Ковчег-Питер - Вадим Шамшурин

ты предупредил, я бы, конечно, приготовился…

– Ничего страшного. Успеется.

– Давай-ка я первый ополоснусь по-быстрому да постель тебе приготовлю, пока ты мыться будешь. Потом и поговорим, расскажешь, что у вас нового.

– Не возражаю. – Юрий присел на скамейку под яблоней, подозвал залегшего неподалеку Амура, недобро на него покосившегося.

– Так-то лучше, брат, – сказал он псу и ласково потрепал его по холке, когда тот приблизился. – Я тебе друг, понял? – Амур смотрел настороженно. – Ну точно тебе говорю: друг. – И пес, словно убедившись в этом, несколько раз весело махнул хвостом в ответ. Из душа доносилось плескание и фырканье Стеклова. Он вернулся быстро.

– Следующий! – сказал заведующий, – бросил он весело, энергично вытирая полотенцем голову, будто полировал. – Уже и пса умудрился задобрить!

– Нам делить нечего.

Скоро и Юрий с мокрыми, взлохмаченными волосами вернулся в дом.

– Ну и вода, скажу я тебе, – сообщил он Сергею вполголоса, чтобы не беспокоить Ивана Семеновича с Анной Петровной, в темноте пробираясь к своей постели. – Кипяток!

В ответ послышалось только мерное дыхание уморившегося за день друга.

– Вот и поговорили, – прошептал Юрий, укладываясь.

На следующий день, сразу после обеда, едва миновал пик жары, друзья, загрузив все необходимое в «шестерку» Ивана Семеновича, выехали к пруду, на рыбалку. Приехав, решили расположиться на дальнем берегу. Разбили палатку, подготовили место для будущего костра. Покончив с первоочередными делами, забросили удочки.

Вдалеке поле пахал трактор, едва различимый в облаке пыли. Иногда слабо доносился его натужный рев в застоявшемся раскаленном воздухе. Высоко в чистом небе кружил сокол. Вода в пруду играла бликами, слепила. Поплавки мертво зависли. Ни ветерка.

– Ну, как у тебя на новом месте? – спросил Юрий.

– Начало неплохое, как видишь, даже в отпуск отправили, – ответил Сергей, улыбнувшись. – Все хорошо вроде бы: начальник факультета – мужик нормальный, с офицерами пока особенно близко не познакомился, знаю только, что из них на кораблях служили двое. А с одним еще по курсантским годам знаком.

– Насчет начальника факультета можно было не сомневаться: это ж командира нашего корешок лучший. А командир, как известно, самых честных правил.

– У вас как?

– Все без изменений, в принципе. Вашего подвига, мой дорогой друг, пока никто не повторил, – сказал Берсенев, сосредоточенно нанизывая на крючок червя и высунув по-детски язык, – но мы стремимся. Он для нас вечный ориентир. Так что – влачим скучные, однообразные дни…

Юрий снова забросил в воду удочку, сел.

– А женщины там у вас присутствуют? – спросил он после некоторой паузы.

– Присутствуют. Правда, почтенного возраста, в основном. Но есть и молодые, преподаватели на гуманитарной кафедре, например. Одна такая, знаешь ли, интересная… вроде бы ничего особенного, но посмотришь – и вдруг ловишь себя на мысли, что смотришь уже дольше, чем допускают нормы приличия. В общем, обаяние какое-то природное, что ли…

– Ну, судя по твоей мечтательной физиономии, совсем ничего особенного в ней нет, – засмеялся Берсенев.

Поплавки все так же стояли на месте.

– С таким клевом мы голодными останемся, – сказал Юрий, глядя на поплавок, покусывая сорванную травинку и тут же сплевывая. – Говорил, давай в магазине пару рыбин купим, на всякий случай с собой возьмем.

– Да кто ж с собой на рыбалку рыбу берет, – засмеялся Сергей. – Это же примета: чтобы улов не сглазить, нельзя рыбу ни в каком виде с собой брать, даже консервы. Не переживай, голодным не будешь: в крайнем случае, картошку, что для ухи брали, запечем. Огурцы, помидоры есть, хлеб тоже.

