Стервец - Орис Хант

закончили. Корд отпустил работника овощехранилища и вошёл в ячейку. Криминалисты, как обычно, поработали отлично и пометили все найденные улики. Те, которые они и должны были найти.

Пора приступать.

Корд подошёл к телу бывшего напарника, осмотрел отверстие во лбу, развороченный затылок, связанные руки.

– Как понимаешь, причина смерти однозначна, – сообщил судмед, стоявший позади кресла. – Орудие убийства найдено, но закопано. – Он указал на кучу проросшей картошки.

Корд лишь бросил туда взгляд и продолжил изучать тело Форса.

– Ему, похоже, нос своротили, – пробормотал следователь. – Вырубили ударом?

– Сомневаюсь, – покачал головой судмед. – Во всяком случае, не заранее.

– Почему?

– Даже если представить, что нашёлся бы некто настолько сильный, что смог дотащить Форса сюда, на полу остались бы следы волочения. Гляди, – судмед обошёл кресло и указал на небольшую чёрную полоску под ногами Форса. – Здесь остался след от ботинок.

– Хм… – Корд сделал вид, что ненадолго задумался. – Ты что-то говорил про орудие убийства?

– Да, оно в картофельной куче. Вернее, его рукоять. Это пистолет.

– Ну вот. – Корд направился к куче овощей. – Его могли привести сюда под дулом пистолета, возможно, измываться, а затем застрелить. Впрочем, это пока лишь предположения.

В одну из картофелин был воткнут помечающий флажок, а под ней, на глубине сантиметров в пять, поблёскивала рукоять пистолета. Вообще-то Корд вчера хотел красиво водрузить его на самый верх кучи, но пистолет никак не желал нормально стоять. А потому Корд решил утопить его в куче картошки, но так, чтобы его легко было заметить.

Что ж, всё сработало как надо: криминалисты не испортили сюрприз.

– Вы сфотографировали? – уточнил Корд.

– Разумеется, – кивнул судмед.

Корд отодвинул картошку и двумя пальцами попытался вытащить оружие. Это оказалось несложно. А теперь – удивительное рядом.

Корд повертел пистолет в руках и весьма натурально удивился. Чёрная рукоять с гербом, серебристый ствол с именной гравировкой…

– Я за Шефом, – отчеканил Корд и протянул пистолет судмеду. Тот ахнул, едва бросив взгляд на оружие.

Начальник беседовал с руководителем следственной группы из Первопрома у выхода из овощехранилища.

– Шеф! Можно вас на минуточку? – окликнул Корд.

Тот кивнул и направился к подчинённому. К ячейке они прошли молча.

– Лучше закройте дверь, потому что здесь бомба, – предупредил Корд.

– Такими вещами не шутят, Корд, – серьёзно ответил Шеф.

Корд покачал головой.

– Я метафорически. Глядите.

Судмед молча протянул Шефу его наградной пистолет.

Шеф сначала даже не понял, что в нём такого особенного. Но затем осознание пришло. Его глаза широко раскрылись, а усы задвигались в такт открывающемуся как у рыбы рту.

– К-как?..

– Шеф, я задам только один вопрос. Это тот самый наградной пистолет, который вы хранили на даче и которого мы там не обнаружили?

Шеф медленно кивнул.

– Тогда получается, – вздохнул Корд, – убийца вашего сына и Форса – один и тот же человек. И похоже, убийство Форса он спланировал как минимум пять месяцев назад.

3

Закончив с овощехранилищем и отдав тело судмеду, следователи отправились в квартиру Форса. Стерх присоединился: истерика прошла, и он, по его словам, был чрезвычайно мотивирован, чтоб выложиться по-максимуму. Форсовский рабочий фотоаппарат он из рук не выпускал даже в машине и периодически нервно проверял, есть ли там плёнка.

На лестничной клетке повторилась та же ситуация, что и в доме Фламинги: в квартире жертвы работали криминалисты, а у противоположной разглагольствовал сосед. Разница была лишь в том, что здесь им оказался не работяга, а представитель творческой интеллигенции. Выглядел он франтовато: в лакированных ботинках (дома-то!), брюках со стрелками, идеально выглаженной синей рубашке, шёлковом шарфе. Седые волосы зачёсаны направо, кончики тонких усов подкручены вверх, козлиная бородка аккуратно подстрижена.

– Я, как вам, должно быть, известно, знаменитый городской поэт, – гордо задрав голову, вещал он. – И не далее как вчерашним вечером, я стал свидетелем возможного преступления!

Корд остановился. Если сегодня он узнает, по какой вариации плана действовать, то выиграет больше времени, чем рассчитывал.

Сотрудник милиции, разговаривавший со старичком, повернулся к Корду.

– Мужчина говорит, что он свидетель. Опросишь сам?

– Нет, я уверен в твоём профессионализме, – покачал головой Корд. – Но мы всё равно поприсутствуем, если вы, – обратился он к дедушке, – не против.

Поэт выпрямил спину и важно кивнул.

– Стерх, пойдём. Поучишься, как свидетелей допрашивать.

Парень удивлённо посмотрел на Корда.

– В смысле? Можно?

– Ну а что, ты прохлаждаться приехал? Работай давай.

Они прошли в квартиру поэта. Чистая, уютная обитель человека, о котором Корд никогда бы не подумал, что он творческий. Почему-то он считал, что у таких людей везде хаос, внешний вид неопрятный, а сами они больше напоминают пациента дома сумасшедших. Хотя возможно, старик занимался каким-нибудь важным и полезным делом – например, был инженером или врачом, – а стишки писал со скуки.

Сотрудник милиции приступил к работе. Взяв у дедушки согласие на аудиозапись разговора и задав несколько личных вопросов формата «возраст – семейное положение – профессия», он объявил:

– А теперь опишите, пожалуйста, всё, что вы видели.

Корд не любил разговаривать со свидетелями, потому что фактически никакой серьёзной работы здесь не было. Требовалось лишь выслушать поток сознания, задать несколько уточняющих вопросов и сообщить, что в случае чего человека могут вызвать для дополнительного допроса, который проводил бы уже следователь.

Поэтому действительно полезных свидетелей днём с огнём было не сыскать. Многие знали: если пойдёшь свидетельствовать, то это надолго. Можно целый день потерять, а в благодарность что? «Спасибо за ответственность, гражданин». И никакой денежной компенсации – ну и кому захочется терять время из-за какого-то убийства?

Социальная ответственность? «А что, я один за всё ответственен?» Люди думали, что милиция сама как-нибудь переловит всех преступников, работа у них такая, а простому человеку в эти дебри лезть не нужно.

Однако это не касалось пенсионеров, особенно одиноких. Те готовы были свидетельствовать чему угодно, лишь бы с ними вежливо побеседовали. Понятное дело, ценность их информации часто была нулевой.

Но не в этот раз.

– Дело в том, – начал дедушка, – что спать я ложусь рано, в восемь вечера, но и встаю с рассветом. Потому что, как вы знаете, восход солнца – самая продуктивная пора для творческой личности, именно тогда мне приходят на ум самые лучшие строки. Но в этот вечер, часы показывали 22:15, я проснулся: меня вдруг обуяло вдохновение…

«Ага, – саркастично подумал Корд, – небось дедовский будильник сработал».

– …Я, хм… плеснул себе в лицо холодной водой, чтоб прогнать остатки сна, и направился к окну. И вот смотрю я на чёрное небо, на звёзды, на растущую луну, и в голове сами собой рождаются чудесные строки:

На ветви ели сидел