Левый берег - Алексей Кудашин

— Завтра, конечно. Успеть бы за ночь все разгрузить и замаскировать — и то дело…

23.07.2009. Россия, г. Армавир. Центральный городской парк. 19:23

Жара была невыносимой. Больше сорока в тени. Казалось, мир превратился в одну большую парилку, из которой невозможно выбежать и плюхнуться в ледяной бассейн. И от работающего в центре парка большого фонтана не было никакой прохлады. Он был построен недавно на месте, где раньше стоял безвкусный памятник, представляющий собой торчащую вверх тонкую десятиметровую стелу, обитую листами какого-то серебристого металла с серпом и молотом на вершине по всем четырем сторонам. Чему был посвящен этот шедевр социалистической архитектуры, никто из армавирцев толком ответить не мог. Старожилы говорили, что когда-то на вершине стелы стояла фигура Сталина, но после развенчания культа личности ее сняли. А торчащая палка осталась. В народе памятник метко окрестили "мечтой импотента". Это название прижилось.

В последние годы парк, да и весь центр города, благоустроили. Улицы выложили плиткой. Поставили новые скамейки. Город стал чище. Злые языки поговаривали, что такое рвение местных властей объяснялось наличием у мэра в собственности завода по производству тротуарной плитки, языки позлее вообще утверждали, что все это великолепие делалось за счет кредитов, в которых город погряз, как муха в повидле. Поэтому и нового мэра, взамен уже двоих, ушедших на повышение, никак назначить не могли. Никто не соглашался принимать такое наследство и разбираться с многомиллионными долгами. Так это было или не так, но то, что нормального, постоянного мэра в городе не было давненько, была чистая правда.

Серега устало осматривал праздно прогуливающуюся вокруг фонтана и по парку публику: мамаш с колясками, степенных стариков и старушек, медленно шествующих под руку, еще не старых бабушек и дедушек, которым родители сплавили своих детей на выгул, и теперь они зорко наблюдали за маленькими метеорами, носившимися вокруг фонтана друг за другом.

"И жара им нипочем", — лениво подумал Серега.

Он жутко устал. "Пахал" с восьми утра и до шести вечера. Макс, давнишний "кентяра", "шабашку" подкинул. На дачах за Каспаровским мостом. На стройке у "мента" какого-то. Тот развернулся на полную катушку: двухэтажный кирпичный дом — девять на пятнадцать, во дворе фонтанчик, забор в два кирпича по всему периметру участка, еще постройки какие-то… Макс говорил, что и бассейн копать будут. Откуда только "бабло" у народа? Хотя, у него понятно, откуда… Одно слово — "мент"…

Серега тоже в свое время в милицию хотел устроиться, сразу после армии. Но друг отговорил, сам бывший "ППС-ник".

"Тебе оно зачем? — вопрошал он. — Думаешь, тебе там сладко будет? Э не, брат! "Сладко" там на определенных должностях. Ну, в ГАИ еще… Но тебя туда не возьмут. Там "забашлять" надо. "Вышки" у тебя нет, так что трубить тебе старшиной или в лучшем случае прапором до конца твоих дней. И каждый офицер тебя шпынять будет, а какая-нибудь мразь прокурорская рано или поздно посадит. Не выдумывай ты. У тебя же профессия в руках".

И правда: профессия у Сереги в руках была. Слесарь он, и неплохой слесарь. Во всяком случае, мастер в "бурсе" хвалил. А что, почему бы и нет? Рабочий класс — тоже хорошо.

И устроился Серега на Электромеханический завод. И правильно устроился. Зажил хорошо. Женился на Ольке, которая из армии честно два года прождала. Ни вправо, ни влево: Серый проверял, у пацанов выспрашивал, у подруг ее. А подруги, как известно, первые своих подруг обычно и сдают. Это — как пить дать. Проверено годами. Жили, правда, у ее родителей. Ну да ничего. Хата большая, трехкомнатная, метров под восемьдесят. В старом, наверное, еще дореволюционном четырехэтажном доме, в самом центре, по улице Кирова, рядом с центральной площадью. Да и родители у Ольки — люди хорошие. С ними Серега еще до армии отношения наладил. Уже тогда на нее далеко идущие планы имел. Такие же, как и он сам простые работяги. К зятю никаких особых требований не предъявляли, типа "много зарабатывать". Тесть сказал:

— Ты, главное, трудись честно, люби Ольгу, и внуков нам давайте побыстрее. А мы, чем сможем, поможем…

И помогали.

