ФБР. Правдивая история - Тим Вейнер

— Очевидно, Дин решил выложить все начистоту, — сказал Эрлихман Грею[538]. — Очевидно, в числе прочих ему задали вопрос о конвертах, которые он передал вам.

Грей пришел в ужас.

— И что мне, черт возьми, с этим делать? Единственное, что я могу сделать, — это отрицать это.

Два дня спустя следователи ФБР по Уотергейтскому делу по приказу Марка Фельта постучали в ворота Белого дома. «Я беспокоюсь, — сказал Эрлихман президенту. — ФБР только что вручило повестку в суд охране Белого дома»[539]. Бюро пыталось выяснить имена людей, которые имели допуск и могли войти в Белый дом 18 июня 1972 года.

Президент Никсон. Господи Иисусе!

Эрлихман. Какого черта?

Президент Никсон. Где мы были тогда?

Холдеман. Какого числа?

Президент Никсон. Ну, 18 июня.

Холдеман. 18 июня.

Эрлихман. День прослушивания… Ну, может быть, тогда это и случилось с сейфом Ханта. Держу пари, что это тот самый день…

Президент Никсон. Мне нужно, чтобы кто-то был здесь в качестве адвоката.

Холдеман. Министр юстиции.

Президент Никсон. Мне нужен директор ФБР.

26 апреля Грей признал свою роль в уничтожении улик по Уотергейтскому делу у министра юстиции Кляйндинста. Министр юстиции немедленно позвонил президенту. «Это невероятная глупость, — сказал Никсон. — Ему придется подать в отставку»[540].

Исполняющим обязанности директора ФБР Грей прослужил 361 день. Его будущее было безрадостным. Перед ним была перспектива нескольких лет уголовного расследования. Он подумывал о самоубийстве. Всю свою оставшуюся жизнь он страдал от глубочайшего позора.

Марк Фельт был уверен, что его изберут руководителем ФБР. Он обманывал себя. Он пробыл исполняющим обязанности директора три часа. Вместо него Никсон выбрал республиканца по имени Уильям Д. Рукельсхаус — главу Агентства по охране окружающей среды — недавно созданной организации, ведавшей природными ресурсами Америки. Его решение казалось необъяснимым всем заинтересованным лицам, включая самого кандидата на должность директора Бюро. Но Никсон навязывал ему эту должность со все возрастающей яростью на протяжении часа.

«Я никогда не видел президента в таком возбуждении, — вспоминал Рукельсхаус. — Меня встревожило его состояние»[541].

В конце концов они заключили сделку: он отработает недолгое время исполняющим обязанности директора, пока Никсон не найдет подходящего человека на место Гувера. Если ему было трудно пройти интервью при назначении на должность директора, то первый день работы на новом месте был еще хуже. На его рабочем столе — рабочем столе Гувера — лежало письмо к президенту, подписанное Марком Фельтом и каждым из его помощников, в котором они выражали свой протест против его назначения. В этом не было ничего личного, как сказал Рукельсхаус. «Они просто считали неуместным иметь в качестве преемника Гувера орнитолога». Затем Рукельсхаус пошел на спешно созванное совещание в кабинете министра юстиции. «Дик Кляйндинст эмоционально объявил, что уходит в отставку, — сказал Рукельсхаус. — Он был чрезвычайно озлоблен».

Судьба Фельта была окончательно решена несколько дней спустя.

Без сомнения, Никсон решил, что Фельт был источником разгромной статьи, опубликованной на восемнадцатой полосе «Нью-Йорк таймс» утром в пятницу, 11 мая, с подробным изложением содержания разговоров помощников президента и выдающихся журналистов, прослушивать которые приказал Никсон с 1969 года.

«Фельт — чтобы все это знали — проклятый изменник, и смотрите за ним очень хорошо, — сказал на следующий день Никсон своему новому начальнику штаба генералу Элу Хейгу. — Он должен, разумеется, уйти… сукин сын»[542]. По приказу президента Рукельсхаус приказал Фельту покинуть ФБР. Так как его отставка была неизбежной, Фельт облачился в плащ Глубокой Глотки, идя на тайную встречу с Бобом Вудвордом из «Вашингтон пост». Он сказал, что сам президент — главный заговорщик в Уотергейтском деле.

ФБР начало бешеную охоту за сводками и записями прослушанных разговоров Киссинджера, которые Билл Салливан тайно вынес из штаб-квартиры. К вечеру 11 мая агенты ФБР допросили Салливана, Холдемана, Эрлихмана и Джона Митчелла. Митчелл солгал, сказав, что он никогда не одобрял прослушивание телефонных разговоров. Но он сообщил по секрету, что знал о нем.

