Ты будешь моим - Кэти Эванс

не стоит? Что он сам ничего не стоит? Думает, что он недостоин жить?

Ему не нужно было мне ничего говорить и объяснять. Я сама прошла через все это. Но это было со мной всего один раз. А он впадал в депрессию постоянно, и независимо от того, сколько раз он приходил в себя и возвращался к жизни, он всегда знает, что в следующий раз его вновь утянет вниз, в это «черное» состояние, – и это будет повторяться снова и снова. Он настоящий боец. Испытывая к нему любовь, жалость и восхищение, я провела языком по кубикам его пресса, мускулистым рукам, шее, по складкам губ.

Он отвернулся от меня.

– Что я делаю, Брук? – спросил он, и я застыла от этих слов, от его безразличного, пустого тона. – С чего я решил, что смогу стать отцом? Да даже твоим мужем?

Он повернулся со странным, мучительным стоном и зарылся с головой в подушку, его мышцы на плечах напряглись, когда он просунул под нее руки.

– Реми, послушай, – я старалась говорить ровно и убедительно, изо всех сил пытаясь подавить дрожь в голосе и скрыть боль, раздирающую мне сердце, будь она неладна. – Неважно, что сейчас говорит тебе твой разум и что чувствует из-за этого твое тело, ты же все понимаешь, Реми. Ты ведь очень добрый и благородный, и ты хочешь, чтобы мы были с тобой. Ты этого заслуживаешь.

Я обняла его за талию и прижалась к его спине грудью и животом.

– Я заслуживаю того, чтобы меня усыпили. Как бешеную собаку.

Слезы, которые я так старательно сдерживала всего несколько мгновений назад, покатились из моих глаз.

– Нет, нет, это неправда. Это вовсе не так.

Он попытался отстраниться от меня, но я ему не позволила. Я обхватила руками его плечи и с силой удержала возле себя. Я провела пальцами по его волосам, погладила кожу головы.

– Я люблю тебя. Я люблю тебя. Я люблю тебя, как сумасшедшая, черт возьми. Даже если ты в полном раздрае, я все равно хочу быть рядом. Просто позволь мне прикоснуться к тебе, не отталкивай меня, – шептала я, шмыгая носом. Он простонал что-то в ответ и снова уткнулся лицом в подушку, и когда я прикасалась к нему, передергивал плечами, вжимаясь в кровать. Но я все равно продолжала его гладить, я обводила пальцем мышцы на руке, кельтский узор его татуировки. Звуки, которые он издавал, подобные мучительному рыку раненого льва, заставляли меня чувствовать себя такой же отчаявшейся, разозленной, свирепой львицей, пытающейся вернуть внимание своего партнера.

Мне порой казалось, что самое трудное – пережить его возбужденное, маниакальное состояние, когда он представлял собой настоящий сгусток энергии и его так трудно было контролировать. Но оказалось, что нет ничего сложнее, чем справиться вот с этим – когда мой поверженный воин лежал в темноте, страдающий, ко всему безучастный, ничего не желающий делать. Когда он чувствовал, что ему лучше умереть.

Проведя рукой по его подбородку, я запустила пальцы ему в волосы и с нажимом поцарапала ногтями кожу его головы так, как ему нравилось, и он позволил мне это сделать, не отстранился, но и не открыл глаза, только издавал низкие, мрачные рычащие звуки.

– Хочешь послушать музыку? – спросила я, и он не ответил «нет», поэтому я потянулась к его плееру, вставила один наушник ему в ухо, другой в свое собственное и включила песню «Я выбираю тебя» Сары Барейллес.

Он покорно слушал музыку, а я ласкала его, точно так же, как он обычно ласкал меня, мне хотелось, чтобы он чувствовал именно то, что я всегда чувствовала под его ласками. Мне хотелось, чтобы он ощутил, как он нужен мне, что я его понимаю, люблю, хочу, что я всегда буду рядом, буду защищать его. Поэтому я старалась изо всех сил… и хотя я знала, что мои руки не такие большие и сильные, как у него… и мой язык, лижущий его за ухом, гораздо меньше и нежнее… я все равно чувствовала, что ему это нравится, нравятся мои прикосновения и ласки.

И если в песне «Айрис» речь шла о том, что мир его не понимает, а он хочет, чтобы я увидела его таким, какой он есть на самом деле, то в песне «Я выбираю тебя» говорилось, что я выбираю его и отныне он будет только моим, а я буду только его…

– Я всегда буду выбирать только тебя, Реми, – прошептала я ему на ухо. – С самого первого дня, как я увидела тебя, мне понравилось то, что я увидела, и с каждым днем я люблю все это больше и больше. И мне нравится то, к чему я прикасаюсь, мне нравится мужчина, которого я обнимаю прямо сейчас.

Я уткнулась животом в его поясницу. Сейчас, в моем положении, это оказалось довольно трудным маневром, но я очень старалась прижать его как можно ближе к себе. Внезапно он повернулся лицом ко мне, его руки обвились вокруг меня, зажав как в тиски, а затем он уткнулся лбом в мою грудь и прижался ко мне.

Он не смотрел на меня, но я чувствовала, как он нуждается во мне. Я коснулась губами его макушки и расслабилась в его объятиях, давая ему понять, что мне нравится быть здесь, с ним.

Внезапно он громко застонал, его мышцы напряглись, и он с видимым усилием выпустил меня из своих объятий и откинулся навзничь на кровать.

– Оставь меня, малышка. Сходи куда-нибудь еще. Я сейчас ни на что не гожусь.

Во мне все сжалось, но я не собиралась сдаваться. Я не хотела, чтобы он почувствовал, что его жалеют или собираются сдувать с него пылинки, поэтому я, не торопясь, как будто ничего не произошло, взбила подушку и спокойно сказала:

– Я не хочу никуда идти. Я предпочитаю оставаться здесь, с тобой.

Он так посмотрел на меня, что мое сердце встрепенулось, когда я почувствовала на себе взгляд этих глаз. Оно забилось еще быстрее, когда он протянул ко мне руку. Не отрывая от меня взгляда, он запустил пальцы мне в волосы. Никогда еще он не выглядел таким мрачным и каким-то загнанным; но в черноте его глаз