Ликвидация - Бондаренко Вячеслав Васильевич

— Извините, я не знаю ваше звание… — внезапно обратился к Гоцману новый водитель.

Давид, погруженный в невеселые мысли, вздрогнул, недобро взглянул на парня:

— Подполковник милиции. И?..

— Товарищ подполковник, разрешите обратиться?

— Уже обратился, — еще менее доброжелательно ответил Гоцман.

— Я, понимаете, товарищ подполковник, эту машину принимал сегодня, — словоохотливо начал парень, — и говорю механику: почему не вымыта? А он на меня смотрит, извините, как солдат на вошь…

Якименко и Черноуцану на заднем сиденье прервали разговор, прислушались. Гоцман сидел, отвернувшись к окну.

— Где, говорю, прежний водитель? — продолжал Костюченко. — Почему машину сдал в таком состоянии?.. Товарищ подполковник, я пять минут его спрашивал! Пять минут!.. А он развернулся и в итоге ушел!

— А тебе, значит, приспичило, шоб помыли? — пробурчал Гоцман.

— Так положено же! Прежний водитель должен сдать машину в надлежащем виде. Я…

— Тормози, — неожиданно перебил его Гоцман. «Опель» плавно замедлил ход, замер у тротуара.

— Товарищ подполковник, я что-то не так?..

Гоцман, не отвечая, выскочил из машины и, подняв переднее сиденье, порылся в ящике. Вынул груду замасленной ветоши.

— Ты в войну где прохлаждался?

— Я воевал, товарищ подполковник! — Лицо гвардии сержанта вспыхнуло. — На Втором Белорусском, до Одера дошел!..

— Запомни, суровый воин! — перебивая его, повысил голос Гоцман. — Каждое утро ты будешь драить машину до кошачьего блеску! Сам! Вот этими самыми личными руками!.. — Он зло пихнул водителю в руки ком ветоши и уселся обратно в машину, грохнув дверцей.

— Так точно, товарищ подполковник! — погасшим голосом отозвался Костюченко, заводя мотор. — Я все понял!..

Тронулись. Минуты две ехали молча. Остановились, пропуская трамвай, перегруженный 17-й номер, шедший на пляж Аркадии. На «колбасе» прицепного вагона помещалось десятка два предприимчивых одесситов. Кондукторша, высунувшись из открытого окна, орала на них на чем свет стоит.

— Второй Белорусский? — неожиданно спросил Гоцман.

— Так точно! — вздрогнув, отозвался водитель.

— За полковника Шамина не слышал?

— Так точно, слышал! Был такой… ворюга… То есть говорили такое, что ворюга, — поспешно поправился водитель, напряженно косясь на начальство. — Но его оправдали. В «Красной Звезде» даже заметка была…

— В «Красной Звезде»?..

— Так точно.

Гоцман задумчиво покачал головой. Пару секунд смотрел, как тяжело трогается с места трамвай, и внезапно взялся за ручку дверцы, обернувшись к Якименко:

— Леша, сработайте без меня.

За столом Гоцмана что-то писал Довжик, изредка морщась и трогая ладонью старую повязку на голове. В углу Тишак, чертыхаясь, колотил телефонной трубкой по рычагу и снова упрямо набирал один и тот же номер.

— Арсенина нашел?.. — Лицо Гоцмана не предвещало ничего хорошего.

— Звонил, — виновато вытянулся Тишак. — Трубку не берет. Просмотрел сводку по городу — похожих трупов нет…

— Дуй к нему на квартиру. Опроси соседей.

— Так к нему ж пилить кудой!.. — тоскливо вздохнул Тишак.

— Машину мою возьми, — с балкона отозвался куривший там Кречетов. — Только к пяти вернись.

Гоцман вздрогнул, поднял глаза. Ну да, Виталия было не разглядеть за занавеской. Налетевший ветер отпахнул ее в сторону, и стало видно, как майор кидает во двор окурок, трогает пальцем подсыхающую ссадину на скуле — след падения на кирпичи — и входит в комнату.

— Тебя ж в прокуратуру дернули? — вопросительно поднял брови Давид.

— Только вернулся, — скупо отозвался Кречетов.

— В МГБ надо запрос сделать, — тихо посоветовал Довжик, не отрываясь от писанины.

Кречетов согласно кивнул, обращаясь к Давиду:

— Может, по этой линии Арсенину и рапорт завернули… Только сам туда не суйся.

