Добрые друзья - Джон Пристли

— По-моему, вы обрекаете себя на одиночество, — безрадостно проговорил Иниго.

— У меня будет целая куча друзей! — воскликнула Сюзи. — Я без них не могу. Вы ведь будете моим другом, Иниго?

— Пожалуй. — Он представил, как носит за ней плащ, пока другие богатые и важные джентльмены купаются в ее внимании.

— Что-то вы не рады. По-моему, вы совсем не желаете мне успеха. Вы из тех зануд, которые дружат только с теми, на кого можно смотреть свысока! — Она надменно уставилась в окно, за которым ничего не было видно. Иниго попытался последовать ее примеру, но невольно поглядывал на нее, а через минуту-другую заметил, что и она на него поглядывает. Он улыбнулся, и Сюзи тотчас развернулась к нему:

— Какие мы глупые, правда? Почти как Джо и миссис Джо. Прошлым летом они купили лотерейный билет и в один прекрасный день, прямо накануне розыгрыша, стали обсуждать свои шансы на победу и мечтать, на что потратят деньги. Джо хотел купить большую гостиницу в крупном прибрежном городе, а миссис Джо хотела вложить все деньги в какое-нибудь выгодное дело и жить на доходы. Никаких гостиниц, заявила она мужу. Они спорили часами напролет, пока окончательно не рассорились. Два дня друг с другом не разговаривали, бедняжки! Ну-ка, садитесь рядом и не смотрите на меня так, будто я сделала вам ужасную гадость.

Иниго поднялся и несколько секунд разглядывал ее сверху, прислушиваясь к стуку колес.

— Я в печали, Сюзи, — медленно проговорил он. — А ведь должен быть счастлив, что остался с вами наедине. Последнее время мое счастье только в этом.

— Почему, Иниго?

— Не буду повторяться. Я только хотел сказать, что я в печали. Впрочем, воскресный вечер всегда навевает на меня печаль… есть в нем что-то душераздирающее.

— Понимаю, — тихо произнесла Сюзи и вдруг посуровела. — Нет, не понимаю! Садитесь, мастер Джоллифант, мистер Определенно, и немедленно развеселитесь, не то я вас поколочу! Хотя можете и погрустить, — добавила она, украдкой бросив на него взгляд, — если причина вашей грусти — я.

Они сели рядышком и стали болтать под лязг и стук поезда, мчащегося сквозь таинственный мрак к далекому Миддлфорду. Время шло, и Сюзи говорила все меньше и меньше, потом начала зевать и наконец уснула, забившись в свой уголок. Тут ее разбудил проводник, пришедший за билетами. Через несколько минут Сюзи задремала вновь: на сей раз ее голова стала клониться в сторону Иниго и вскоре замерла на его плече, где и осталась — к его вящему восторгу. Быть может, восторг этот слегка отдавал горькой иронией, ведь Сюзи ясно дала понять, что ему не на что надеяться, и ее просто сморил сон. Но все же она будто бы доверилась ему, и под легким весом девичьей головки в Иниго вновь проснулась надежда. Даже онемение, быстро завладевшее его членами, имело оттенок романтической красоты.

Где именно остановился поезд (на часах было несколько минут одиннадцатого), Иниго так и не узнал. Вроде бы вокзал был довольно большой. Сюзи открыла глаза, вздохнула и опять заснула, а Иниго стал молить Бога, чтобы никто их не побеспокоил. Однако в последний миг, после свистка, дверь распахнулась и в купе вошла промозглая ноябрьская ночь в компании крупного джентльмена. Иниго поднял на него убитый горем взгляд. Незнакомец посмотрел на Иниго с веселым интересом. Он сел посредине противоположного сиденья, снял шляпу, отер лоб, поджег сигарный окурок, положил по жирной волосатой руке на каждое колено и стал пускать благожелательные облачка дыма в сторону Иниго и спящей Сюзи. То была хорошо развитая особь тучного джентльмена, каких можно встретить на любых скачках, соревнованиях по боксу и футбольных матчах, в каждом спортивном клубе и мюзик-холльном баре. Голова в форме груши начиналась огромной челюстью и заканчивалась узким покатым лбом, украшенным посередине двумя обращенными друг к другу кудряшками. Глаза у него были выпучены, маленькие усики немилосердно нафабрены, а нос блестел. Некоторые признаки свидетельствовали в пользу того, что в его обширных внутренностях сейчас старательно трудилась многочисленная бригада двойных виски. Все это Иниго отметил с большим недовольством.

Джентльмен вынул изо рта окурок и медленно, тяжеловесно подмигнул Иниго.

— Чуть не опоздал, — добродушно сказал он. — В десять еще был в баре «Белая лошадь», а теперь вот здесь. Ничего себе пробежка!

Иниго едва заметно кивнул, но и этого хватило, чтобы дружелюбный разрушитель идиллий проникся к нему самыми теплыми чувствами.

— Вот, — сказал он, словно фокусник выудив откуда-то фляжку, — угощайтесь. Пейте-пейте, на всех хватит. Нет? Может, ваша жена захочет? А, она вам не жена? Стало быть, возлюбленная. Ох уж эти жены и возлюбленные! — воскликнул он, поднимая фляжку. — Выпьем за то, чтобы они никогда не встречались! — Он исступленно выпил.