– Огурцы с помидорами я и дома могу поесть.

– Жарковато для рыбы сейчас просто. Прохладнее станет – пойдет, я думаю. – Сергей подбросил еще прикормки в воду.

Он оказался прав: спустя час рыба начала кормиться и поплавки ожили.

– Пошла родимая, – радовался Берсенев, снимая с крючка очередного лоснящегося, килограмма на полтора, сазана. Несколько внушительных размеров рыбин сорвались рядом с берегом, быстро зарываясь в воду, напоследок сверкнув чешуей. За одной из них Берсенев даже в воду прыгнул, но в руках его осталась только чешуя. Глаза Юрия азартно блестели. Он долго потом сокрушался, что, собираясь, они забыли взять подсак.

Сергей, оставив друга, ушел заниматься ухой, развел костер, начал чистить рыбу.

Когда солнце неспешно почти уже закатилось за одинокий холм, светя за ним багряным прощальным светом, как рампа на театральных подмостках, вдали показалось облако пыли. Через некоторое время друзья различили приближающийся мотоцикл.

– Дед проведать решил, не иначе… – всматриваясь вдаль, сказал Стеклов.

Действительно, вскоре стал виден Иван Семенович, лихо виляющий рулем на ухабах.

– Здорово, хлопцы! – весело крикнул он, подъехав, и заглушил двигатель. – А я думаю: дай-ка съезжу, гляну, как они там устроились, и прикорма еще подвезу, – сказал он и лукаво подмигнул. При этом в сумке, которую он доставал из люльки, недвусмысленно звякнуло. – Ну, хвалитесь – чего наловили? – спросил дед и начал вытаскивать из воды садок, затем встряхнул его, деловито рассматривая содержимое на весу. Улов был неплохой, и старик удовлетворенно причмокнул.

– Присаживайся с нами, деда, мы как раз ужинать собрались. Ушица доходит уже, – сказал Сергей.

– Ну что ж, эт можно. Это мы с превеликим удовольствием, – ответил Иван Семенович, опуская садок в воду и тут же ополаскивая руки.

– Ты у кого мотоцикл угнал?

– У Серафимыча по-соседски позаимствовал ненадолго.

Меж тем сумерки сгущались, едва заметно, но неотвратимо.

Со всех сторон, далеко и близко, запели сверчки; где-то в камышах, как оголтелые, раскричались лягушки, и кваканье их, иногда сливаясь в единый звук, становилось похоже на голос какого-то сказочного человека, который приказывал: «Спа-а-а-а-ть! Спа-а-а-а-ть!» Ночь. Где-то в темнеющей вышине гулял невидимый ветер, и, как будто напоминая о своем существовании, он время от времени короткими порывами наклонял камыши и беспокоил костер, который, переждав очередное его дуновение, недовольно фыркал, снова выравнивая свое пламя и выстреливая фейерверком искр.

Наконец ароматная дымящаяся уха была разлита по тарелкам и мужчины приступили к еде.

Дед ел размеренно. Сначала дул на ложку с ухой, потом отправлял ее содержимое в рот маленькими глотками и довольно кряхтел; молодые ели быстро, обжигаясь, молча – проголодались за день.

– Хорошо, черт возьми! – от вина Берсенев разомлел. – Всегда в такие минуты думаю: как мало нужно человеку для счастья…

– Это ты про уху или про компанию? – спросил старик, улыбаясь.

– Это я про все вместе, Иван Семеныч. Да и вообще…

Сергей встал из-за самодельного их стола, отошел немного в сторону и блаженно растянулся на покрывале.

– Хорошо. Это верно. Ты, Юра, приезжай к нам осенью как-нибудь. Я тебя на охоту выведу…

– Спасибо, Иван Семеныч, только не люблю я охоту. Мне животных жалко. Да и не честно это все