Степан Разин - Андрей Сахаров

Но не кончились еще на этом злоключения Ильи Иванова. И мертвый был он страшен дворянам. Приводили к его телу пойманных в Галичском уезде, и на Тотьме, и у Соли Камской его товарищей, чтобы опознали они своего атамана; и показывали бывшие его товарищи, что мертвый и есть Илья Иванов. А потом повезли тело Иванова в Галич и там повесили его вторично на торговой площади, и объявляли приказные люди всему народу, что висит здесь вор и государев изменник Илюшка Иванов, и нет больше его в живых, и впредь бы смятение в пароде его именем не вызывали. И все вины Илюшкины выписали приказные люди в грамоте, а грамоту прибили под Плюшкиным телом к столбу.

На Слободской Украине обошлось для царских воевод легче. Двинул против повстанцев князь Григорий Ромодановский отборных людей своего Белгородского полка, шли первыми выборные люди Косагова. Прислал на помощь князю отряд запорожских казаков гетман Демьян Многогрешный. Выслал он из Батурина в помощь Ромодановскому тысячу запорожских казаков под Острогожск. Клялся Многогрешный в верности его государскому величеству и обещался всякими мерами Стенькиных товарищей в Малой России, его, государя, вотчине сыскивать, а найдя, карать нещадно горлом — заливать в глотку расплавленный свинец.

Быстро взял Ромодановский Острогожск и Олыпанск и начал сыск.

В начале ноября полковник Косагов добрался до Маяцка, где засел со своими людьми названый брат Степана, друг его и товарищ Леско Черкашенин. Не стал Леско искушать судьбу и связываться с выборным полком и бежал из Маяцка. Вместе с ним отступили бунташные казаки из Царева-Борисова, Змиева, Чугуева, ушли вниз по Донцу в судах и на конях по берегу. Леско же с немногими людьми стал пробиваться лесами на Волгу, к Самаре.

Отогнали от Коротояка и Фрола Разина. Ушел Фрол по Дону в судах назад в Кагальников городок.

Отовсюду теперь писали городовые и полковые воеводы, что понемногу стихать стало — и на Волге, и в заволжских лесах, и по Симбирско-Корсунской, и Тамбовской черте, и под Алатырем, Ядрином, Курмышом, Пензой и на Слободской Украине. Понемногу мельчали бои; к январю 1671 года все меньше и меньше оставалось разинских товарищей-атаманов, поубавилось и бунташных крестьян. Правда, отчаянно еще дрались они под Тамбовом и Шацком, не жалели ни себя, ни государевых ратных людей, тяжело расставались с волей.

Теперь же во всех городах начали воеводы вершить свой сыск и расправу. Схватил все междуречье Волги, Оки, Дона, Суры в свои железные руки главный воевода Юрий Долгорукий и всюду вытравлял государевых изменников.

Уже в боях зверствовали люди Долгорукого, Борятинского, Бутурлина, Хрущева, Хитрово, Ромодановского и иных воевод — рубили пленных и безоружных топили, жгли огнем заживо, и не одного, не двух, а сотнями, тысячами. Была война, а теперь наступила расправа, которой до этого ни на одной войне не бывало.

На Слободской Украине сыск вел Григорий Ромодановский. Люди Ромодановского вешали своих врагов в Новом Осколе, Богодухове, Харькове, Маяцке, Змиеве, Чугуеве. А о раненых, захваченных в последнем бою на речке Махмуте, докладывал Ромодановский: «Да раненых взятых воров 52 человека, которым было нельзя быть живым, повешены на устье речки Махмута, в разных местах над Донцом и по дорогам». Про многих же писал князь коротко: «Руки и ноги обсечены, а тулово за голову повешено».

И висели вдоль дорог на торговых площадях по городам, селам и местечкам люди, которые рвались к разинской воле; висели и с руками и ногами, и одни культяпки, обсеченные. Дорогую цену платила Слободская Украина за несколько дней разинской воли, что принесли с собой Леско Черкашенин, Фрол Минаев, Фрол Разин.

На Ветлуге вел сыск стрелецкий голова Карандеев. Семьдесят девять человек привел он к наказанию из сел и деревень: и все почти были помещичьи крестьяне и бобыли — одни беглые, другие здешние приводные, вешал их воевода, бил кнутом на козле, сек пальцы на руках, резал напрочь правое и левое ухо, вырезал язык.

А в Галичском уезде вел сыск и расправу воевода Семен Нестеров. Казнил всех, кто был с Ильей Ивановым, а если и не был, то казнили за то, что не донес о нем. Докладывал воевода в Москву, что «по роспросным и пыточным их речам казнены они розными смертьми, что-бы в Галицком уезде всему народу воровство и смерти их были ведомы». И все расспрошенные и пытаные были повешены, а иным для устрашения поначалу обсекли руки и ноги, а туловища вешали за голову и за ребро. И висели так на Галиче они по площадям, вдоль улиц, и за городом, и на дорогах многие сутки.

В Нижегородском уезде свирепствовал воевода Бухвостов. Со всего уезда везли в Нижний Новгород бунташных крестьян и посадских людей, расспрашивали, пытали, чинили им наказанье. 29 человек приказал воевода казнить смертью, а 57 человек били кнутом и секли им руки по запястье, обрубали пальцы на руках и ногах, а потом отдавали тех наказанных людей помещикам и вотчинникам, кто чей был.

Прислал отписку в Москву и новый кадомский воевода Иван Головкин и писал о вершенных уездных людях: «повешен» (многажды), «бит кнутом нещадно, да у левой руки мизиной палец отрублен», «бит кнутом в провотку», «у левой руки отрублены два перста».

Особенно нещадно карал повстанцев князь Юрий Долгорукий. Начал он еще с Арзамаса. «Страшно было смотреть на Арзамас, — писал позднее один из иноземцев, — его предместья казались совершенным адом, повсюду стояли виселицы, и на каждой висело по сорока и по пятидесяти трупов; там валялись разбросанные головы и дымились свежею кровью, здесь торчали колья, на которых мучились преступники и часто были живы по три дня, испытывая неописуемые страдания». В одном Арзамасе с октября по январь казнили до 11 тысяч человек.

Страшная судьба ожидала и жителей Царицына и Астрахани. Позднее, когда взяли царские войска Астрахань, новый воевода Яков Одоевский своими казнями устрашил даже видавших виды офицеров. Бывший еще в то время в городе Людвиг Фабрициус так описывал действия Одоевского в Астрахани: «Он был сильно ожесточен против бунтовщиков… Одоевский велел взять под арест всех астраханских жителей… Свирепствовал он до ужаса: многих повелел заживо четвертовать, кого заживо сжечь, кому вырезать из глотки язык, кого заживо зарыть в землю. И так поступали как с виновными, так и с невиновными. Под конец, когда народу уже осталось мало, он приказал срыть весь город».

Говорили, что по всей Руси от пыток и казней погибло тогда в осенние и зимние месяцы 1670–1671 годов около 70 тысяч человек. По всем дорогам качались под холодным ветром повешенные, брели из деревни в деревню обрубленные, безухие, безъязыкие, бесперстые калеки, устрашали православных, и долго еще на торговых площадях четвертовали пойманных и пытаных воров, били кнутом на козле и тянули в проводку.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});