Рота, подъем! - Александр Ханин

Через десять минут, переодевшись в больничную пижаму, я тихо радовался тому, что врач меня оставил в санбате. Было очень приятно понежиться на чистой больничной койке, где я сразу развалился, сославшись на то, что только что "после операции" и у меня от наркоза кружится голова. Спорить со мной никто не стал, и я сладко заснул.

Проснулся я часа через полтора. Палец болел нестерпимой болью.

Правой рукой я поддержал кисть левой руки, укачивая ее, как качают маленького ребенка. За остаток дня и утро следующего я съел не меньше четырех таблеток анальгина. Анальгин немного притуплял боль, но, как только прекращалось его действие, я был готов бегать не только по длинным коридорам санбата, но и по потолку.

За время хождения я успел перезнакомиться со всеми лежащими солдатами и сержантами, медперсоналом и обслуживающим отделением в составе шести человек, включая водителя амбуланса. Обслуживающее отделение подчинялось непосредственно майору Шандыбину, который от нечего делать заставлял их все время подметать дорожки, красить ворота, чинить ступеньки, лишь бы солдаты не отдыхали. При всех действиях он присутствовал лично и награждал солдат грубой бранью и ругательствами.

– А кто он тут? – спросил я рябого солдата из подчиненных Шандыбина.

– Начальник штаба без штаба.

– Серьезно?

– Ну да. Штаба-то у нас нету, а начальник штаба по штатному расписанию положен. Вот он и изгаляется, гоняет нас все время… урод.

Я вернулся в корпус, стараясь не попасться на глаза Шандыбина.

Проходя мимо кабинетов врачей, я столкнулся с лейтенантом-медиком, которого видел в полковой санчасти. Лейтенант был родом из Питера.

– Привет, земляк, – протянул он мне руку. – Болит?

– Не то слово. Анальгин уже не дают…

– Много анальгина вредно. На сердце влияет. Хочешь, помогу?

– Отрежете руку… по самое "не хочу"?

– Нет. Не бойся. Заходи.

Мы вошли в кабинет, где стоял стол, стул и большой длинный шкаф, неоднократно выкрашенный белой масляной краской. Дверцы шкафа были закрыты на замки.

Лейтенант выдвинул ящик старого стола, украшенного не менее старой настольной лампой и перекидным календарем, и вытащил небольшую круглую коробочку.

Внутри коробочки, указывая свернутыми спиральками вверх, колыхались тончайшие серебряные иглы, воткнутые в поролон.

– Не боишься? – посмотрел на меня военврач.

– Удивляюсь. Вы где серебряные иглы достали, товарищ лейтенант?

– Ты знаешь, что это? – пришла очередь удивляться медику.

– Настоящие китайские иглы для иглотерапии. Разве в военно-медицинской академии есть курс акупунктуры?

– Нет. Был отдельный курс для особо желающих. Я его прошел.

Специально для этого отпрашивался. Садись на стул.

Я сел на стул и оказался левой стороной корпуса к двери.

Лейтенант воткнул несколько игл мне в руку и с десяток в левое ухо.

Неплотно закрытая дверь отворилась, и в ней появилась узкоглазая физиономия. Глаза узбека расширялись по мере понимания того, что торчало у меня из уха. Физиономия пропала, и через секунду из коридора послышался дикий крик:

– Сержанта игольками колят. Хотят игольками убить. Сержанта убивают.

Дверь тут же распахнулась, и в ней появилось с десяток удивленных рож.

– Брысь, – стараясь сдержать улыбку, тихо крикнул врач.

– А чего с ним делают?

– Нормально, мужики. Все нормально. Это китайский метод лечения.

Потом расскажу. Идите, – заверил я солдат, и рожи начали потихоньку исчезать.

– Брысь, я сказал. Закройте дверь с той стороны, – уже громче повторил лейтенант, и дверь закрылась. – Посиди минут двадцать, тебе все равно спешить некуда, – засек время врач. – Я скоро вернусь.

Я сидел и вспоминал то, что я знал о поразившем солдат действии.

За несколько лет до моего призыва, отец прошел курс массажа в военно-медицинской академии. Туда его смог впихнуть близкий друг, работавший в научной лаборатории академии. Это место было единственным на тот момент в СССР, где врачи могли официально изучать древнюю китайскую методику врачевания. Почему такой курс был именно при единственной в Союзе академии, где обучали будущих врачей для армии, никто не знал. Может быть, чтобы контроль за умельцами был более сильным, а может быть, из-за того, что армейские разработки всегда считались передовыми. Отец значился тридцать первым, дополнительным учеником, который не проходил ни по каким списками. Массаж он выучил на пять баллов и заинтересовался восточными методами лечения. Его хобби развивалось, и у нас дома появился прибор для прижигания по точкам, аппарат живой и мертвой воды, который делил непонятным для меня методом воду на щелочную и кислотную составные. Я видел дома не только иглы, но и пряные свечи.

Хотя больше всего меня поразили прижигающие сигары. Они выглядели как настоящие, но немного тонкие. Сигары и должны были, тлея, лечить воздействием через точки органы тела. Я знал особенности идеи

Шаталовой и диетологическую теорию Брега, видел у нас дома несколько специалистов по восточной медицине и людей, называющих себя экстрасенсами или ведущих группы здоровья. Отец демонстрировал им свое умение определять больные зоны рукой и показывал мне, как вправлять диски позвоночника. Иногда я делал это сам, вправляя позвонки своим друзьям или снимая легкую головную боль подруге.

Однажды, в качестве доказательства, я принес бутылочку "живой воды" в школу. На перерыве на глазах у ребят я сделал несколько надрезов тыльной стороны ладони. Когда показалась кровь, я обильно облил кисть "живой водой", объясняя, что через десять минут раны затянутся. К концу следующего урока раны подзатянулись. Что послужило причиной этого, я не отдавал себе отчет. Знания были очень поверхностными. Я так же не вдавался в подробности, почему надо на ксерокопировальной машине "Эра" перепечатывать переводные книги по акупунктуре и массажу, но долго пытался запомнить названия точек на ухе и в области стоп по большой карте-схеме. Названия забывались на второй день, и я бросил это бесполезное занятие.

Лейтенант зашел в тот момент, когда я ухмылялся, вспоминая, как в пионерском лагере после седьмого класса снимал рукой боль в коленке понравившейся девочке. Рассмешила меня картинка, на которой я представлял себе девочку, сидящую на пеньке в коротенькой юбочке, с выглядывающими голыми коленками, и усеянную серебряными, покачивающимися иголками не только на лице, но и по всему прекрасному молодому телу.

– Уже улыбаешься? Значит действует.

– Болит поменьше. Это точно.

– Надо бы еще два-три сеанса сделать, да я должен уехать.

– Спасибо. Выживу.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});