Рейтинговые книги
Читем онлайн ГРОМОВЫЙ ГУЛ. ПОИСКИ БОГОВ - Михаил Лохвицкий (Аджук-Гирей)

Шрифт:

-
+

Интервал:

-
+

Закладка:

Сделать
1 ... 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96

Вокруг Озермеса и в небесном просторе никого не было. Не иначе, как Тха не подпускал к себе никого из живущих на земле. Озермес остановился, отгоняя боль, потер виски рукой и задумался. Не только Тха никому не дает подойти близко к себе, так же поступает и самый обычный, даже маленький, только родившийся костер — попробуй прикоснуться к нему! Что ж, значит, так оно и должно быть, и с этим ничего не поделаешь. Может, все таки вернуться? Чебахан не осудит его, презирать же себя будет только он сам. Нет уж, если джигиту, имя которого он не знает, удалось взойти на вершину, заберется туда и он, хочет ли того Тха или не хочет. Да и как знать, может, на Ошхамахо, кроме того кабардинца, поднимался еще кто-нибудь другой. Озермес зашагал дальше.

Идти приходилось, глядя под ноги, чтобы где-нибудь не оступиться и не упасть. Он немало, сбиваясь с направления, поплутал, когда по-волчьи осторожно ступая, обходил глубокие трещины в ледниках, часто прикрытые снегом. Стоило провалиться в какую нибудь из расщелин, чтобы навсегда остаться там. Ниже по склону ему попадались на глаза сосны с зеленой хвоей, когда то схваченные льдом и лишенные души. Знакомую опасность таили и крутые снежные, казалось, мирно спящие откосы. В одном месте, по звериному почуяв неладное, Озермес остановился, отступил, и вовремя. Через мгновение впереди сорвалась и с гулом обрушилась лавина.

Пройдя сквозь пелену облаков и намокнув, Озермес вышел к склону по нижней стороне и присел, чтобы передохнуть и обсохнуть под жарким солнцем. В ушах у него шумело, как шумит листва на деревьях от ветра, перед глазами, несмотря на закатное солнце и ослепительное отражение его от заснеженных полей, колыхался прозрачный, похожий на дымок от умирающего костра, туман. Озермес не стал рассматривать окружающее и, чтобы дать отдых глазам, смежил веки и закрыл лицо руками.

Спустя время он опустил руки, открыл глаза и застыл от неожиданности: по всему белому полю, насколько мог дотянуться взгляд, стояли то толпою, то порознь, огромные черные окаменевшие быки, туры, великаны-люди, валялись каменные птицы с обломанными крыльями и никогда не виденные им чудища. Спина Озермеса меж лопаток похолодела, и волосы под шапкой зашевелились, хотя пугаться неподвижных, мертвых окаменелостей было нечего. Он протер слезившиеся глаза, встал и направился к ближайшей скале. Издали она казалась крупной, в три человеческих роста, головой на широченных опущенных плечах, с бугристым, обросшим растрепанной бородой лицом и глубоко вдавленными, с колесо повозки, закрытыми глазами. Туловище великана по грудь ушло в снег и землю. Подойдя, Озермес прикоснулся рукой к пористому, как кожа старика, бурому камню и посмотрел на другие скалы. Их было много, давних обитателей земли — людей, животных, еще каких-то существ, они, видимо, умирали, обращаясь в камень, в мучениях, и многие из них стояли теперь скорченными, согнутыми, безгласно взывающими к небу, Ошхамахо, вырастая, мог поднять их снизу уже окаменелыми, но могло быть иначе: в давно минувшие седые времена обитатели земли собрались вместе и пошли с каким-то своим делом на Ошхамахо, чтобы встретиться с Тха, но тот разгневался, обратил их в камень и оставил стоять на склоне горы как предостережение тем, кому вздумается нарушить его покой.

У Озермеса стали мерзнуть ноги. Он еще раз окинул взглядом бескрайнее кладбище, за что-то превращенных в черные скалы древних обитателей земли, и всмотрелся в тех, кто был поближе, чтобы запомнить их и потом, спустившись к Чебахан, спеть ей песню о черном кладбище.

Пора было идти. Солнце стремительно падало. До вершины, казалось, совсем близко. Если он не поспеет взойти на вершину при свете дня, солнце, как обычно, вышлет на ночное небо свою сестру луну, и та покажет Озермесу путь по крутому, покрытому глубоким снегом, склону.

Озермес пожалел, что не взял с собой бурку. Без нее на снег не ляжешь. Если придется задержаться на вершине, то через ледники, мимо спящих лавин и каменистых осыпей ночью, даже при свете луны, он не пойдет, лучше всего, наверно, будет сойти к кладбищу черных скал и пробыть там до появления завтрашнего солнца. Как знать, может, по ночам к непохороненным возвращаются души, и ему повезет услышать, о чем они говорят.

Хотя Озермес, как показалось ему, стал легче, ослабевшие ноги передвигались труднее, и голова кружилась. Его стало подташнивать. Сунув руку за пазуху, он достал вяленое мясо, откусил немного и принялся жевать его.

Солнце упало за край земли, как подстреленное, и залило своей красной кровью небо и снега. Время спустя небо полиняло, но снег продолжал отсвечивать розовым. Немного погодя снег, как и небо, стал синим, потом голубым и угас.

