Жизнь Бальзака - Грэм Робб

1 августа Маме подал на Бальзака в суд. Он еще не пришел в себя после банкротства, и ему надоело ждать окончания «Сельского врача». Бальзак злился на Маме из-за того, что тот отказался издать роман в одном томе размером с молитвенник. Естественно, Бальзак проиграл; суд постановил, что он обязан предоставить рукопись издателю. Бальзак заявил, что подаст апелляцию, а сам, как явствует из рапорта полицейского комиссара, на рассвете поехал в Париж, в свою бывшую типографию, где набирали книгу. В 6 утра прежний компаньон Барбье впустил его в здание, и он целый день перемешивал литеры, уже подготовленные к набору. В результате набор пришлось отливать заново. «В наши дни преступников уже не клеймят, – написал он, несколько иронически, учитывая обстоятельства, – но перо оставит шрам на скорпионе в человеческом облике, пометив его несмываемой меткой бесславия».

Усердное уничтожение набора в течение одиннадцати часов едва ли можно назвать непредумышленным действием – как и попытку разбить витрину книжного магазина в Пале-Рояль, в которой Бальзак заметил пиратское издание одного из своих романов617. В обоих случаях он охотно возместил ущерб: он защищал «своих детей» и отстаивал свою точку зрения, разрушая с той же энергией, с какой творил. Тем не менее не все его акты насилия свидетельствуют о его альтруизме. «Рыцари безделья» в «Баламутке» устраивают садистские шутки над обитателями Иссудуна; сам Бальзак несколько лет спустя будет с изобретательным вандализмом среди ночи ломать ограду соседского сада618. Та же черта заметна и в творчестве – каламбурах и аллитерациях в «Озорных рассказах», главе «Физиологии брака», всецело состоящей из произвольных буквосочетаний. Процессы творения и разрушения у него всегда находились где-то рядом.

Вечером 22 сентября 1833 г., спустя три недели после того, как «Сельский врач» вышел в свет, Бальзак покинул Париж. Зюльме он сообщил, что отправляется в Безансон за особой бумагой, которая нужна ему для клуба книголюбов. Другим знакомым он сообщал, что едет в Рим; он и правда отправился в своего рода паломничество.

Не останавливаясь на ночлег, он ехал в почтовой карете и достиг «мрачного» и «ханжеского» города Безансон619 утром 24 сентября. Его встретил молодой журналист Шарль де Бернар, который писал восторженные рецензии на романы Бальзака в местной прессе и мог утверждать, что стал его первым литературным учеником: романы Бернара на протяжении почти всего XIX в. считались «безопасной» альтернативой Бальзаку620. Мэтр очень спешил. Он уехал в тот же вечер и, переправившись через Юрские горы, на следующий день очутился в швейцарском Невшателе, среди дикой природы округа Валь-де-Травер. Он чувствовал себя больше, чем обычно, «героем любовного романа». Остановился он в отеле «Сокол», впервые за четыре дня лег спать в постели и проснулся более свежим и отдохнувшим, чем в тот день, когда он покинул Париж.

Ганские арендовали большой особняк, носивший название «Мэзон Андрие». Парк, окружавший дом, граничил с модным променадом, который оканчивался мысом, известным среди местных жителей под названием «Обрыв». Оттуда, с высоты, открывался вид на озеро. Бальзак послал записку, в которой сообщал о своем приезде: «Я пойду на променад и пробуду там с часу до четырех; я буду смотреть на озеро, которое я прежде никогда не видел». Он сгорал от нетерпения. Выходя из отеля, он заметил проходившую по улице красивую женщину. «Вот бы это была она!» – подумал он (как оказалось позже, это и была она). Затем он прошел к «Мэзон Андрие», тихо прокрался во двор, «где даже самые мелкие камешки отпечатались в моей памяти, его длинные балки и сараи», и, задрав голову, увидел в окне лицо. «Я больше не чувствовал своего тела, – признается он ей позже, – и, когда я заговорил с вами, я был как в тумане»621.

