Дорога в Средьземелье - Том Шиппи

Толкин и раньше писал о березах. О березе шла, например, речь в «Песнях для филологов», созданных в 1936 году. Одна из этих «Песен» написана по–готски и называется Bagme Bloma, или «Цвет деревьев»; в этом стихотворении воздается хвала березе как победительнице ветра и молнии. Толкин величает ее bandwa bairbta, runa goda, /meina þiuþjandei — «яркий талисман, добрая тайна, благословение моему народу». Другая написана на древнеанглийском и называется Éadig béo þu («Будь благословен»). Ее последняя строфа переводится так: «Воспоем радостную песню, восхвалим березу со всем родом ее, одновременно учительницу, ученицу и предмет изучения, дабы все мы были здоровы, радостны и счастливы. Луб станет добычей огня, потеряет радость, жизнь и листья. Береза же надолго сохранит свою славу, дивно сияя над светлой равниной». Похоже, что береза символизирует ученость, строгую ученость, даже «дисциплину»[439]. А тот, кто послушествует серьезной науке, находится под ее защитой.

Существует и еще кое–что, ассоциирующееся с березой, и Толкин не прошел мимо этой ассоциации. Он отдавал дань уважения книге «Английские и шотландские народные баллады», составленной Ф. Дж. Чайлдом (см. с. 110, выше), вобравшей в себя и сберегшей последние живые остатки традиции Севера. В балладе, которая, наверное, считается самой знаменитой во всей книге, береза играет особую роль. Эта баллада — «Женщина из Ашерс Велл» — повествует о вдове, которая вызывает из царства мертвых своих утонувших сыновей:

Они вернулись к ней зимой,Когда пришли морозы.Их шапки были из хорыНеведомой березы.

Такой березы не найтиВ лесах родного края —Береза белая рослаУ врат святого Рая(337).

Обладатели берестяных шапок явились в Средьземелье из иного мира; но им разрешено остаться только до зари. В книге Лоури К. Уимберли «Фольклор в английских и шотландских балладах(338), приводится цитата из Вальтера Скотта, который считал, что пришельцы из загробного мира в этой балладе носят шапки из бересты «для того, чтобы ветер мира сего не имел бы над ними власти». Итак, Ветер (Буря), который(ая) охотился(ась) за Кузнецом, может символизировать «мир», «мирское», а береза — ученость, традиционно противостоящую всему мирскому; но эта ученость, как и берестяные шапки утонувших сыновей, действует еще и как пропуск а Средьземелье (и обратно). Это что–то вроде Золотой Ветви, но нужной не для того, чтобы попасть с земли в Ад (как ветвь Энея)[440], но чтобы попасть с земли в Рай (и обратно).

Эта символика оказала влияние и на толкиновскую притчу, и на его настроение. Береза защищает Кузнеца, но лишается листвы и точит слезы. Может быть, Толкин чувствовал, что проэксплуатировал филологию в интересах своего творчества? Береза говорит Кузнецу: «Уходи и не возвращайся». Этому повелению он не может подчиниться. Откуда берется атот идущий из глубин самой Волшебной Страны запрет на новое посещение? Может быть, Толкин чувствовал, что, создавая свои произведения, он разрушает некий неписаный закон и вторгается в «опасные земли»? Опять–таки «Песни для филологов» содержат два стихотворения на древнеанглийском, где говорится о смертных, которые незаконно вторглись в Другой Мир и страдают за это. Это Ida Ælfsýne — баллада об «эльфийски прекрасной деве», которая заманивает к себе молодого человека, а потом возвращает его в страну, где он всем давно чужой, и Ofer Wídne Gársetg, где русалка заманивает молодого человека в пучину вод, на погибель его души (традиционный мотив). Похоже, Толкин все–таки, по меньшей мере иногда, соглашался с тем, что связываться с Волшебной Страной крайне опасно. Хотя «Кузнец» уверяет нас, что видения, созданные воображением, истинны, он напоминает также (в скрытом виде, в образах, понятных иногда только автору), что смертные люди не могут постоянно бродить среди этих видений, не подвергая себя опасности. Они должны отказаться от них и примириться с миром.

