Севастопольский конвой - Богдан Сушинский

– Идея принимается, командир, – тут же отозвался стоявший у самой пристройки Жодин. – Но только ты уйдешь вместе с остальными. С добровольцами на судне останусь я. Кстати, считай, что первый из десятки уже есть.

– Видишь ли, сержант, – уверенно, внушительно проговорил Гродов, – до сих пор всегда случалось так, что последним оставлял позиции нашей батареи, дивизиона, полка – я. Так стоит ли ломать традицию?

Кроме десяти добровольцев, решивших защищать баржу, набралось еще около пятнадцати бойцов – из раненых, ослабевших и просто не умеющих плавать, словом, тех, кто предпочел умереть в бою, нежели тонуть в ночном море. Кому не хватало винтовок, вооружались баграми, штыками или просто чем попало. И те, кто уходил, и остававшаяся команда «Сатул-Маре» вместе «добывали» и спускали на воду все, что способно было удерживаться на ней, чтобы затем баграми отталкивать это новое «плавсредство» с облепившими его людьми от борта.

Прежде чем начать эвакуацию, майор объявил остающимся: «К полуночи все, кому суждено было спастись, уже будут на берегу или на мелководье, так что если к тому времени катера не появятся, все, кто способен держаться на воде, тоже уйдут. С ранеными на борту останусь только я».

С командой баржи уплывающие прощались коротко и сдержанно. Но почти каждый считал своим долгом подойти к майору, чтобы сказать: «Побольше бы нам таких командиров, как вы, майор», «Жаль, что не пришлось воевать рядом с вами, товарищ командир» или что-то в этом роде. С ранеными ситуация тоже прояснилась довольно быстро. Когда нескольких из них уплывающие взяли с собой на плоты, тяжелораненый моряк, которого все называли «боцманом», подозвал рулевого:

– Ты, браток, для очистки совести, положи меня на какую-нибудь доску. Подыщи с парнями, положи и оттолкни от борта. Этому пехотинцу, – кивнул он в сторону лежащего рядом с ним ефрейтора, – все равно – он бредит и до утра вряд ли дотянет. Я же, как полагается всякому порядочному боцману, хочу «отбредить» свое там, в море. Когда-то командующий военно-морской базой назвал меня «лучшим боцманом всего Черноморского флота». Преувеличивал, конечно, а все же слово было сказано.

– Это по-нашему, – признал рулевой, не вдаваясь ни в какие излишние разговоры, и через несколько минут плотик, слепленный из двух брусков и широкой доски, вместе с боцманом отходил от баржи. Мысленно прощаясь с обреченным, Гродов обратил внимание: плотик медленно сносит на северо-запад, что подтверждало его догадку – здесь уже ощущается течение Днестра.

– Может, все-таки стоит уйти, командир? – вполголоса проговорил Жодин. – Мы здесь и без тебя дадим бой. Ты ведь отменный пловец и без плота до берега доберешься.

Прежде чем отреагировать на его предложение, Гродов взглянул на восток, туда, откуда должна была прийти их погибель, и невольно вздрогнул: черная точка, появившаяся на едва освещаемом предзакатными лучами горизонте, не могла быть чем-то иным, кроме катера. Взойдя на помост, на котором был установлен пулемет, он поднес к глазам бинокль. Катеров было два, они шли уступом друг за другом, направляясь прямо к барже. «Сомнений быть не может, – понял майор. – Это по наши души».

– Уступи место специалисту, командир, – прихрамывая, поднялся в пулеметное гнездо младший сержант. – Если помнишь, я говорил тебе, что специально на пулеметчика учился. Второй номер тоже имеется, так что у нас тут с противником свой, особый разговор предстоит.

– Специалист есть специалист – развел руками Гродов.

Когда катера приблизились, солнце уже окончательно зашло, и вечерние сумерки начали переплавляться в осеннюю темень. Командир экспедиции румынских катеров явно был намерен договориться с восставшими, чтобы таким образом спасти и блокированных в машинном отделении моряков, и баржу. Поняв, что переговоры ни к чему не приведут, командиры катеров попытались взять «Сатул-Маре» на абордаж, однако повстанческая команда ее ответила таким дружным пулеметно-ружейным огнем, что, потеряв нескольких десантников и получив пулеметные пробоины в надстройках, катера вынуждены были отступить. Но и повстанцы тоже потеряли четверых бойцов убитыми.

