Ребекка с фермы Солнечный Ручей - Кейт УИГГИН

Пожалуйста, не сердитесь на меня, дорогой мистер Симпсон, потому что вы  мне так нравитесь и я так рада, что у вас все так хорошо выходит с  лошадьми  и жеребятами. И я теперь думаю, что, наверное, вы действительно считали, что  в свертке не флаг, а белье, когда забрали его в тот день, и к  этому  больше  нечего добавить

вашему надежному другу

Ребекке Ровене Рэндл. 

Симпсон медленно и спокойно разорвал письмо на кусочки и бросил  их  на  поленницу, затем снял шляпу и пригладил волосы, задумчиво  потянул  себя  за  усы, расправил плечи и, зажав  в  ладони  крошечный  сверток,  направился  к  парадной двери, а войдя в дом,  на  мгновение  остановился  перед  дверью  в  комнату больной, потом повернул дверную ручку и тихо вошел.

Тогда-то  для  ангелов,  вероятно,  пришла  наконец  минута  ничем   не  омраченной радости, ибо за то короткое время" что Эбнер шагал  от  сарая  до  дома, его совесть проснулась и обрела достаточно силы, чтобы терзать и жечь,  вызывать сожаления и побуждать к покаянию - делать  все  то  божественное  и  прекрасное, для чего она предназначена и  что  ей  так  долго  не  позволяли  делать.

Клара-Белла бесшумно двигалась по кухне, готовя  ужин  для  детей.  Она  покинула Риверборо в спешке, так как ухудшение в  состоянии  миссис  Симпсон  наступило неожиданно, но, с тех пор как  она  вернулась  домой,  ей  не  раз  вспоминался разговор с Ребеккой  о  кольце.  Купил  ли  его  мистер  Ладд  и  придумала ли Ребекка, как переправить кольцо в Акревиль? Но у нее  было  так  много самых разных забот, что в конце концов эта тема отошла в ее мыслях  на  задний план.

Стрелки часов продолжали свой бег, а Клара-Белла следила за тем,  чтобы  резкие голоса Илайджи и Илайши звучали потише, открывала и закрывала  дверцу  печки, чтобы взглянуть на хлеб, который пекла, давала  советы  Сюзан  насчет  еды и посуды и удивлялась, почему священник так долго остается у больной.

Наконец она услышала, как открылась и закрылась дверь, и  увидела,  как  старый священник вышел из дома, протирая свои очки, и сел в  повозку,  чтобы  вернуться в поселок.

За этим последовал новый период томительного  ожидания,  когда  в  доме  было тихо, как в могиле, но вскоре в кухню вошел отец, поздоровался с  Сюзан  и близнецами и сказал Кларе-Белле, ткнув большим пальцем в  сторону  комнаты  больной:

- Не ходи туда пока! Она совсем вымоталась и только что  задремала.  Я  поеду мимо бакалейной лавки и пришлю вам еды. Доктор собирался зайти сегодня  еще раз?

- Да, он должен скоро появиться, - ответила Клара-Белла,  взглянув  на  часы.

- Хорошо. Завтра я приеду снова, как только рассветет, и  если  ей  не  станет лучше, то я попрошу кого-нибудь передать Дейлу, что не могу  оставить  ее, и побуду тут с вами, пока она не окрепнет,

Он был прав;  миссис  Симпсон  "совсем  вымоталась".  После  пережитого  волнения и напряжения бедняжка забылась странным сном-мечтой. Боль,  которая  сжимала ее сердце, точно стальной обруч, ослабила  свою  жестокую  хватку  и  наконец покинула ее совсем, так что женщине казалось, будто она  видит,  как  эта боль медленно плывет в воздухе над ее головой, только выглядела она  уже  не как стальной обруч, а как золотое колечко.

Утлая ладья, в которой она совершала свое плавание  по  бурному  океану  жизни, медленно входила теперь в более спокойные воды. Сколько  она  помнила  себя, ее ладью носило по волнам в шторм и  в  бурю,  бросало  на  скалы,  ее  хлестали злые ветры.  Теперь  же  волны  утихли,  небо  было  ясным,  воздух  неподвижным и  благоуханным,  море  теплым  и  спокойным,  и  солнце  сушило  изорванные в клочья паруса.

А потом - ведь сон всегда может сыграть с нами странную шутку  -  ладья  исчезла, и это уже она сама уплывала все дальше и  дальше  -  куда,  она  не  знала и не хотела знать; ей было достаточно  того,  что  она  обрела  покой,  убаюканная плеском прохладных волн.

Затем появился зеленый остров, поднявшийся из морских  глубин,  остров,  столь ослепительно сверкающий и сказочно великолепный, что  она  едва  могла  поверить своим изголодавшимся по красоте глазам. И все же он был  настоящим,  этот остров, так как она подплывала все ближе  и  ближе  к  его  берегам,  и  наконец ее стопы легко заскользили по сияющим  пескам  и  она  понеслась  по  воздуху, как носятся бесплотные духи, пока не опустилась, мягко  и  тихо,  у  подножия раскидистого дерева.

