Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Как же насчет Бекаса?
Если бы Михаил и не знал о блестящих монтажных способностях главного фотомастера центра Теодора Шмидта, то он все равно не поддался бы на провокацию. Фотомонтаж был хороший, но Себастьян не учел одной детали: Павел – Бекас на карточке одет в ту куртку и те брюки, которые носил во время своего пребывания здесь, в центре. И потом, это же крайне грубая работа: с какой стати советский контрразведчик Павел Синицын, он же Бекас, будет фотографироваться или позволит кому-нибудь сфотографировать себя на фоне здания КГБ?
– Хотите откровенно? – спросил Михаил, наклонясь к Себастьяну.
Тот отстранился.
– Это серьезнее, чем вы думаете. Я и раньше говорил и теперь говорю: Бекас нам подставлен.
Правильно рассуждал Себастьян, но беда его заключалась в том, что он сам и верил и не верил этому. У него не было определенности.
Михаил решил промолчать, и Себастьян вынужден был повторить свой вопрос:
– Так что вы скажете по поводу этого снимка?
– Теодор Шмидт – прекрасный мастер, больше тут ничего не скажешь.
Себастьяна передернуло. Он быстро взял карточку, положил ее в карман.
– Не считайте других глупее себя, – важно сказал он.
– Но вы посмотрите на снимок как следует. Обратите внимание, как одет Бекас.
Себастьян смотреть не стал. На этом беседа закончилась.
Другой способ проверки Михаила Тульева должен был осуществиться на территории Советского Союза, но об этом он узнал гораздо позже…
Медленно тянулось для него время. С привычной осторожностью он упорно искал след Брокмана. Почти во всех отделах у Михаила были хорошие знакомые, но наводить о ком бы то ни было справки окольными вопросами, а тем более открытым текстом в разведцентре и раньше не разрешалось, а при теперешней атмосфере и подавно.
Потом произошло событие, приятное для большинства сотрудников центра: Себастьяна вызывали за океан, и, как поговаривали, надолго. Высказывалось предположение, что он поехал в ЦРУ повышать квалификацию. Так или не так, но почти все были рады, особенно Монах. И его легко понять.
Для Михаила отъезд Себастьяна обернулся наилучшим образом.
На следующий день его позвал Монах – не в служебный кабинет, а домой. Против ожиданий Монах не предложил коньяку и сам был трезв как стеклышко. Показав Михаилу на кресло, он сел напротив, закурил и спросил:
– Между прочим, помните того парня, с которым вас разменяли?
– Конечно, – сказал Михаил.
– Его зовут Владимир Уткин. Он до сих пор там. Надежная легенда оказалась.
К чему это было сказано, Михаил не успел сообразить, потому что Монах задал новый вопрос:
– Этот ваш Бекас может убрать человека?
Чтобы выгадать время и замаскировать свое удивление, Михаил немного помолчал.
– Я уж про него забыл, – произнес он наконец раздумчиво. – Давно было.
– Но все-таки… – настаивал Монах.
– Если вы помните его историю…
– Помню, – живо перебил Монах.
– Он убил часового, когда бежал из колонии. Но вообще-то Бекас принципиально против мокрых дел. Он профессиональный вор. Тогда это было по необходимости.
– Думаете, не согласится?
– Скорее всего нет.
– Можно пригрозить.
– Выдать его милиции за то убийство? – удивленно спросил Михаил.
– Да.
– Этот шантаж я уже однажды использовал.
– Можно повторить.
Нельзя было рассчитывать, что Монах возьмет и вот так сразу и выложит все подробности задуманного или задумываемого им. Однако Михаил попробовал:
– Смотря по обстоятельствам. Бекас – личность непростая, действует с разбором.
– Речь идет о рядовом убийстве.
– Нужен стимул.
– Деньги он получит.
– С них и надо начинать.
– Хорошо, мы еще к этому вернемся, – подвел черту Монах. – Я вас звал не за этим.
Он встал, прошелся по толстому пушистому синему ковру из угла в угол и сказал:
– Завтра я вас познакомлю с одним нашим сотрудником. Он родился в России, но пятилетним мальчиком попал в Германию и потом остался на Западе. – Он выдержал небольшую паузу и затем снова заговорил: – Вы проверите, насколько хорошо он владеет русским языком. Если есть недостатки, вы определите, как их исправить, чтобы он говорил на современном русском. Это раз. Два: вы будете на протяжении двух месяцев учить его советскому образу жизни и советскому образу мысли. – Тут Михаил слегка усмехнулся, и Монах тотчас это заметил: – Не улыбайтесь… А впрочем, вы правы. И мы сделаем вот что. Учение будет гораздо эффективнее, если вы с ним станете жить вместе. Да, да, именно так. Вы не против, надеюсь?
Еще бы ему быть против!
– С большой охотой.
Монах сказал:
– Вы начинаете немножко прокисать на своей работе. Ничего, теперь будет веселее.
На той же неделе Монах снова вызвал Михаила и опять к себе домой. Это всегда много значило: в домашней обстановке Монах вершил самые важные дела центра. При этом неукоснительно соблюдалось одно правило: приглашенный обязан проникать на виллу Монаха тайно, чтобы никто не видел его входящим в дверь. Похоже на игру, но определенный смысл в этом все же был. По меньшей мере Монах таким образом ограждал себя и своих исполнителей от всевидящего ока Себастьяна.