Когда катер, который блокировал баржу со стороны берега, ушел оттуда, чтобы присоединиться к тому, что опекал баржу с юга, со стороны открытого моря, Гродов понял, что переговоры кончились и возиться с ними до утра румынские моряки не намерены. После первых же снарядов, которые достигли «Сатул-Маре», она загорелась и дала течь. Сообразив, что с минуты на минуту может взорваться топливный бак, майор, скрывавшийся за остатками надстройки, скомандовал: «Всем – за борт!» и, подхваченный на лету взрывной волной, бросился в воду вслед за остальными.

Он видел, как очередной снаряд породил султан воды прямо посреди группы уплывающих бойцов, и, поняв, что уже ничем не способен помочь им, что здесь, как и во время атаки, каждый предоставлен своей судьбе, поплыл в сторону берега, на ходу стаскивая с себя солдатские сапоги.

– Прощай, командир, – услышал он откуда-то из темноты слабеющий голос сержанта Жодина, и в ту же минуту увидел неподалеку какой-то сгусток темноты.

Нырнув, он переждал, пока рядом скользнет прожекторный луч катера, моряки которого расстреливали все еще державшихся на воде красноармейцев, и поплыл на этот силуэт. Каковым же было удивление Гродова, когда он понял, что это плотик «лучшего боцмана всего Черноморского флота». Сам боцман уже был мертв, но, зацепившись одеждой за гвозди, все еще зависал на плотике, представая в роли плавучего якоря.

– Спасибо тебе за этот подарок, боцман, – дрожа от холода, проговорил Черный Комиссар, окончательно предавая морю его тело. – Ты действительно был лучшим во всем флоте.

Загребая руками, как веслами, подгоняемый низовым морским ветром и течением, он все приближался и приближался к чернеющей вдалеке гряде холмиков, которая не могла быть ничем иным, как спасительной прибрежной косой.

Примечания

1

Об устройстве и фронтовой жизни этого мощного артиллерийского комплекса, в основу которого положено было устройство и судьба 412-й стационарной береговой батареи Одесской военно-морской базы, остатки которой до сих пор сохранились в степной долине, к востоку от Одессы, читайте в романах «Черные комиссары» и «Батарея». – Примеч. авт.

2

Напомню, что в годы войны «черными комиссарами», или «черной смертью», «черными дьяволами» враги называли облаченных в черные бушлаты морских пехотинцев.

3

Звание маршала Румынии было присвоено премьер-министру и верховному главнокомандующему вооруженными силами Иону Антонеску 16 августа 1941 года, то есть буквально перед его выездом на фронт, в район Одессы, где он лично пытался командовать подчиненными войсками. Новоиспеченный маршал настолько уверовал в свой полководческий талант, что уже на 23 августа назначил проведение парада победы на центральной площади города, во время которого собирался объявить Одессу административным центром нового края Румынского королевства – Транснистрии.

4

Кондукэтором (то есть вождем, фюрером, дуче) Румынии Антонеску был официально провозглашен 22 января 1941 года, и это стало его высшим государственным титулом.

5

Эти события разворачивались в романе «Батарея» и имели под собой историческое основание.

6

О судьбе этого судна, подвергшегося нападению германской авиации, читатель может узнать из романа «Батарея».

7

Антонеску действительно был настолько недоволен действиями командующего 4-й армии Николае Чуперкэ, что 9 сентября 1941 года освободил его от командования армией, назначив вместо него генерал-лейтенанта Иосифа Якобича. Под его командованием румынские войска и вошли 17 октября 1941 года в Одессу.

8

Эта поездка короля Румынии по столицам ведущих европейских стран состоялась в ноябре 1938 года, то есть накануне Второй мировой войны. Незадолго до нее Антонеску, бывший в то время министром обороны Румынии, по приказу короля Кароля II подвергся непродолжительному аресту. Монарх не без основания подозревал его в подготовке заговора.

9

Есть сведения о том, что в некоторых румынских артиллерийских частях и подразделениях командирами орудий и наводчиками действительно становились немецкие военнослужащие.

10

По имеющимся данным, совещание в августе 1941 года Антонеску проводил на пригородной железнодорожной станции Выгода, на линии Раздельная-Одесса.

11

В действительности отход был осуществлен через четыре дня, когда, к 1 сентября 1941 года, линия обороны города установилась в Восточном секторе Одесского оборонительного района, на участке между морем и южной оконечностью Куяльницкого лимана. Это в самом деле был последний рубеж, с которого защитники города ушли, только получив приказ Ставки Верховного главнокомандующего перебазироваться в район Севастополя.