Это было частью «опасной игры, которую мы вели»[543], — признался он. Он сообщил ФБР, где надо искать записи. Следователи ФБР на следующий день уже были в Белом доме.

«Записи были найдены через две недели, в субботу, в сейфе Джона Эрлихмана, — вспоминал Рукельсхаус. — Агент ФБР, посланный мной в Белый дом охранять эти записи и другие документы в кабинете Эрлихмана, перенес сильную встряску, когда президент Соединенных Штатов схватил его за лацканы пиджака и спросил, что он там делает».

Ожесточенная борьба за контроль над правительством была беспощадной. Уотергейтские слушания, проводимые в сенате, выудили убийственные показания у рядовых сотрудников администрации Никсона. В передовых статьях в прессе были изложены все факты. Но информация — почти вся — имела свой источник в работе ФБР. И эта информация набирала силу. Каждый ее ручеек впадал в могучую реку, которая была силой, позволяющей воде прорезать твердую скалу. При поддержке большой коллегии присяжных и прокуроров, которые ими руководили, следователи ФБР оберегали власть закона от препятствий правосудию. И по закону агенты совершали акт созидательного разрушения, добиться которого «левые» радикалы могли только мечтать.

Они ослабляли позиции президента Соединенных Штатов.

«Рискованное положение»

В третий и последний раз Никсон выбрал кандидата в преемники Дж. Эдгара Гувера.

9 июля 1973 года Кларенс М. Келли был приведен к присяге в качестве второго директора ФБР. Треть своей жизни он провел работая на Бюро Гувера с 1940 по 1961 год. После этого он служил начальником полиции в Канзас-Сити. Келли был приветливым и искренним коренастым средним американцем. Сенат утвердил его быстро и единогласно.

«Не думаю, что Бюро должен руководить полицейский, — однажды сказал президент. — Полицейские слишком недалекие»[544]. Он был вынужден пойти против своей интуиции. Федеральному бюро расследований были нужны закон и порядок.

Никсон вылетел в Канзас-Сити, чтобы привести Келли к присяге и ввести в должность. Это было его первое появление на публике за месяц. «Я был потрясен ранами, оставленными Уотергейтским скандалом, которые были видны на лице президента»[545], — позднее написал Келли. Никсон был обеспокоен. Недавно он провозгласил, что не будет сотрудничать с сенатским расследованием. Его импичмент был предметом серьезного обсуждения в конгрессе. Он находился под следствием, начатым недавно назначенным прокурором Арчибальдом Коксом, который требовал, чтобы Никсон передал свои документы и досье. Обнаружение существования сделанных тайно в Белом доме записей разговоров произошло через неделю. Кокс тут же потребовал принести эти записи в суд. Никсон проигнорировал требование и в октябре уволил его. Министр юстиции Эллиот Ричардсон и его заместитель Билл Рукельсхаус не устояли под резкими критическими выпадами Никсона во время переворота, который тотчас стал известен как «массовая резня в субботний вечер».

«Я вспоминаю те дни, когда я едва справлялся с ситуацией», — написал Келли. Среди самых трудных проблем, вставших перед ним, был краткий двухстраничный доклад, который Рукельсхаус вручил ему в день вступления в должность и в котором были перечислены самые насущные проблемы, стоявшие перед ФБР. Во главе этого списка были юридические и нравственные проблемы, поднятые тайными разведывательными операциями ФБР, включая прослушивание телефонных разговоров, слежку и травлю американских «левых».

Келли был несведущ в вопросах тайной разведки. Он никогда не занимался несанкционированной деятельностью, не прослушивал телефонных разговоров людей, подозреваемых в шпионаже. Он даже никогда не слышал о COINTELPRO. «Методология этих программ была неизвестна мне, — писал он. — Это было для меня откровением». Как только он начал узнавать о самых секретных операциях ФБР, он понял, что должен держать их под контролем. «Это был тонкий и деликатный вопрос — отступление», — рассказывал он. Но он совершил это отступление.

5 декабря 1973 года он послал письменное предупреждение всем 8767 агентам Бюро. Он приказал им воздержаться от «следственных действий, которые могли ограничивать каким-либо образом права, гарантированные гражданам Конституцией». Он начал разбирать здание национальной безопасности, которое возвел Гувер. К тому моменту, когда это было сделано, ФБР на 94 процента прекратило свою внутреннюю разведывательную деятельность, стерло более 9 тысяч незаконченных дел из своих учетных книг, передало дела, связанные с национальной безопасностью, отделу криминальных расследований и переключило по крайней мере 645 агентов с охоты на радикалов на выслеживание обычных преступников.