— Я шо, головой стукнутый?.. — Гоцман бросил взгляд на перевязанную голову Довжика и досадливо поморщился. — А тебе, Тишак, это ничего не отменяет. Шевелись давай…

Кречетов и Тишак одновременно вышли из кабинета. Давид постоял в задумчивости и вдруг попросил Довжика:

— Михал Михалыч, на минуточку… Выдь, а?..

Майор, недоуменно пожав плечами, отложил перо, спрятал бумагу, над которой корпел, в сейф и вышел в коридор. А Гоцман снял телефонную трубку и набрал номер.

— Военная прокуратура?.. УГРО вас беспокоит, подполковник милиции Гоцман. С полковником Чебаненко соедините меня… Здравия желаю, товарищ полковник!.. Павел Константинович, будь так добр, выручи… Личное дело майора Кречетова, только так, шобы до него эта информация не дошла… Обижать не хочется. Могу сам к вам подъехать. Да нет, чепуха… По оперативной надобности… Шо?.. Ах, секретность? Бдительность?.. Я вас понял… товарищ полковник. Извините за беспокойство.

Давид зло швырнул трубку на рычаг.

…В кабинете начальника УГРО Омельянчук, облаченный в свой обычный синий китель, заканчивал инструктаж молодых сотрудников. Те толпились вокруг седоусого полковника, глядя на него с обожанием и трепетом.

— …А вот геройства нам как раз и не нужно, — вдохновенно рубил воздух крепким кулаком Омельянчук. — Вы должны раскрыть преступление! И не одно! Их куча! И значит, вы должны быть живые и даже, так вам от души скажу, здоровые!.. А перспективы у вас, товарищи, огромные. Вот сейчас вы закончили Одесские и какие-нибудь еще курсы милиции… Есть кто-нибудь с других курсов?

— Так точно, товарищ полковник, — вразнобой отозвалось несколько человек. — С Ленинградских, Челябинских…

— От тож, — удовлетворенно кивнул Омельянчук. — А у нас, между прочим, в следующем году планируется возродить в университете юридический факультет! Так что с повышением квалификации никаких вопросов быть не должно… — Увидев вошедшего Гоцмана, он радостно двинул усами: — А вот и наш самый знаменитый розыскник, товарищи! Наша легенда!.. Подполковник милиции, заслуженный работник НКВД Давид Маркович Гоцман, начальник отдела…

— Андрей Остапыч, на секунду, — не обращая внимания на застывший в немом восторге молодняк, перебил Давид.

Омельянчук насупился:

— Не по уставу…

— Товарищ полковник милиции, разрешите… — покорно вздохнул Гоцман, разводя руками. — Короче, надо бикицер! Выдь!..

Когда красный от досады Омельянчук вышел в коридор, Гоцман коршуном налетел на него:

— Андрей Остапыч, выручай… У тебя ж, если память не подводит, брат кадровик был на Втором Белорусском фронте?

Омельянчук на мгновение опешил, а потом замахал руками:

— Так он же ж не сам! Его назначили! А так-то Сашка — парень боевой… Он до этого на Юго-Западном был…

— Я не за то, — дернул углом рта Гоцман. — Ты можешь с ходу у него выяснить, был или не был Кречетов Виталий Егорович… звание — старлей или капитан юстиции, не знаю точно… следователем на Втором Белорусском? Сорок восьмая армия?..

— Ты шо, Дава? — снова оторопело моргнул Омельянчук. — Это ж только официальным запросом… Фронт-то больше года назад расформирован… Да шо ты мне голову морочишь! — внезапно рассвирепел он. — Ты в прокуратуру позвони да затребуй личное дело, всего и делов! Там же указано будет…

— Та звонил я уже туда, они ни в какую… Ну шо, был?! — рявкнул Гоцман, буравя начальника глазами. — Или не был?!..

Омельянчук обиженно засопел. Давид, внезапно обмякнув, провел рукой по горлу:

— Андрей Остапыч, ну честное слово — во как надо…

В квартире майора Кречетова перед большим трельяжем, появившимся там всего несколько дней назад, прихорашивалась Тонечка Царько. Как всегда перед спектаклем, она была раздражена и потому особенно очаровательна. Воздух комнаты был насыщен волнующими, непонятными, сугубо дамскими запахами — духов, пудры и еще чего-то, недоступного мужчинам…

— Вернулся? — двинула Тоня выщипанной бровью в сторону вошедшего майора.

— Нет. Заскочил, чтобы проводить тебя. — Виталий с улыбкой протянул девушке роскошный букет.

— Не пойдешь? — скосила на него глаза Тонечка.