Семья-то у Сереги неудачная. Конечно, какая ни есть, но своя. Но себе-то признаться можно. Не сильно ему с семьей повезло. Батя, еще когда Серому лет восемь было, по пьяному делу угодил в тюрьму, да там и погиб. Он, кстати, никогда у матери и не интересовался, как там было дело. Да и зачем? Отца-то уже не вернешь… Да и если по справедливости, характер у батяни был тот еще. Бухал, мать побивал, и Серегу не забывал. Мог на зоне нарваться на заточку. Вполне такое было возможно…

Словом, отца у Серого, считай, и не было никогда. Он о нем не думал и не сказать чтобы любил. А вот сестренка, которой, когда батю посадили, было всего три годика, его почему-то любит, вспоминает. Может, потому, что ей-то от него никогда не перепадало. По правде, любил этот "алконафт" дочурку свою. Не то, что сына. Ну, так, по крайней мере, Сереге казалось…

Мать, сильная и терпеливая русская баба, всю жизнь горбатилась на пекарне, стараясь дать двум детям все, что только могла. Да что говорить, и сейчас она на той же пекарне работает. Сереге уже не помогает, а вот сестре Наташеньке — то да. Сестра тоже какая-то мутная вышла… Молодой себя не блюла. Ну, не то, чтобы шлюха, но к мужикам неравнодушна. Пять лет назад замуж вышла, да как-то непонятно. Серега до сих пор не смог четко себе уяснить, любят они друг друга или нет. Муж — мужик с виду нормальный, но все-таки какой-то странный. Не от мира сего. Живут неровно: то разругаются вдрызг, вплоть до собирания вещей и походов к маме, то опять милуются… Для Серого такие отношения были непонятны. Со своей женой жил он душа в душу. Видимо, бывает так, что две половинки одного целого встречаются.

Вот и стал он после армии "жить поживать, да добра наживать". Работал за станком, дело привычное. Не то, чтобы он эту работу любил, но и не ненавидел, относился к ней ровно. А это уже немало! Это Серега знал точно. Достаточно было на других посмотреть: такой ерундой пацаны занимались! Кто в ларьке телефонами торговал, кто охранником "дубачил", сходя с ума от скуки и потихоньку спиваясь, кто на продскладах ящики переставлял. А у него все-таки работа постоянная и даже уважаемая. Это Серый со временем и сам замечать стал. Когда на вопрос о месте работы отвечал "на заводе, слесарем", люди не то, чтобы огокали, но почтительно кивали. Твердо на ногах стоит человек, не какое-нибудь перекати-поле.

Ну а потом этот долбаный кризис, чтоб ему пусто было! По Армавиру, одному из очень немногих крупных промышленных центров на Кубани, этот самый кризис проехался катком, как немецкие танки. Заказов не стало. Предприятия, конечно, на "глушняк" не закрывали, но людей увольняли и отправляли без содержания пачками. Вот и Серегу сея чаша не минула. После Нового года — "попросили". Хорошо — не выгнали. Сказали: "Пиши без содержания. Получше станет — выйдешь опять. А пока гуляй. Будет работа — вызовем". И вызывали. Правда, всего два раза по пять дней каждый… А других просто уволили.

Вот и, считай, больше полугода Серый был "на мели". Перебивался "шабашками": то грузчиком, то на ремонтах да на строительстве, то еще где. Жена не попрекала, все понимала. Ходила беременная на восьмом месяце. А Сереге — ножом по сердцу: семью обеспечить не может. Мужик называется…

Он сделал последний глоток "Мельника", поднялся, выбросил бутылку в урну и медленно двинулся по направлению к "Вечному огню". Все-таки устал он сегодня… Бетонные стяжки на полы делали. Пришлось весь день бетон мешать и ведра с раствором на второй этаж по акробатической деревянной качающейся жердочке тягать. Сдохнешь! Хорошо еще, бетономешалка имелась, а то бы вообще — "вилы". Зато заплатили сразу — "по штукарю на рыло". Живые деньги. Будет хоть что домой принести…

Он перешагнул через невысокое металлическое ограждение, пересек парк и подошел к резным железным воротам с кодовым замком, закрывающим вход во двор. Ворота поставили жильцы, которым надоело, что туннель, ведущий в тихий уютный дворик, в котором почти всегда слышна классическая музыка из открытых окон тут же находящейся музыкальной школы, местная молодежь использовала как общественный туалет, особенно в дни крупных общегородских праздников.

Серега нажал нужную комбинацию и вошел, закрыв за собой дверь. В нескольких метрах спиной к нему стоял какой-то мужик в синих джинсах, светлой рубашке с коротким рукавом и черной барсеткой в руке. Он терпеливо чиркал зажигалкой, пытаясь прикурить. Серый безразлично скользнул по нему взглядом и направился вперед.

— Здравствуй, сержант, — вдруг услышал он какой-то до боли знакомый голос за спиной.

Сергей медленно повернулся и выжидательно уставился на мужика. Продолжения не последовало. Лицо говорившего было видно нечетко: мешало плохое освещение. Серый медленно подошел и нему и остолбенел.