Озермес поднимался, то по колено, то по пояс проваливаясь в сухой снег. Лоб и щеки были потными, а за уши покусывал мороз. Он останавливался, совал озябшие руки под мышки и ждал, пока не успокоится торопливо бьющееся сердце. Иногда посматривал вниз, но там не было ничего, кроме нагромождения похожих на горы мрачных темных туч. Собравшись с силами, он набычивался и снова лез выше.

Озермес чувствовал, что уже не обманывается, что до вершины действительно осталось совсем немного, и ни о чем больше не думал, ни о встрече с Тха, ни об оставленной в пещере Чебахан. Не ощущая мороза, преодолевая слабость, он упорно карабкался вверх.

Забрезжил, отражая посветлевшее небо, снег, снизу, с восходящей стороны, выплыла белая луна, и Озермес увидел, что подъем кончился и он стоит на младшей вершине Ошхамахо. Она была похожа на большую, с обломанными краями чашу, засыпанную снегом. Он стоял на краю чаши, а по другую сторону ее опускалась похожая на седло перемычка, соединявшая младшую вершину со старшей, которая была выше сестры на две поставленные одна на другую сосны.

Снега, нетронутые, безо всяких признаков минувшего или нынешнего бытия, покоились, холодно мерцая под светом висевшей за спиной у Озермеса луны. Ноги у него подогнулись, и он опустился на снег, открыв рот и жадно заглатывая редкий воздух. Он не испытывал ни радости от своей победы, ни огорчения от пустоты. Старшая вершина колебалась перед его глазами, как покачивается от ветра макушка дерева, и казалось, она плывет среди звезд. Хватит ли у него сил взобраться и на нее? Озермес смахнул с усов иней и, отогревая лицо и руки, стал оттирать ладонями лоб, нос и щеки. Губы у него распухли, в глаза будто попал песок. Чтобы не видеть искрящего снега, он зажмурился. А надо ли подниматься на старшую вершину, ведь и там скорее всего такая же мертвая тишина, такое же отсутствие земной и небесной жизни? Где завершился путь джигита кабардинца, здесь или там, и не оставил ли он на старшей вершине какого нибудь знака — памяти о себе? Нет, слабости сдаваться нельзя. Плох и тот джегуако, который обрывает свою песню, не допев ее до конца, и тот мужчина, который останавливается, не дойдя до цели. Он доберется до старшей вершины, даже если у него отвалятся ноги и руки!

Отодвигая время, когда придется встать на окостеневшие ноги, Озермес открыл глаза, пошевелил сперва одной ногой, потом другой и наконец рывком поднялся. Преодолев головокружение, он пошел, обходя вершину по краю, чтобы не провалиться посередине в глубокий снег, и направился к седловине. Упав всего лишь раз, спустился к затененной перемычке, как широкий мост, соединяющей вершины, перебрался по ней и, подобно волку, передвигающемуся по глубокому снегу, пополз вверх, зарываясь иногда головой в обжигающий лицо снег. Время от времени он делал короткие привалы и растирал немеющие руки.

Хотя старшая вершина была немногим выше младшей, вечность прошла, пока Озермес взобрался на нее. Когда оказалось, что выше подниматься некуда, Озермес встал, распрямился, вытер пот с обожженного морозом лица и довольно ухмыльнулся. Здесь, как и на нижней вершине, было похожее на чашу углубление с обломанными краями и лежал нетронутый, без всяких признаков жизни, сверкающий, как начищенное серебро, снег.

Озермес посмотрел вниз. Во все стороны — нижнюю и верхнюю, восходящую и заходящую — простиралась озаренная луной волнистая, закрывающая землю облачная степь, с холмами и овражками, застывшими озерами и речками. Все, казавшиеся Озермесу бесконечными, земные дали были ничто перед этим, не имеющим ни конца, ни края простором.

А над ним раскрывалось небо, еще более величественное, расходящееся и вширь, и вверх, усеянное бессчетным количеством разноцветных звезд. Отсюда они казались более яркими и более далекими, чем виделись с земли. От одного края неба до другого протянулась переливающаяся голубыми огоньками Тропа всадника. На обочине ее мигали Семь братьев звезд и поблескивала маленькая Низовая. Светилась на склоне зеленая Вечерняя звезда и, чуть повыше, вращалась, вспыхивая красным огнем, предвестница счастья звезда Кан. А где то далеко за ними слабо переливались поля никогда не виденных Озермесом, крохотных, как песчинки, звездочек. Кривая, подтаявшая у одного края луна лила свой свет на облачную степь и снега на раздвоенной голове Ошхамахо. Темно желтые пятна на луне — пасущаяся отара и чабан, двигавшиеся, когда Озермес в детстве смотрел на них, казались такими же лишенными души, как и черные скалы, к которым он подходил на исходе ушедшего дня.

1 ... 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96
На этой странице вы можете бесплатно читать книгу ГРОМОВЫЙ ГУЛ. ПОИСКИ БОГОВ - Михаил Лохвицкий (Аджук-Гирей) бесплатно.
Похожие на ГРОМОВЫЙ ГУЛ. ПОИСКИ БОГОВ - Михаил Лохвицкий (Аджук-Гирей) книги

Оставить комментарий