Наследство из Нового Орлеана - Александра Риплей

Мэри проснулась посреди ночи. Щеки ее были мокры от слез. Во сне она увидела темнокожих детей, которые бежали по аллее Бенисона рядом с экипажем. Только они не смеялись, не махали руками. Они стонали и вздымали к небу маленькие руки, скованные тяжелыми цепями.

Рабы. Конечно же, слуги Вальмона были рабами, и вся его роскошная жизнь обеспечивалась их трудом. Мэри так и не смогла преодолеть те смешанные чувства относительно рабства, которые она испытывала в доме Куртенэ. Сейчас же ее разум буквально разрывался надвое.

Разве Вальмон способен на дурное? Она никогда этому не поверит. Но тут она услышала спокойный, ясный голос матери-настоятельницы: «Один человек не может владеть другим. Это страшный грех пред ликом Господним».

Глава 41

Рождественский ужин Микаэлы являл собой частичку Парижа, чудом перенесенную в Новый Орлеан. Она пригласила самых остроумных людей новоорлеанского света, которые нередко путешествовали во Францию. Еда, вина и разговоры могли потягаться с наилучшими европейскими образцами. Темная река за окнами вполне могла бы быть не Миссисипи, а Сеной.

К концу ужина баронесса припасла приятный сюрприз. После того как все выпили за первое мгновение Рождества, она распорядилась вновь наполнить бокалы.

– Предлагаю вполне мирской тост, – с улыбкой произнесла Микаэла. – Дамы и господа, поднимаю бокал за Шведскую Канарейку. Она приедет в Новый Орлеан в феврале и остановится в доме Понтальба!

– Микаэла, откуда вы узнали?.. Что это значит?.. Кто вам сказал?.. – Половина гостей говорила одновременно.

Баронесса пригубила шампанское. На губах ее играла легкая довольная, ехидная улыбка. Понемногу она позволила им вытянуть из себя все нужные сведения.

Ф.Т.Барнум привез Дженни Линд в Америку, после того как эта юная певица стала самым знаменитым сопрано Европы. Она уже покорила Нью-Йорк, Бостон, Филадельфию. В феврале она приедет в страстно любящий оперу Новый Орлеан, где пробудет больше, чем в любом другом городе за время этого турне. Микаэла начала переписку с Барнумом в июле прошлого года. И именно ей удалось убедить его, что новоорлеанские поклонники оперы заплатят огромные деньги, лишь бы послушать Дженни Линд. К тому же она предложила нечто, убедившее и саму Шведскую Канарейку.

В жизни Дженни Линд было три страсти: музыка, еда и уединение.

– Музыкой пусть займется сама, – сказала Микаэла. – Я же наняла для нее самого Будро. На время ее пребывания он закроет свой ресторан. Я обставлю центральные апартаменты этого дома всем лучшим, что только найдется в Новом Орлеане. Она будет жить там как моя гостья. В полном уединении.

– Баронесса, вы так щедры! – воскликнул один из гостей.

– Глупости, милый мой. Она прославит эти апартаменты, как они того и заслуживают. И создаст на них достойный спрос.

Вэл встал, высоко подняв бокал:

– Предлагаю тост за Микаэлу де Понтальба – за ее очарование, блеск и потрясающее отсутствие лицемерия.

– Микаэла! – подхватили все.

Когда Вэл прощался, баронесса взяла с него слово, что он вернется до окончания турне Дженни Линд. Она будет в Новом Орлеане с седьмого февраля по десятое марта.

– Даю слово. Если, конечно, не возникнет непредвиденных осложнений. Кстати, Шведская Канарейка говорит по-французски?

– Не все ли равно, милый мой? Я не собираюсь говорить с ней. Терпеть не могу женщин с характером.

Вэл смеялся всю дорогу до отеля. Бешеные сцены, которые устраивала сама Микаэла, были знамениты на двух континентах.

Быстро переодевшись в костюм для верховой езды, он отправился на плантацию. Несмотря на усталость, настроение у него было великолепное. Своих предков он назвал авантюристами. Что ж, завтра он сам пустится в такую авантюру, на которую никто из них не осмелился бы. Он с нетерпением ожидал ее начала.

В рождественское утро на всех плантациях Юга рабы в лучших воскресных костюмах выстраивались перед домом хозяина и получали подарки – табак, сласти, одежду, иногда вино или виски. В Бенисоне много лет происходило то же самое. Но в этом году многих рабов на Рождество ожидал совсем иной подарок. Им дарили свободу. Судно, на котором Вэл с лошадьми отправлялся в Чарлстон, должно было тайно перевезти их, а также беглых рабов, прятавшихся на плантации, в Канаду – конечную станцию «подземной железной дороги».

По возвращении из Франции Вэл начал бороться с рабством. Тогда же плантация стала одной из станций «подземной дороги», – правда, лишь после того как Вэл убедился, что в Бенисоне не осталось никого, кто мог бы донести властям.

Тайники устраивались в сараях, конюшнях, на чердаке дома. Были разработаны сигналы тревоги и отрепетированы все действия при этих сигналах. Каждый взрослый житель плантации стал заговорщиком во имя свободы.

И каждому рабу предоставлялась возможность «прокатиться по подземке».

Вэл мог бы разом освободить их всех. Но тогда умерла бы плантация – некому было бы работать в полях и мастерских. А свободным неграм было бы некуда податься. В Новом Орлеане было мало рабочих мест. А за чертой города вольные, отпущенные хозяином, не могли защитить бывших рабов от работорговцев, которые похищали их и продавали новым владельцам в другие города.

Но самое главное, освобождение рабов привлекло бы к Вэлу внимание. На него налепили бы ярлык аболициониста, врага системы, изменника. Бенисон попал бы на заметку, за плантацией велась бы слежка, и она стала бы небезопасной для беглых рабов, нуждающихся в убежище.

Поэтому Вэл предлагал свободу тем, кто желал воспользоваться «подземкой».

Результаты вскоре разочаровали его. «Подземная железная дорога» была отчаянным предприятием со множеством слабых мест. На Юг прибывали отважные проводники, которые забирали рабов по двое или по трое и вели их от одного убежища к другому, пешком преодолевая нелегкий путь в любую погоду, обходя патрули и сторожевые посты, отчаянно рискуя – ведь их мог выдать или схватить каждый встречный.

Количество спасенных людей было слишком мало, а опасности слишком велики. Тогда Вэл занялся обустройством своего судна. И начал покупать рабов.

Никто не должен был заметить, что число темнокожих обитателей Бенисона резко убавилось. Хижины должны быть заселены, поля возделаны, урожай – собран. Все должно было выглядеть как обычно.

Судно простояло в Новом Орлеане достаточно долго, и его имели возможность осмотреть все, у кого могли зародиться хоть какие-то подозрения. Вэл выставил себя полным дураком, похваляясь во всех игорных и питейных заведениях своим хитроумным планом одержать победу на чарлстонских скачках. Пока все не поверили, что он и в самом деле дурак.