Сансара - Дарина Гордина

Вторая часть пути оказалась не такой удачной, погода резко изменилась. Как только обогнули лес и начали подниматься в гору, откуда ни возьмись в небе появились тучи, огромные грозовые, погода начала резко портиться. В пять часов стало совершенно темно, и идти становилось все труднее из-за непрекращающейся завирухи. Метель началась вроде бы ниоткуда, подуло ветром, взбудоражило снежинки, потом слегка вскружило, завьюжило и посыпало снегом так, что трудно становилось дышать от залетающих в нос и горло снежинок. Иван взмок от напряжения, но не мог остановиться, потому что Андрей только усиливал темп.

— Не придем сегодня, заночевать негде будет, — пугал его Андрей.

Они все поднимались и поднимались в гору. Метель вилась перед лицом непрекращающейся снежной воронкой, попадая в глаза, за воротник, в рот, оставляя вкус талого снега. Андрей включил фонарь на груди, но все равно, кроме снега, ничего было не видно.

— Уже близко, — крикнул Андрей, отвернувшись от удара ветра, — и если мы не сбились с пути, то осталось где-то два километра.

— Ну, плюс минус два, — раскрыл рот Иван, набрав в него целый сугроб снега, — а с моей удачей, скорее плюс, чем минус.

За весь этот отрезок пути Андрей не сказал ни единого слова, а Иван не привык так долго молчать. Становилось холодно и обнадеживала только вера в Андрея. Каким же самонадеянным идиотом был Иван, когда в гордом одиночестве собирался отправиться на поиски Лоу. Все, на что он мог рассчитывать — это живым вернуться назад, но это в лучшем случае, о худшем Иван не мог даже подумать. Лыжня становилась в темноте еле различима, ее засыпало снегом быстрее, чем двигался Иван. Снег лепил глаза, приходилось идти почти вслепую. У Андрея на лице были профессиональные очки мотогонщика, на резиновой основе, плотно прилипающей к лицу, но очки давно уже покрылись ледяной коркой, и приходилось то и дело останавливаться, чтобы очистить прилипший снег. Андрей и сам стал ходячим снеговиком, он преодолевал натиск бури, так, словно боролся с живым существом. Но цель была уже близка. Гора началась не сразу. Сначала по дороге начали встречаться огромные валуны, потом образовалась расщелина. Андрей приказал снять лыжи и, вложив их в чехол, оставил в потаенном гроте, между двумя камнями. Дальше пошли по тропе пешком, ноги у Ивана по-прежнему скользили, как будто он после длительного марафона разучился ходить по земле. Прошли еще полкилометра вверх, и, наконец, Андрей остановился. Он прислонился к камню, снял со спины рюкзак, налил по глотку водки на брата и сказал: «Успели!»

Конечно, успели, была уже глубокая ночь, и звезды, проступая через огромные тучи, гонимые резким ветром, светились, как огромные шары на елке. Ветер резко стих, и метель неожиданно успокоилась. Дальше пошли по дороге, идущем вдоль горы, выруливая на какое-то пологое пространство. Иван запрыгал от радости, когда Андрей, указав рукой, произнес заветное…

— Вон она, Усть Танга!

То самое, крошечное поселение Алан у подножия горы Менжелик. Хотя огни были не такими яркими, но за ними явно скрывалось человеческое тепло, огонь, еда и теплая постель. Не сговариваясь, они побежали почти бегом по хрустящему снегу. Через пятнадцать минут уже был виден свет от маленьких домиков, выстроившихся по одной линии. Андрей показал на самый крайний дом, в окошке которого горел красноватый свет. До него было всего несколько метров, но этот путь до теплого очага показался Ивану самым длинным. Андрей подошел к забору и постучал уверенной рукой, громко, словно его здесь ждали. Дверь отворилась почти сразу же, и им навстречу выскочила маленькая бурятская женщина, едва достававшая Ивану до плеча. Она была одета смешно: в длинный балахон с бахромой, сверху длинная безрукавка с амулетами по краям, на голове три, по-разному повязанных, платка. Личико круглое, плоское, глаза — щелочки. Она отворила калитку, поманила их за собой и быстро-быстро залопотала что-то на своем непонятном языке. Но это Ивану было непонятно, а Андрей, не изменившись в лице, отвечал ей на том же непонятном и быстро-быстро.

— Она по-русски понимает, только плохо говорит. — Андрей стягивал с себя рюкзак и сапоги, располагался как дома, прошел в комнату, сел на медвежью шкуру, вытянул ноги. — Она ждала нас, говорит, знала, что мы идем по начавшейся пурге. Пурги сегодня не ожидали, ее не должно было быть. А раз так случилось, значит, духи о чем-то предупреждают! Здесь, у местных, свои обычаи и свое умение определять по приметам будущее, глядя на небо. Расскажут, что у соседа на обед, и по направлению дыма из трубы предскажут, где, в каком месте женщина рожает и кого. Именно в эту деревушку приезжал Снегин учиться определять будущее по приметам.