Эта мысль подкрепляется (если не подтверждается) самой большой поэмой из тех, что Толкин опубликовал самостоятельно, — «Лэ об Аотру и Итрун» (1945). Интересно, что эта поэма тоже берет исток из Уимберли, который цитирует бретонскую поэму «Сеньор Наин и фея» — в ней рассказывается о благородном вельможе, который получил от ведьмы напиток плодородия и обещал ей награду по ее выбору, позже она, приняв облик белого оленя, уводит его в лес, а потом раскрывает свои намерения и требует в уплату долга его любви. Он отказывается (в отличие от героев Ides Ælfscyne и Ofer Widne Gársecg) и предпочитает смерть[441]. Толкин присовокупил к этой истории тяжелый довесок благочестия. Отказ лорда исполнить просьбу злой колдуньи Корриганы недвусмысленно ассоциируется с требованиями долга и христианской веры. Правда, грех Аотру состоял как раз в том, что он, в своей бездетности, разуверился в христианстве, послушался «холодного совета» и принял от ведьмы серый, ледяной напиток. Лучше бы он продолжал верить в «надежду и молитву», даже когда ответа на молитву нет. Или, комментирует анонимный голос, когда напиток приносит Аотру двойняшек:

О, если бы сторицей Богответить на молитву моги тем на нас, кто небогати всякому даянью рад!(339)

Мораль, которую вкладывает в это Толкин, такова: довольствуйся тем, что у тебя есть; будь сдержан; все не могут иметь всего. Можно, кстати, заметить, что в «Приложении» к ОСА от 1972 г. слово «эскапизм» впервые определяется как «склонность уйти, отвлечься от того, что, по общепринятым нормам, должно быть претерпеваемо, или попытка уклониться от того, что, как правило, должно быть претерпеваемо» (курсив мой. — Т. Ш). Страх остаться бесплодным, страх не оставить после себя потомства — а наряду с этим и страх того, что побег из кузницы или замка может оказаться непозволительным, — вот о чем говорят «Лэ об Аотру и Итрун» и «Кузнец из Большого Вуттона»; эти сомнения–гоблины то и дело тревожили совесть Толкина.

КОНЕЦ ВОЛШЕБСТВУ

Книга «Приключения Тома Бомбадила», которую Толкин с несвойственной ему быстротой составил в 1961–1962 годах, как может показаться, имеет мало отношения ко всему сказанному выше. Это одна из его наиболее легкомысленных книг. В центре ее помещен персонаж, по самой сути своей совершенно бесстрашный и абсолютно уверенный в себе, и по большей части книга составлена из старого материала, написанного в относительно жизнерадостный период жизни автора (стихотворения № 1, 3, 5–7, 9–10)(340), и еще некоторых произведений, похожих на эти и, возможно, созданных в ту же эпоху (Ne 4, 8, 11–12)(341). Однако все же и этот сборник попал в обойму толкиновских размышлений о «глубине». Одно из писем к Райнеру Анвину(342) заставляет предположить, что он подумывал написать какую–нибудь повесть (story), которая дала бы ему возможность включить эти ранние произведения в орбиту «Властелина Колец», и лишь потом решил ограничиться юмористическим предисловием к книге, как бы «от редактора». Он осуществил это с большой тонкостью, объяснив, что, в частности, стихотворение Errantry («Странствие»), которое он написал в 1933 году, когда ему еще не требовалось подстраивать его под квэнийский стиль, было на самом деле якобы написано хоббитом Бильбо, после того, как тот вернулся из своих странстий (где узнал кое–что про эльфов), но до того, как он ушел в Ривенделл и начал учить эльфийский по–настоящему. Авторство других стихотворений приписывается Сэму или (Ne 14, переработанный в 1937 году) ставится в связь с еще не опубликованным ко времени выхода в свет этой книги «Сильмариллионом». Но в сборнике есть, наряду со старыми, и новые вещи, выдающие глубокую печаль и застарелую, все растущую неуверенность.

Самый очевидный пример этому — No 6, заключительное стихотворение, которое носит название «Последний корабль». Некая дева по имени Фириэль — снова имя–описание, означающее «смертная женщина», «женщина вообще»! — подойдя поутру к реке, слышит

…не то голоса,не то музыки нежные звуки.Тихое пенье лилось по реке,будто бы тронули струныили же колокол бил вдалекечисто, звонко и юно…(343)

и видит последний эльфийский корабль, покидающий Гондор. Куда вы плывете, спрашивает у эльфов Фириэль, в Арнор или в Нуменор? Ни туда и ни туда, отвечают альфы, мы покидаем Средьземелье навеки и отправляемся в Бессмертные Земли. Пойдем с нами, зовут они, уйдем из этого мира:

Последнее место осталось у нас —тебя мы возьмем с собою!Подумай — ибо недолог твой час,и здесь не будет покою!

Она делает шаг по направлению к кораблю, но увязает в глине и воспринимает это как знак: