Тьма внешняя - Владимир Лещенко

По слухам, даже кое – кто из дворян Лангедока осквернил свои гербы и по велению ересиархов присоединился ней. Взгляд герцога скользнул по правому крылу противостоящего войска. Там под синими выгоревшими полотнищами расположились те, кто принес Светлой Деве победу под Тулузой, лучшая часть ее солдат, многие из которых бились на ее стороне с самого начала мятежа.

Людовик посмотрел на дымы, поднимающиеся за спиной врага.

Бесполезные ухищрения: вражеские катапульты будут разбиты огнем ста с лишним пушек до того, как успеют выпустить первые снаряды.

И поймать в одну и ту же ловушку второй раз рыцарей не удастся: мощный резерв будет наготове и не даст окружить атакующих.

Видит Бог, сегодня Дьяволица пожалеет, что не умерла…

Затем, повернувшись, он обратил свой взор на тех, кому предстояло в этот день, вместе с ним защитить веру и Богом установленный порядок, кому предстояло развеять бесовский морок.

Сердце его невольно наполнилось радостью, потому что крестоносцев даже на первый взгляд было куда больше, нежели бунтовщиков.

В центре, на острие главного удара, стояли пришедшие сюда под его началом французские рыцари, сведенные в семь знамен.

Меньше четверти от того, что было полгода назад.

Пусть так, но зато они будут биться, как никто другой – их будет вести на битву месть и, видит Бог, им есть за что мстить. Почти у каждого из них погиб отец, брат, сын, у многих жены, сестры и дочери приняли мучительный страшный конец и позор, тысячекратно горший чем смерть.

Правое крыло составляли войска из земель Священной Римской Империи.

Всего двадцать тысяч всадников привел с собой император Карл, которого папа назначил командующим этим крестовым походом. Может быть, самым важным из всех, когда-либо происходивших.

Впереди конницы выстроилась пехота – отборные ландскнехты из Лотарингии и Баварии. На левом крыле выстроились посланцы южных стран. Ближе всех к магистру расположились гордые идальго Кастилии, Арагона и Леона в своих красно-желтых плащах. Они первыми откликнулись на призыв главы церкви, явившись почти все.

Чуть дальше позиции занимали итальянцы, которыми командовал сын неаполитанского короля. Рядом с ними выстроились семнадцать с лишним

тысяч вооруженных служителей церкви – монахов и кюре, предводительствуемые епископом Амьена. Тут же стояли английские конные лучники в зеленых кафтанах. Их длинные луки, метавшие стрелы за три сотни шагов, были готовы к бою, к седлам были приторочены секиры и тяжелые дубовые молотки – оружие, которое может показаться смешным тому, кто не видел: что можно таким сделать с человеком. Замыкали строй венгерские и хорватские всадники и легкая конница боснийских наемников – стратиотов. Тут же расположились немногочисленные посланцы польских и чешских земель – слишком поздно дошло на восточную окраину христианского мира известие о походе. Конницу прикрывала генуэзская пехота и швейцарцы вместе с уцелевшими французами. Даже византийский базилевс успел прислать почти тысячу солдат.

Людовик оглянулся. Позади него столпились знатнейшие люди Европы. Среди рыцарских шлемов с плюмажами белым пятном выделялась папская тиара.

Все глаза были устремлены на Карла IV Богемского. Можно было начинать битву.

Император поднял руку в латной перчатке, подавая сигнал и, повинуясь его жесту, десятки трубачей набрали побольше воздуха, готовясь трубить атаку. Не успели…

Единый вздох вырвался разом из тысяч и тысяч грудей, и следом за ним над станом крестоносцев взлетел оглушающий вопль безумного, отчаянного ужаса. Маршал почуял, как челюсть его безвольно обвисает, а волосы под шлемом шевелятся. Предательская слабость растеклась снизу живота по всему телу, он чудом удержался в седле. Ему показалось что земля и в самом деле разверзлась и Ад вырвался наружу.

Из-за спин врагов в небо взмыли и поплыли в сторону крестоносцев десятки громадных тварей самого отвратительного и устрашающего вида.

Обгоняя их, стремительно скользили по воздуху, набирая высоту, ширококрылые, когтистые нетопыри. За каждым тянулся густой дымный шлейф. Словно обезумев, первые шеренги рванулись назад, смешивая строй, вмиг закружился людской водоворот. Всадники заметались, пытаясь удержать напуганных коней, и вот уже конница сминает пехоту…

Не прошло и минуты, а войска уже не существовало. Жалкое человеческое стадо, обреченное на заклание и тщетно пытающееся спастись бегством, видел герцог сейчас перед собой.

Сражение, не начавшись, уже было проиграно бесповоротно. Но это было только начало конца. В первых рядах неподвижно стоявшего врага как по волшебству возникли непонятного вида сооружения на тележных колесах. Миг – и к испуганно мечущемуся человечьему скопищу, только что бывшему храбрейшей и лучшей в мире армией, понеслись сотни огненных стрел. «Летучий огонь»! [40]

Прошло еще несколько мгновений, и среди отползающей назад в панике массы всадников и пеших, встали вихри бешено крутящегося багрового пламени. Вновь взлетел к небу тысячеголосый крик ужаса и боли, чтобы больше уже не смолкнуть; вторя ему, летел над равниной грохот множества взрывов. Нет, то не был обычный «летучий огонь» – тот, с которым ему приходилось сталкиваться раньше – просто потешный фейерверк перед тем, что он видит сейчас…

И одновременно над головами воинов Христа появились первые из крылатых порождений преисподней. И там, где пролетали они, люди падали, будто срезанные невидимым серпом. Вот от парящих в воздухе силуэтов отделились какие-то предметы, стремительно падая вниз. И там, где они достигали земли, вновь гремели взрывы…

…Словно обратившись в камень, смотрел он на невиданное зрелище – прямо на него катилось целое море бегущих.

Вся масса почти в сто тысяч человек не помнила уже ни о чем, движимая одним лишь слепым желанием спастись любой ценой. Кавалерия топтала оказавшихся на пути пехотинцев, артиллеристы бежали прочь от так и не сделавших ни единого выстрела орудий, а впереди всех, отчаянно хлеща скакунов, летела легкая конница.

Вновь прогремел гром, на этот раз – в небе. На месте одного из крылатых страшилищ, круживших над полем боя, расплывалось густое бурое облако, вниз сыпались какие-то ошметки. Еще один такой же нетопырь, летевший рядом, смятый и изуродованный, стремительно падал. Не долетев до земли футов сто, он рассыпался, и из его обломков вывалилась казавшаяся крошечной человеческая фигурка, смешно дрыгавшая руками и ногами… Но еще до этого Людовик Сентский каким-то образом догадался, что перед ним не крылатые демоны или иные живые существа, а поднятые неведомым ухищрением в небо изделия человеческих рук.