Две твердыни - Джон Толкиен

Боромир, о Боромир! — воскликнул он. — Что поведала тебе она, Владычица, неподвластная смерти? Что увидела она, что пробудила в твоем сердце? Зачем пошел ты в Лаурелиндоренан, а не отправился своей дорогой, не примчался свежим утром на ристанийском коне?

Он снова обернулся к Фродо и заговорил спокойно.

— И на все эти вопросы ты, наверно, мог бы дать ответ, о Фродо, сын Дрого. Пусть не здесь и не сейчас. Но чтобы ты не думал, будто меня обморочило наваждение, узнай, что рог Боромира возвратился наяву, но раздробленный надвое, топором или мечом. Осколки выбросило порознь: один нашли в камышах дозорные Гондора на севере, ниже впаденья Онтавы, другой выловили в андуинском омуте — он подвернулся пловцу. Странные случайности, однако смерти не утаишь, как говорится.

И вот теперь осколки рога, которым владел старший сын, лежат на коленях у Денэтора: он сидит на своем высоком престоле и ждет страшных вестей. Ты все-таки умолчишь о том, как был раздроблен рог?

— Умолчу о том, чего не знаю, — сказал Фродо. — Но коль не ошибся в подсчетах, слышал ты его в тот самый день, когда мы расстались, когда я и мой слуга оставили Отряд. И теперь твой рассказ полнит меня ужасом. Если Боромир попал в беду и был убит, то боюсь, что все остальные мои спутники тоже погибли — и сородичи, и друзья.

Быть может, ты перестанешь сомневаться во мне и отпустишь нас? Я устал, меня грызет скорбь и мучает страх. Но мне нужно нечто совершить или хоть попытаться, пока меня не убьют. Если из всех нас остались в живых лишь два невысоклика, так тем более надо спешить.

Возвращайся же, о Фарамир, доблестный военачальник Гондора, в свою столицу и защищай ее до последней капли крови, а мне позволь идти навстречу судьбе!

— Не много мне утешения в твоих речах, — сказал Фарамир, — однако же ты напрасно поддаешься страху. Если не эльфы из Лориэна, то кто, по-твоему, снарядил Боромира в последний путь? Не орки же, не прислужники Врага, да не будет он назван. Наверняка жив еще кто-нибудь из вашего Отряда.

Но что бы ни случилось близ нашей северной границы, ты, Фродо, очистился от подозрений. Раз я берусь в наши смутные дни судить о людях по их лицам и речам, то и с невысокликами, может статься, не ошибусь! Хотя, — и он наконец улыбнулся, — есть в тебе что-то странное, Фродо, — не эльфийское ли? И разговор наш куда важней, чем мне показалось сначала. Мне надлежит отвести тебя в Минас-Тирит к престолу Денэгора. По справедливости я буду достоин казни, если поступлю во вред своему народу. Так что нельзя торопиться с решением; а сейчас — в путь без проволочек.

Он вскочил на ноги и быстро распорядился. Воины его мигом разбились на мелкие отряды и поисчезали между деревьями и в тени скал. Вскоре остались только Маблунг и Дамрод.

— Вы, Фродо и Сэммиум, пойдете со мной и моими дружинниками, — сказал Фарамир. — Все равно дорога на юг для вас пока закрыта. Несколько дней она вся будет запружена войсками, и после нынешней засады наблюдение усилят вдесятеро. Да вы сегодня недалеко и ушли бы: вы еле на ногах держитесь. Мы тоже устали. У нас есть тут тайное прибежище, миль за десять отсюда. Орки и вражеские соглядатаи его еще пока не разведали, а если и разведают, голыми руками не возьмут: целого войска будет мало. Там мы отдохнем, и вы тоже. А наутро я решу, что делать дальше и как быть с вами.

Фродо оставалось лишь принять это настоятельное приглашение. Ведь и правда, идти через Итилию сразу после вылазки гондорцев стало гораздо опаснее прежнего.

Они тут же тронулись в путь: впереди — Маблунг и Дамрод, за ними Фарамир с хоббитами. Мимо пруда, где они купались, вброд через ручей, потом на высокий холм, а оттуда все вниз и вниз, на запад — пологим, тенистым лесным склоном. Фарамир примерился к хоббитской трусце, и вполголоса шла беседа.

— Мы прервались, — сказал Фарамир, — не только потому, что время не терпит, как напомнил мне господин Сэммиум, но чтобы не было лишних ушей, ибо кое-что надо обсудить втайне; я недаром перевел разговор на судьбу брата, пренебрегши Проклятием Исилдура. Ты о многом умолчал, Фродо.

— Я не солгал ни словом, хоть сказал и не всю правду, — отозвался Фродо.

— Я не корю тебя, — сказал Фарамир. — Ты с честью вышел из трудного испытания, и в уме тебе не откажешь. Однако я вижу и то, что стоит за твоими речами. С Боромиром дружен ты не был, и расстались вы худо. Он, видно, нанес обиду — и тебе, и господину Сэммиуму. Я очень любил Боромира и отомщу за его смерть, но я хорошо его знал. Должно быть, это случилось из-за Проклятия Исилдура — ведь из-за него распался ваш Отряд? Мне ясно, что это — могущественный талисман, из тех, какие порождают распри между соратниками, если верить старинным былям. Верно ли я угадал?

— Верно, да не совсем, — сказал Фродо. — Распри не было в нашем Отряде, было сомнение — куда направиться от Привражья. А старинные были, коли на то пошло, учат нас не ронять лишних слов, когда дело идет о… талисманах.

— Увы, значит, как я сразу подумал, ссора вышла с одним Боромиром. Он хотел доставить талисман в Минас-Тирит. Как печально сложилась судьба: тебе, который видел его последним, зарок смыкает уста, и ты не можешь рассказать мне о главном, о том, что было у него на сердце перед смертью. Заблуждался он или нет, не знаю, но уверен в одном: умер он достойно и превозмог себя. Лицо его было еще прекрасней, нежели при жизни.

Прости меня, Фродо, что я поначалу выпытывал у тебя лишнее о Проклятии Исилдура. Не ко времени это было и не к месту, но я не успел рассудить. Бой был тяжелый, и меня ожидали иные заботы. Но как только я вдумался, о чем у нас зашла речь, я тут же отвел ее в сторону. Ибо мы, правители града, причастны древней мудрости, закрытой от иных. Мы происходим не от Элендила, но в жилах у нас тоже течет нуменорская кровь. Мы из колена Мардила, которого оставил наместником, отправляясь на войну, великий князь Эарнур, последний в роду Анариона. Детей у государя не было, и с войны он не вернулся. С тех пор и правят у нас наместники, вот уже многие века.

Я помню, как Боромир еще мальчиком, когда мы вместе читали сказанья о наших предках и летописи Гондора, все время сердился, что наш отец — не князь. «Сколько же надо сотен лет, чтобы наместник стал князем, коли князь не возвращается?» — спрашивал он. «В иных краях хватало и десятка лет, — отвечал ему отец. — А в Гондоре недостанет и десяти тысяч». Увы, бедняга Боромир! Это тебе что-нибудь о нем говорит?

— Говорит, — сказал Фродо. — Однако же к Арагорну он всегда относился с почтением.

— Еще бы, — сказал Фарамир. — Если он признал его право на великокняжеский престол, значит, признал себя его подданным. Но до самых трудных испытаний дело не дошло. Кто знает, что было бы в Минас-Тирите, где война превратила бы их в соперников.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});