Джентльмены-мошенники (сборник) - Эрнест Хорнунг

Наконец-то явился и сам Людвиг Тельфен, бледный как мел. У него было умное, строгое лицо-маска, длинный нос и губы тонкие, как трещина в слоновой кости. Сейчас смотреть на него было страшно. Бирнс уже успел развернуть полевой штаб, и к нему то и дело являлись лейтенанты за очередной порцией кратких команд. Он усилил оцепление вокруг квартала, в результате чего, выражаясь полицейским языком, четыре улицы, взятые в кольцо кордонов, превратились в сплошной забор. Но Бирнс лучше всех понимал тщетность принятых мер. Он стягивал оцепление лишь потому, что подобное решение было очевидным и оставался один шанс на тысячу, что пташка из гнезда еще не улетела. Газетчики осаждали кордоны со всех сторон – но с тем же успехом они могли бы пытаться подоить быка. Улицы пестрели экстренными выпусками, к непроницаемому полицейскому кордону стекались толпы, пока в конце концов не образовалась давка. Но никаких новостей, кроме той, что в ночи сработало почти две тысячи тревожных звонков и в результате богатейшая в мире коллекция золота и драгоценных камней, мечта любого взломщика, осталась без защиты, не было.

То, что полицейские резервы всего острова согнали в оцепление, взбудоражило умы так, что невозможно вообразить. Дьявольский в своей простоте и гениальности механизм, практически неуязвимый за многократной защитой, выведен из строя одним ударом: так ураган опустошает прерии или наводнение поглощает долину.

Банкиры, брокеры, торговцы, ювелиры по камням и по металлам – вся аристократия торговли, все цветы капитала, пышным цветом разросшиеся в этом квартале, – все они с чрезвычайной назойливостью ринулись к оцеплению, пытаясь прорвать блокаду; но кордоны подчинялись лишь человеку с квадратной челюстью, квадратными усами и квадратными же носками ботинок, который заседал в конторе Людвига Тельфена, изучая мощные гидравлические ножницы, найденные в техническом люке на Нассау-стрит. Лезвия этих ножниц обладали необычайной мощью – с таким инструментом и дитя перекусило бы двойной стальной прут, как сосиску. Аварийная служба охранной сигнализации уже обнаружила, где были перерезаны кабели, когда начался ночной переполох. Со схемой, где была прорисована каждая магистраль гигантской противовзломной нервной системы, они прошлись по главным кабелям, от люка к люку, пока не нашли один особенно ржавый – тот самый, на крышке которого недавно устроился толстый автомобилист в очках, пытаясь рассмотреть астрономические неполадки в своей машине.

Под люком прятался весьма просторный колодец – достаточно вместительный, чтобы в нем помещались кабельщики, то и дело проверявшие сохранность сети с новейшими инструментами, известными науке.

Хитрец, перерезавший провода, явно провел там некоторое время. Дюжина окурков, разбросанных по бетонному полу, подтверждала, что он ждал назначенного мига без всякого нетерпения. Завершив злодеяние, он оставил на месте преступления гидравлические ножницы – что бы это ни значило – и потрудился аккуратно закрыть люк крышкой. Вероятнее всего, он скрылся по Бродвею, то есть успел пробежать около сотни ярдов, пока не явились первые наряды полиции. Лезвия ножниц, будто масляной пленкой, были покрыты медью и свинцом. От всего этого веяло таким оскорбительным хладнокровием, что Бирнс рвал и метал.

К восьми утра для возмущенной толпы банкиров и ювелиров была собрана опознавательная комиссия. Каждый должен был доказать свою личность, после чего его запускали внутрь и разрешали в сопровождении охраны проинспектировать сейфы. Сокровищницы открывались одна за другой, но все оказывались нетронутыми. Их передавали в распоряжение владельцев, а охрана переходила к следующим – и так далее. Опись всего квартала закончилась лишь к полудню.

Из всего квартала пострадал только сейф – знаменитый сейф! – Людвига Тельфена. Итак, криминальный гений сломал систему охраны всего квартала, чтобы добраться до единственной добычи. Бледный как мел Тельфен, сохранивший непроницаемое лицо даже в такой час, по одной расшифровал надписи на пустых конвертах. В десять утра ноги у него подкосились, и знаменитого ювелира унесли. Пропало распятие Бентори с его уникальным, ни с чем не сравнимым сапфиром, пропала жемчужина Долгоды, пропал печально знаменитый желтый алмаз – алмаз Саффаранов! – индийский рубин, известный под названием Колодец, нежно-голубой гиацинт с начертанным на нем символом, который не могли объяснить величайшие археологи, и чертова дюжина бриллиантов без оправы, тщательно отобранных по цвету и размеру. Этот сейф обокрал не простой вор, а настоящий художник!