И тут она увидела, что зеленый остров весь в цвету. Цвел каждый куст  и  кустик, с деревьев свисали розовые гирлянды, и даже землю покрывал ковер  из  мелких цветов.  Редкостные  ароматы,  птичьи  песни,  нежные  и  мелодичные,  буйство красок - все это  вдруг  обрушилось  на  ее  затуманенное  сознание,  завладев им столь безраздельно,  что  она  уже  не  помнила  о  прошлом,  не  понимала настоящего, не предвкушала будущего. Она, казалось, покинула тело и  то печальное, тяжелое,  что  было  связано  с  телом.  Жужжание  в  ее  ушах  становилось все тише, свет постепенно угасал, птичьи песни звучали слабее  и  словно удалялись, золотое кольцо боли отодвигалось все дальше и дальше, пока  не исчезло из виду, даже цветущий остров тихо уплыл вдаль, и  остались  лишь  покой и безмолвие.

Доктор запаздывал,  и  встревоженная  Клара-Белла,  не  в  силах  ждать  дольше, осторожно повернула дверную ручку и вошла в  комнату  матери.  Возле  дома не было деревьев, и полная ноябрьская луна смотрела в окна без  штор  и  ставней, освещая жалкую комнатку  -  некрашеный  пол,  серую  штукатурку  на  стенах и белое покрывало на постели.

Мать лежала совершенно неподвижно; ее голова была повернута  и  немного  соскользнула с  подушки.  Левая  рука  лежала  на  груди,  а  пальцы  правой  прикрывали ее, словно лаская и оберегая что-то драгоценное.

Лунный ли свет делал кроткое чело таким  белым?  Куда  исчезли  морщины  заботы и боли? Лицо матери, которая всегда  стирала  и  плакала,  плакала  и  стирала, было таким радостным,  словно  закрытые  глаза  созерцали  небесные  видения.

"Что-то,  должно  быть,  излечило  ее!"  -  подумала   Клара-Белла,   с  благоговейным чувством и почти испуганная белизной и безмолвием.

Она  на  цыпочках  подошла  поближе,  чтобы  взглянуть  на  неподвижное  улыбающееся лицо, и, склонившись, увидела в тени правой руки  узкое  золотое  колечко на одном из натруженных пальцев левой.

- Ах, кольцо пришло наконец! - радостно прошептала она. - Наверное, от  этого ей стало лучше!

Она  нежно  положила  ладонь  на  руку  матери.  Дрожь  ужаса,   трепет  предчувствия пронзили девочку с головы до ног, когда ее рука ощутила ледяной  холод. Грозное присутствие смерти, с которой  она  никогда  не  сталкивалась  прежде, вдруг стало реальностью. Оно заполнило комнату, подавило крик на  ее  губах, приковало ее ноги к полу, остановило биение ее сердца.

В этот момент открылась дверь.

- О, доктор! Скорее! - всхлипнула Клара-Белла, протянув к нему руку  в  немой мольбе о помощи, а затем прижала ладонь к глазам, чтобы не смотреть. -  Идите ближе! Посмотрите на маму! Ей лучше?.. Или она мертва?

Доктор положил одну руку на плечо съежившейся девочки, а  другой  рукой  коснулся лежащей на постели женщины.

- Ей лучше, - сказал он ласково, - и она мертва. 

Рассказ десятый Воспоминания Ребекки 

Ребекка сидела у окна своей комнатки в пансионе Уэйрхемской учительской  семинарии. Она была одна, так как ее соседка по комнате, Эмма-Джейн Перкинс,  в  это  время  занималась  латынью  внизу,  в  одной  из  аудиторий  старого  кирпичного здания.

Новая и весьма пылкая страсть к античным  языкам  произросла  в  доселе  неплодородном уме Эммы-Джейн по той причине, что Эбайджа Флэг, завоевывавший  в этот год все награды за учебу, какие  только  присуждались  в  лимерикской  школе, где он учился, прислал ей письмо на латинском языке - письмо, которое  она не смогла перевести сама даже с помощью словаря и которое явно  была  не  склонна показать Ребекке, своей задушевной подруге, наперснице и соседке  по  комнате, чтобы та перевела текст на английский.

Не все феи присутствовали у колыбели при рождении  Ребекки.  Многие  из  них телеграфировали, что уже приглашены в другие места или  никак  не  могут  быть в городке в это время. Сам  по  себе  городок  Темперанс,  где  Ребекка  увидела свет, вряд ли был одним из тех мест, что привлекают  толпы  фей.  Но  все же одной старой доброй фее, карманы которой были битком набиты  Веселыми  Листьями со Смеющегося Дерева, захотелось прийти  на  маленький  праздник  в  честь дня рождения, и, увидев, что пришло так мало ее сестер-фей, она  более  щедро, чем было в ее привычках, одарила спящую малютку  тем,  что  имела,  -  ведь той явно не хватало иных богатств. И так дитя росло, а Волшебные Листья  со Смеющегося Дерева шелестели, свисая с полога ее колыбели, и так  как  это  были волшебные листья, то, когда ребенок подрос и  колыбель  была  покинута,  они повисли гирляндами  на  боковых  стенках  детской  кроватки,  а  позднее  взлетели на потолок домика на Солнечном Ручье и висели  там,  покачиваясь  и  забавляя каждого. Они никогда не увядали, даже в кирпичном доме в Риверборо,  где атмосфера была  особенно  неблагоприятной  для  фей,  ибо  мисс  Миранда  перепугала бы любую обыкновенную фею до потери всех  ее  семнадцати  чувств.  Веселые Листья последовали за Ребеккой и в Уэйрхем,  и  в  период  переписки  Эбайджи Флэга с  Эммой-Джейн  на  латыни  они  так  колыхались  над  головой  Ребекки, что эта юная особа почти боялась, что обнаружит их  сама,  хотя  на  самом деле такое никогда не случается.