлова, она