Билет на ладью Харона - Василий Звягинцев

— Слушай, а что мы со всем этим будем делать? — недоуменно спросил Сергей, глядя на стопки обмундирования.

— Точно, не с того конца мы начали, надо сначала с транспортом разобраться, а потом уже грузиться…

И они направились в парк.

Техники здесь хватало на любой вкус.

Тарханов, кроме всяких других полезных умений, получил в училище и профессию инженера по эксплуатации автобронетехники и мог выбирать машины со знанием дела.

— Ты водишь, я тоже, — рассуждал полковник, — Розенцвейг — просто великолепно. Видел бы ты, как он нас из-под обстрела на приморском шоссе выдернул. Я и то поразился. А Майя? Умеет ездить?

— Легковую водит неплохо, грузовые вряд ли.

— Татьяна никакую не умеет. Значит, поедем максимум на четырех.

— Не много ли будет? — усомнился Ляхов. — Может, и двух хватит? За рулем меняться будем, темп выдерживать легче…

— Как раз спешить нам некуда, — не согласился Тарханов. — А груза много взять придется. Припасы, оружие, горючее, запчасти, по твоей, медицинской, части опять же несколько ящиков. Палатку, само собой, со всем оборудованием. Одну машину под жилье оборудовать надо или вон тот штабной автобус взять. Ну и что-нибудь легкое, маневренное, наш «Волк», а лучше «Татру», — он указал на стоящую чуть в сторонке от основной площадки пятнистую трехосную машину, по-военному угловатую и одновременно в чем-то неуловимо изящную.

— Девчат в нее и посадим, для разведки и связи.

Ляхов ходил по площадкам почти скучающе, ему Серегины заботы были малоинтересны. Он был уверен, что нормальная строевая машина несколько тысяч километров проедет в любом случае, если в нее подливать бензин или солярку, время от времени смотреть на масляный щуп и датчик температуры.

Тарханов придерживался почти противоположного мнения. Горький ли опыт его научил, или просто такой характер, но он считал, что любая машина без постоянного и тщательного обслуживания вообще ни на что не годится.

Был у Ляхова подобный знакомый, зампотех бригады подполковник Пономаренко. Тот вообще родился с мыслью, что офицеры, желающие кататься на отведенных им по штату автомобилях, — скрытые или явные вредители. Хорошо еще, что он с большим уважением относился к медицинскому спирту, над которым полковой доктор был полный царь и бог. А также любил иногда по понедельникам не выходить на службу после вчерашнего. Тут тоже, кроме возмутительно молодого и независимого капитана, никто ему помочь не мог.

Поэтому раздрызганный вездеход Ляхова всегда выезжал за КПП беспрепятственно, снабженный всеми необходимыми путевыми листами и карточкой с заветной надписью: «Проезд и заправка — везде».

А вот Тарханов, дорвавшись до бесплатного, облазил почти каждую из более чем трех десятков стоящих в парке и боксах, абсолютно готовых к маршу машин.

Он был придирчив.

В одних его не устраивала малая грузоподъемность, в других — слишком большая, те модели отличались низкой надежностью, эти — большим расходом топлива.

В конце концов он остановил внимание на взводе отдельно стоявших пятитонных дизельных «Опель Блиц», с высокими, почти до плеча ему, рубчатыми колесами, тентованными кузовами и просторными кабинами.

Наверное, это были все же гражданские машины, по случаю мобилизованные в войска, поскольку позади водительских сидений там наличествовали откидные спальные места. Вряд ли хуже, чем в купе спальных вагонов.

— Пойдет, — удовлетворенно сказал Тарханов, что вызвало у Вадима даже некоторое удивление. Он приготовился терпеть придирчивость друга еще несколько часов.

— Я их хорошо знаю. Движок двести сил, запас хода на одной заправке шестьсот кэмэ, довольно надежные. Не хуже наших «Зубров».

Ляхов было решил, что главное дело сделано, но оказалось, все только начинается. Тарханов определился только с типом машин, а теперь пришло время выбирать конкретные экземпляры.

— Ты не дергайся, не дергайся. Спешить, как договорились, нам некуда. Полгода впереди, так? Ошибаться же крайне нежелательно. Чиниться в пути — последнее дело. Лучше мы сейчас с тобой каждую гайку проверим, попутно я тебе объяснять и рассказывать буду, чтобы машину, в которой за руль сядешь, узнал лучше, чем свою бабу знаешь.

Сказал, посмотрел искоса на Вадима, не обидится ли вдруг за сорвавшуюся фривольность?

Нет, не обиделся, проскочило, как в нормальном солдатском разговоре.

Еще одну бестактность Тарханов допустил, спросив Ляхова:

— Небось, кроме как куда ключ совать и куда бензин лить, другими познаниями не располагаешь?

— Чего это вдруг? — усмехнулся Вадим, не желая спорить, унижаться, доказывая, что с детства гонял на таких машинах, что Сергею и не снились. Куда проще ответить. — Какая педаль для чего — знаю, когда капот следует открыть и на мотор посмотреть, когда сапогом по баллонам постучать…

— Тогда да, тогда конечно. В общем, вот это моя будет, эта твоя. Пробег, судя по счетчику, небольшой, резина хорошая, а что внутри — сейчас разберемся. Рулевое проверим, подвеску, трансмиссию, движки, проводку — все проверим. Для себя работаем, не для дяди…

Часа через два, перемазанные маслом и пылью, кое-как отмыв руки бензином, они вывели первые две машины из парка.

— Теперь «Татрой» займемся, и что б нам еще такое для Львовича подобрать?..

После размышлений, сопровождавшихся пространными комментариями, Тарханов решил посадить Розенцвейга за руль восьмитонной наливной цистерны, тоже на базе «Опеля», чтобы, значит, сократить номенклатуру потребных запчастей.

— Зальем солярки, и до самой Москвы — никаких проблем.

— Да какие теперь проблемы, сколько по пути городов, нефтебаз, заправок…

— А ты в этом стопроцентно уверен? Я — нет. Пока что перед нами — терра инкогнита. Что там дальше, за чертой горизонта, не знаю, гадать не хочу. За два дня убедился, никакой жизненный опыт к происходящему отношения не имеет. Гарантируешь, что дальше ничего неожиданного не случится?

Разумеется, гарантировать этого Ляхов не мог.

— А если снова влетим в неевклидово пространство? — продолжал рассуждать Тарханов. — Я, знаешь ли, принимать решения приучен, исходя из достоверного знания обстановки. Пока такового нет — рассчитывать следует на самый неблагоприятный вариант развития событий. Я вот, пока возились, все время думал, и вчера ночью тоже.

Ляхов и сам обратил внимание на непривычную задумчивость друга. То есть он, конечно, легкомыслием никогда не отличался, но работа мозга на его лице особенно не отражалась. Наверное, потому, что до сих пор мыслить ему приходилось в привычных категориях, решать задачи в принципе стандартные, в них только нужно было вовремя подставлять нужные значения.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});