Как мы уже говорили, одетый в бетон сейф Людвига Тельфена стоял в центре комнаты, словно склеп в усыпальнице. Это был истинный монолит, в десять раз больше любого слона. Поставь перед таким сейфом рабочего с холоднотянутым отбойником и предложи ему проникнуть внутрь за восьмичасовой рабочий день – он лишь рассмеется. И все же толщу бетона пронзала дыра толщиной в две руки, ведущая прямо к сокрытому механизму. Кстати, он и сам по себе считался неразрушимым. Но нет! Тот же ум, что вычислил, в каком месте продолбить бетон, и придумал, как это сделать, играл с сейфом, точно с игрушкой. Ну и что, что сотни людей сделали его неприступность целью своей жизни? Маленький заряд взрывчатки в нужном месте разом убил сложное устройство сейфа, и каким бы безупречным ни был его часовой механизм, сломанный, он оказался набором бесполезных шестеренок.

– Понимаете, что это такое? – спросил Бирнс, заглянув в дыру в бетоне. – Честно говоря, вся эта техника выше моего разумения.

– Пока нет, – ответил Данстен, – но сейчас разберусь. – Через трансформатор он присоединил графитовые стержни к электрическому распределителю в коридоре. – Если я не ошибаюсь, то, когда включено электричество, через эти стержни идет разряд в тысячу ампер. И это при том, что одной десятой ампера хватит, чтобы убить человека. Вы только посмотрите!

Он пнул ногой выключатель – все озарилось голубоватым сиянием, – и между концами двух стержней с чудовищным шипением прострелила яркая молния. Стержни он держал голыми руками.

– Совершенно безопасно! – воскликнул он в ответ на смятенный окрик Бирнса.

Данстен поднес шипящую молнию к сейфовой стене. Бетон сначала будто бы съежился, оплавился и, наконец, испарился – осталась лишь мельчайшая пыль в воздухе.

– А нам говорят, будто бетону не страшен никакой пожар. В Сан-Франциско, может, так и вышло. Но вы только посмотрите! Бетон выдерживает жар в две тысячи градусов, но такого накала не выдерживает и он. Бирнс, – вскричал он, вдруг посерьезнев, – когда они настолько хороши, нам их не побороть! Нам просто мозгов не хватит – вот и весь разговор!

iii

Капитан Полпенни, голубоглазый сын Йоркшира, патрулировавший по ночам берега Рэритан-Бей, чтобы днем водить своих клиентов по самым рыбным местам, долго дожидался тем памятным утром патрульного Ноль-Ноль-Четыре у затхлой верфи Хьюгенотс. В конце концов он плюнул и отправился проверять, не попалось ли в его верши омаров.

А патрульный Ноль-Ноль-Четыре все утро продремал на своем посту на Фултон-стрит, смутно догадываясь: разразившаяся по соседству катастрофа столь грандиозна, что даже это сонное царство для разнообразия пробудилось ото сна. В целом его скорее радовало, что на этом кладбище все-таки нашелся хоть какой захудалый, да кролик. Такой суеты за свой краткий пока срок службы он еще ни разу не видел. Вскоре после полудня поступил приказ разойтись – и оцепление, будоражившее умы толпы, будто растворилось в воздухе. Наш патрульный купил “Пресс”, и его худшие страхи подтвердились: в одиннадцать тридцать три у Хука[105] начался отлив. Теперь оставалось только раздеться, лечь в кровать и как следует выспаться. Медленным шагом он двинулся к участку Олд-Слип. Улицы приобретали привычный вид. Грохот грузовиков и запах рыбы с базара Фултон заглушали все вокруг.

Но какой удар его ждал! Он поднялся по ступеням, протопал через общий холл, чтобы доложить о своем прибытии… и тут его ноздри заполнил аромат сигарного дыма. Сонный капитан с видимой усталостью откинулся в кресле с ногами на столе, наполняя комнату завитками, – как будто впервые нашел покой, о каком до сих пор читал только в книгах.

Патрульного Ноль-Ноль-Четыре встревожил даже не легкомысленный вид капитана, задравшего ноги выше головы. Но обертка сигары! Яркий красно-синий ободок! Патрульный почесал затылок и напряг память…

Он с трудом вытягивал натертую ногу из ботинка, когда до него наконец дошло, в чем дело. Не было никаких сомнений. Его сигара! Ноль-Ноль-Четыре запомнил ободок. Эту сигару подарил ему любезный, хоть и не слишком общительный джентльмен в сломанной машине… даже две сигары, одну для брата! Но подлец капитан вытащил их из шлема, пока…

Патрульный Ноль-Ноль-Четыре глупо уставился на паука, трудившегося в углу оконной рамы над архитектурным сооружением невообразимой, недоступной человеку сложности.