Декабрьский вечер был темный и холодный. Шел дождь пополам со снегом. На вилле Монаха, стоявшей в окружении голых деревьев поодаль от других вилл, не светилось ни одно окно. Михаил кружным путем вышел к вилле со стороны сада, перелез через двухметровую железную ограду, по раскисшей дорожке прошагал к двери, которая вела на кухню, нащупал за косяком кнопку звонка. Открыл ему сам Монах: слуга, вероятно, был отпущен на этот вечер.
Войдя следом за хозяином в гостиную, Михаил не сразу заметил сидевшего в кресле человека, а когда тот поднялся и шагнул в круг света, падавшего на ковер из-под огромного, как зонт, абажура, Михаил невольно приостановился. Перед ним стоял Карл Брокман.
По традиции, сотрудники разведцентра, если они познакомились ранее на какой-то нейтральной почве, не имели права показывать этого никому, особенно же начальству. Михаилу эта традиция была известна. Брокману, судя по всему, тоже – стало быть, или он уже давно работает здесь, или его кто-то научил, предупредил. Михаил видел, что Брокман тоже его узнал и что он удивлен не менее.
Монах ничего не заметил. Он представил их друг другу:
– Михаил Мишле. – И, показав рукой на Брокмана: – Прохоров Владимир. Прошу любить и жаловать.
Монах произнес это по-русски, пользуясь случаем проверить свои знания в чужом языке. Мишле – одна из фамилий, под которыми Михаил работал в Европе.
Брокман протянул Михаилу руку, Михаил пожал ее.
– Садитесь, – пригласил Монах. – Можете курить.
Он подвинул кресло к круглому столику, сел. Они тоже сели.
– Итак, – сказал Монах по-немецки, обращаясь к Михаилу, – выслушайте мою длинную речь, а потом будете задавать вопросы… Ваш подопечный Владимир Прохоров владеет русским, но не имеет никакого представления о бытовой стороне жизни в Советском Союзе. Впрочем, об этом я уже говорил… Как общаются между собой люди на работе, на улице, в кино? Как нужно относиться к сослуживцам, к начальству? Как знакомиться с женщинами? Все это и многое другое для него пока за семью печатями. Вы должны научить его… И заметьте себе: тут нет мелочей, которыми можно пренебречь… Я рассказывал вам, на чем однажды засветился один разведчик?
Михаил слышал от Монаха эту историю, но, чтобы подыграть ему, сказал:
– Не знаю, что вы имеете в виду. Интересно послушать.
– Его, этого опытного разведчика, выдали шнурки на ботинках. Да, да. Он приехал в страну, где должен был осесть надолго. Шнурки были завязаны у него бантиком и болтались на виду. Там мужчины имеют обычай прятать концы шнурков внутрь. А он с первого шага выдавал себя за коренного жителя… Ну и, конечно, нашелся дотошный человек, который на эти шнурки обратил пристальное внимание. И – провал. Понимаете, что значат мелочи? – Монах обернулся к Брокману. – Вы еще молоды, а ваш наставник кое-что повидал. Слушайте его. Старших полезно слушать. А теперь вопросы.
– Мы по-прежнему будем жить здесь? – спросил Михаил.
– Нет, тут никто не должен видеть вас вместе. Поезжайте в Швейцарию, выберите курорт какой хотите и живите тихо. В Цюрихе и Женеве показываться не рекомендую. Что еще?
– Когда приступать?
– Чем скорее, тем лучше. Документы и деньги завтра у меня.
Брокман вопросов не задавал, и Михаил подумал про себя, что этот наемный убийца, а ныне кандидат в разведчики обладает, должно быть, спокойным характером. Или туп как пень. Одно из двух…
– Надо сразу условиться о месте встречи, – сказал Михаил.
– Вы знаете Берн? – спросил Монах.
– Плохо.
– Сонный городишко. То, что вам надо. Там на Цейхгаузгассе есть отель «Метрополь». В нем вы и встретитесь. А жить я посоветовал бы в Гштааде. Прелестный курорт.
Михаил уехал через день. В Берне он поселился в отеле, указанном Монахом. Вечером позвонил в один из отелей Гштаада – выбор был сделан по рекомендации хозяина бернского отеля – и легко договорился о двух номерах. До весеннего лыжного сезона было еще далеко.
- Письмо любимой - Шукшин Василий Макарович - Советская классическая проза
- Во имя отца и сына - Шевцов Иван Михайлович - Советская классическая проза
- Обоснованная ревность - Андрей Георгиевич Битов - Советская классическая проза
- Территория - Олег Куваев - Советская классическая проза
- Лицом к лицу - Александр Лебеденко - Советская классическая проза
- Слово о Родине (сборник) - Михаил Шолохов - Советская классическая проза
- Новый товарищ - Евгений Войскунский - Советская классическая проза
- Командировка в юность - Валентин Ерашов - Советская классическая проза
- Текущие дела - Владимир Добровольский - Советская классическая проза
- Мы - Евгений Иванович Замятин - Советская классическая проза