Братья Стругацкие - Дмитрий Володихин

22

В январе 1981 года был написан новый сценарий для Андрея Тарковского («Ведьма»), С ним же велись переговоры по экранизации «Жука в муравейнике». Фильм, впрочем, не пошел [33]. С Борисом Натановичем встречался режиссер А. Сокуров: почему бы не создать киноверсию повести «За миллиард лет до конца света»? Много работы, много разочарований. «Борис, кажется, оправился от инфаркта, сегодня должен отбыть из больницы в санаторий, — писал Аркадий Натанович Г. Прашкевичу (12.III.1981), — еще месяц и, возможно, начнем снова встречаться для работы. Хотя где встречаться… Живу вчетвером с малышом в двухкомнатной, сам понимаешь, каково это… Но Бог милостив, что-нибудь придумаем… Главное, оба мы с Борисом уже старые больные клячи, в доме творчества работать боязно — без жены, чтобы присматривала за здоровьем, насчет возможных приступов и т. д.». И в декабре 1982 года снова: «А у меня, брат, дела плохи… Живу от одного сердечного приступа до другого…»

Прошли даже слухи о переезде Стругацкого-старшего в Ленинград.

«Тут при слухе о твоем переезде все страшно оживились и начали строить планы. — Это уже из письма Стругацкого-младшего брату. — Я имею в виду собратьев по секции во главе с Евгением Павловичем (Брандисом. — Д. В., Г. Я.). Я, правда, все их восторги сразу же охладил, сказавши, что это вилами по воде… Разумеется, мне не поверили… А может, ты все-таки соберешься с духом и займешься этим делом снова — не спеша, спокойненько, хладнокровно… Как врач советовал моему соседу по палате: „Половой акт? Да, можно… Но, знаете ли, так — спокойненько, без эмоций…“ Съехаться бы надо. Это, понимаешь ли, объективная необходимость…»

Не получилось. Не съехались.

Кто лучше Него знает, что нам нужно?

23

В апреле 1981 года несколько дней Аркадий Натанович провел в Свердловске, на «Аэлите» — первом советском конвенте, созданном неустанными усилиями сотрудников журнала «Уральский следопыт». Там душой этого дела, несомненно, был Виталий Иванович Бугров, литературный сотрудник журнала. Его чисто человеческое обаяние привлекло к журналу и к «Аэлите» множество самых разных людей. Он одинаково уважительно разговаривал с каждым и никогда не спешил с оценками. При этом о фантастике (отечественной и мировой) Бугров знал всё. Кстати, это он (событие по тем временам немаловажное) пустил по рукам стенограмму дискуссии американских фантастов, опубликованную в США Сэмом Московицем.

«Неужели нам обязательно нужна страшная внешняя угроза, чтобы народы Земли объединились? — спрашивал Говард Фаст (превосходный прозаик, к восьмидесятым он уже не печатался в СССР, считался перебежчиком из коммунистического в чуждый нам лагерь). — И готовы ли мы встретиться с разумным инопланетным существом, строение которого будет принципиально отличаться от строения человека? Не шагает ли астронавтика слишком быстро вперед — если учесть, что мы топчемся на месте в области морали, психологии, социологии? Может, именно в этом разрыве спрятана истинная проблема, а вовсе не в соперничестве двух политических блоков?»

А вот слова Кэмпбелла: «Если человек достаточно умен для научных исследований, то он достаточно умен и для того, чтобы понять, что оригинальность мысли принесет ему только неприятности». В тесных кабинетах журнала «Уральский следопыт» чуть ли не круглосуточно дискутировали наехавшие в Свердловск фэны. Гомеостатическое Мироздание могло как угодно давить на любителей фантастики, они всё равно теперь прислушивались не к чиновникам, а, скажем, к тому же Хайнлайну, тогда еще мало у нас переводившемуся: «Ни одно из наших произведений не является правдивым. Мы не пророки, мы просто преподаватели воображения».

Таким вот преподавателем воображения являлся сам Виталий Иванович.

Жизнь у него складывалась не просто. В детстве, прыгая со стайки в снег в своем северном Ханты-Мансийске, он сломал ногу, в итоге — остеомиелит. В справке врача, выданной в 1946 году, указывалось: «Нуждается в молоке и белом хлебе». Но молока и белого хлеба в стране всегда не хватало. Зато водки… вот водки было вдоволь… даже во времена «сухого закона»… Но Бугров всё успевал: читал чужие рукописи, редактировал, писал популярные очерки, профессионально занимался библиографией, несколько его собственных рассказов перевели на немецкий, который он, кстати, хорошо знал. Первая официальная советская премия по фантастике — «Аэлита» — была и его рук делом. И вручена она была братьям Стругацким[34] и А. П. Казанцеву — одновременно. Так сказать, перекличка поколений. Не слишком дружественных, но всё же.

24

Через десять лет (в 1991 году) о некоторых деталях этого теперь уже далекого события рассказал бывший главный редактор журнала «Уральский следопыт» Станислав Федорович Мешавкин.

«Идея „Аэлиты“ — как праздника отечественной фантастики — пробивала себе дорогу долго и мучительно. Не забудем, события происходили в конце семидесятых годов, в самый пик застоя. В партийных кругах, а именно они располагали решающим голосом, фантастику расценивали как потенциальную угрозу коммунистической идеологии, в литературных — как продукцию второго сорта. Но в Москве идею пробивал энергичный Сергей Абрамов (писатель-фантаст, тогда один из секретарей Союза писателей СССР.—Д. В., Г. П.), а я — в Свердловске…

Гости (Бориса удержало нездоровье) приехали в Свердловск поздно вечером.

На другой день я отправился в гостиницу нанести визит вежливости (а заодно покормить гостей обедом). С обоими лауреатами до этого я лично не был знаком, хотя, естественно, знал, что их отношения трудно назвать дружескими, и, следовательно, мне предстояла нелегкая роль наведения мостов. Беседа с Александром Петровичем носила преимущественно светский характер. Когда речь зашла о ресторане, он тактично дал понять, что обед дает он — как лауреат „Аэлиты“. Вынув бумажник, Казанцев отсчитал купюры. Грешен, я тихонько порадовался про себя. „Аэлиту“ никто не финансировал, и каждый рубль был на счету. Поднявшись этажом выше, в номер Стругацкого, я начал разговор с предложения Казанцева. Аркадий Натанович сразу отреагировал: „А когда я смогу дать обед? Ведь мы с Борисом, кажется, тоже лауреаты?“

Программу пребывания гостей я знал наизусть, как таблицу умножения, и с сожалением ответил, что, увы, такой возможности больше не представится. Аркадий Натанович нахмурился: „Нет, так дело не пойдет! Вы ставите меня в крайне нелепую ситуацию: Казанцев кормит меня обедом, а я его нет!“ Логика в этом была, конечно, но программа есть программа, к тому же согласованная с обкомом партии! Но Стругацкий сам нашел выход: „Значит, так. Прошу вас передать Александру Петровичу, что сегодняшний обед дают лауреаты. Подчеркиваю, не лауреат, а лауреаты. Сколько с меня причитается?“

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});