— Учтите, — строго проговорил он, — насчет жен и возлюбленных я просто пошутил. Сказать такое моей супруге — она тоже посмеется. Моя жена и есть моя возлюбленная, а женаты мы без малого двадцать лет. И до сих пор мы лучшие друзья, самые лучшие! — Он сделал еще глоток. — Я ради нее все сделаю — в пределах разумного, конечно. Во всем должна быть мера, согласны? Вот и славно. Стоит ей только попросить — я все сделаю. Она это знает. Ее матушка это знает. «Повезло тебе с мужем, — говорит она дочке. — Очень повезло». Самой-то ей не повезло — матушке, не жене, — старик был прижимистый. Но я не такой. Будь со мной заодно — и получишь все, что захочешь. Моя жена это знает. Она со мной заодно. Мы с ней лучшие друзья, самые лучшие! И с матушкой ее тоже — самые лучшие. За старушку! — После этого тоста во фляге, видимо, ничего не осталось: добряк положил ее на сиденье, отдышался и перевел взгляд с Иниго на спящую Сюзи, а затем медленно и сентиментально покачал головой.

В другой раз Иниго, возможно, порадовался бы компании этого джентльмена, но сейчас с трудом его выносил. Купе вдруг потеряло для него всякое очарование.

— Хорошенькая! — все еще качая головой, проговорил его попутчик. — Страсть какая хорошенькая, прямо картинка! — Он громко вздохнул, разглядывая Сюзи. Последний глоток из фляжки, видимо, лишил его остатков сдержанности, и он совсем растаял. — Понимаю, каково вам. Я в молодые годы вдоволь наухаживался, днями и ночами за ней бегал, точь-в-точь как вы. Славные были времена, очень славные. Смотрите, как мило она спит: такая довольная и доверчивая… Хорошую вы девушку раздобыли, сразу видно. Заботьтесь о ней, и удача будет за вами, юноша.

— Холодный денек выдался, — в отчаянии процедил Иниго.

— Так вас любовь греть должна! — с упреком воскликнул его попутчик. — Только не говорите, что заметили, какая на улице скверная погода. Ручаюсь, ваша лапушка даже не догадывается об этом. Эх, вернуть бы молодость! Обнимите ее покрепче, юноша. Прижмитесь к ней, на меня не смотрите. Я тоже был молод, да и сейчас еще молод. Я знаю, на чем держится этот мир. Не на деньгах, нет. На любви! На двух сердцах, стучащих в унисон, как поется в песне. — Он откинулся на спинку, выпучил глаза на Иниго и тихо запел, отбивая ритм рукой: «Моя любовь минувших дней… вернуться бы мне к ней!»

Иниго закрыл глаза и притворился спящим — на большее он был не способен. Мерзкая песенка звучала еще минуту, а потом наконец стихла и сменилась храпом. Иниго осторожно пошевелил затекшими руками, и мысли его побежали в ночь вместе с поездом.

— Мид-форд! Мид-форд!

Их попутчик тут же распахнул глаза, вскочил, схватил фляжку, шляпу, саквояж и выбежал вон.

— Мы что, приехали?! — закричала Сюзи. — Я, видно, уснула. Кто это был?

— Это, — с расстановкой проговорил Иниго, — был наш попутчик, толстяк в довольно сильном подпитии, у которого вместо мозгов — дешевая рождественская открытка. Все это время он называл вас «моей лапушкой».

— Бедный Иниго, как это отвратительно! — холодно сказала Сюзи. — Выйдите на улицу и посмотрите, нет ли там Джимми или кого-нибудь из наших.

Иниго, продрогший и деревянный, выполз на улицу.

— На другом конце перрона стоит Джимми! — крикнул он в открытую дверь и поднял глаза на Сюзи. Их день вдвоем подошел к концу. — Что ж, вот и все, — чуть скорбно проговорил он. — Пойдемте, Сюзи.

Она весело посмотрела на него:

— Помогите мне спуститься. Ноги не гнутся! — Сюзи оперлась на него, сошла на перрон, но руку не убрала. — Веселей, Иниго! Спасибо вам за заботу. Вот!

Он случился так быстро, этот поцелуй, что Иниго даже не понял, действительно ли его поцеловали.

— Сюзи! — воскликнул он.

— Вон наш Джимми! — Она замахала рукой и поспешила вперед.

Напоследок мы видим, как Иниго бредет за ней по перрону.

Глава 6

Черная неделя

I

Ужасная неделя началась еще до Тьюсборо. Она началась — по крайней мере для восьмерых артистов труппы — с воскресного вечера в Миддлфорде. Неделя в Миддлфорде прошла спокойно, без фуроров, но одно любопытное событие все же случилось: визит в театр богатой и эксцентричной особы, миссис Ходни. Она приехала в город на машине, чтобы встретиться со своими адвокатами, осталась на концерт, а после него настояла на знакомстве с мисс Трант, Джимми и всеми остальными. Представил ее директор театра, который был знаком с почтенной леди и считал ее «тем еще персонажем». Она пришла в неописуемый восторг от труппы и попросила их оказать старой чудачке услугу. Не согласятся ли они поехать в ее усадьбу, Кастон-Холл, что в двадцати милях отсюда, на самом краю болот, и дать представление для нее, обслуги и тех деревенских жителей, которым хватит ума хоть раз повеселиться воскресным ноябрьским вечером? Пусть они не сочтут это деловым предложением (хотя денег у нее предостаточно, и она в состоянии оплачивать свои прихоти: двадцать фунтов должны компенсировать им неудобства и хлопоты). Скорее, это маленький каприз одинокой старушки, которую уже давно ничто не радует и которой недолго осталось жить на этом свете. Разговаривала миссис Ходни весьма отрывисто, но вместе с тем пылко и выразительно, и, говоря, гладила младших артистов по спинам.