В тот день они встретились у озера. Эвелина сразу же узнала его. Он оказался низкорослым, коренастым, обаятельным, но его обаяние балансировало на грани вульгарности. Перед ней был явно автор своих романов, и все же… «Бальзак очень похож на тебя», – сообщала она брату в своем, пожалуй, самом откровенном письме.

«Он весел, бодр и обаятелен, совсем как ты. Между вами имеется даже внешнее сходство; вы оба похожи на Наполеона… Бальзак – настоящее дитя; если вы ему нравитесь, он говорит вам об этом искренне и открыто, как будто до сих пор пребывает в том возрасте, когда человеку только предстоит узнать, что слова служат для маскировки мыслей… Когда видишь его, трудно представить, как столько знаний и превосходства могут идти рука об руку со свежестью, изяществом и детской наивностью сердца и ума»622.

Бальзаку Эвелина показалась еще более красивой, чем он осмеливался себе представлять.

«Нам двадцать семь лет, – писал он сестре Лоре, – мы восхитительно красивы, у нас прекраснейшие черные волосы на свете и нежная, изумительно тонкая кожа, которая свойственна брюнеткам. У нас восхитительные маленькие ручки, сердце двадцатисемилетней, наивной – настоящая мадам де Линьоль (героиня безнравственного романа – девственница, жена мужа-импотента623. – Авт.). В то же время мы безрассудны настолько, что при всех бросаемся мне на шею. Я уже не говорю о колоссальном богатстве. Но что это в сравнении с шедевром красоты?»

Интересно отметить, что оба обрадовались «наивности» другого. Очевидно, они идеально подходили друг другу.

Швейцарские города, в которых было много ссыльных и туристов, служили центрами международных сплетен. «Ужасная маркиза де Кастри» услышала о везении Бальзака и взревновала – во всяком случае, так Бальзак злорадно писал Лоре624. К сожалению, он был счастлив только в мечтах. В жизни его обаяние произвело впечатление и на Венцеслава Ганского: «Проклятый муж не оставлял нас и на секунду за все пять дней… Невшатель городок маленький; в нем знаменитая иностранка не может остаться незамеченной. Мне казалось, что я все время сижу в театральной ложе. Сдержанность – не моя сильная сторона». Облегчение он испытал во время экскурсии в убежище Руссо на острове посреди Бильского озера. Венцеслава отправили договариваться об обеде. Только тогда Бальзак и Эвелина украдкой поцеловались под дубом. После поцелуя они тут же перешли к смелым замыслам: Бальзак пересечет не нанесенные на карту крымские и украинские равнины; Эвелина притворится больной и объявит, что исцелить ее болезнь способны только парижские врачи… Оба одновременно испытывали разочарование и воодушевление. Ганские собирались провести зиму в Женеве; но влюбленные намеревались встретиться снова до конца года.

1 октября Бальзак проснулся в 5 утра, подошел к «Обрыву» и полчаса смотрел на спящий «Мэзон Андрие». Никто не подавал признаков жизни. Тем же утром он покинул Невшатель наверху «чего-то вроде курятника», стиснутый между пятью швейцарскими крестьянами, «как скот, которого везут на базар». Тем не менее ему удавалось полюбоваться видами. В Безансоне он провел день с Шарлем де Бернаром и городским библиотекарем (другом Шарля Нодье), который передал ему слухи: якобы знаменитый романист поехал в Швейцарию, чтобы досадить своим кредиторам, гнавшимся за ним по пятам… Путешествие явно пошло Бальзаку на пользу: «Весь его внешний вид довольно модный, и в то же время он одет со вкусом. Он хорошо говорит – плавно и не напыщенно». «Лучше и охотнее всего он говорит на одну тему: он сам… Он хочет, чтобы его считали королем от литературы, и надеется стать им через шесть лет. Затем его роль как писателя будет сыграна, и он займется политикой, и так далее, и тому подобное». Что же касается Нодье, «он исчезнет без следа, потому что ему не удалось организовать свои труды в одном целом»625.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});