Хозяйка провела их в небольшую комнату с низкими для мужчин потолками, но для нее она была в самый раз: маленькая, аккуратная комнатка, метров пятнадцати, со шкурами на стенах, шкурой и циновками на полу, на которых лежали большие тюфяки и подушки разного размера. Хозяйка предложила им устраиваться на подушках и через секунду прибежала с кадилом в руках, из которого валил какой-то ароматный дым.

— «Жгите в кадилах вереск» — заповедь гостеприимства, данная самим Белым Барханом! Андрей рассказал, что часть жителей поселения буддисты ветви Карма Кагью, часть — последователи Бархана, а вот Тамыр — из рода бурятских шаманов, и мать ее была шаманка, и дед, и прабабка. И все занимались тем, что встречали и провожали путников, идущих на Перекресток Путей. Андрей, говоря это, начал выкладывать из рюкзака целый ворох подарков: сушеные фрукты, орехи, мед, крем для рук и несколько мотков разноцветных шерстяных ниток.

— Это вам Виктория передала, — пояснил Андрей уже на русском.

Тамыр заулыбалась и под смуглой кожей заполыхал алый румянец.

— Он всегда мне подарок приносит, — улыбнулась она Ивану, — без гостинца не ходит в дом.

Тамыр захватила все гостинцы в подол халата-безрукавки и выскочила из комнаты, а уже через секунду возвратилась с пиалами и расставила их прямо на полу на циновке.

— Я тебя, Андрей, ждала, кичрей наварила!

Тут же появился горячий ароматный казанок и горячие лепешки с сыром и с какой-то похожей на чеснок травой. Кичрями назывался суп или каша, жирная, вкусная еда, в которой разваренный в пюре горох ловко сочетался со специями, овощами, травами, орехами и был к тому же щедро заправлен жиром. Оттого, что давно не ели горячего, или оттого, что пища подавалась настоящей шаманкой, но Ивану казалось, что ничего вкуснее он в жизни не едал. Пока рот был занят едой, глаз скользил по стенам, на которых висело множество разных, предметов: несколько собольих шкур, бубенцы, оленьи рога. На полках также множество полезных предметов: засушенные грибы, пучки трав, шкурки животных, коробки, большие и маленькие, и большой шаманский бубен с колокольчиками.

— Это очень калорийное блюдо, зимой надолго согревает и силы поддерживает, — нахваливал Андрей, протягивая пиалу за добавкой. Огненно наперченные кичри запивали густым травяным чаем с мятой, липой, ромашкой и мелкой молодой хвоей. Хозяйка принесла жидкий алтайский мед, похожий на слезу молодой ели. Пока гости наслаждались едой, сидя по-турецки на мягких больших подушках, хозяйка что-то быстро и эмоционально рассказывала Андрею, тот понимающе кивал всякий раз, когда она произносила долгое вопросительное «На-а-а!». Для усиления эффекта покачивая головой, как бы каждый раз призывая Андрея, к участию.

— У них здесь свои местные разборки, — объяснил Андрей, когда Тамыр пошла относить посуду. — Старейший из Барханистов считает, что шаманы не чистые люди, и каждый раз всех против нее настраивает, но местные постоянно бегают к ней лечиться и за советом приходят. Вот она и просит меня с ним разобраться, говорит, что тот уважает меня, как бывшего православного священника.

Тамыр прибежала снова, на этот раз окропить комнату молоком, она побрызгала им углы, ну в точности как это делала Аня, показала Ивану, где туалет и где умываться, выдала им несколько одеял, умело сшитых из разноцветных лоскутков, и пошла спать. И путники стали укладываться на больших матрасах, покрытых шкурами, циновками и заваленных разного размера подушками.

— А что она еще тебе говорила? — спросил Иван, обустраивая спальный мешок на медвежьей шкуре.

— Крыша, говорит, протекла, починить нужно.

— А что-нибудь про Лоу, давно она его видела?

— А про Лоу я не спрашивал, если бы он объявился, сама бы обязательно сказала.

— И как давно ты сюда ходишь? — спросил Иван, еле шевеля губами сквозь сон.

— Хожу давно, с прошлой жизни… Но только по крайней необходимости, знаешь, давай, спать, завтра вставать рано.

День первый

Утром Андрей разбудил Ивана еще до восхода солнца, выходить лучше затемно, чтобы лишний раз с соседями не встречаться, да и на Перекресток лучше приходить до полудня, утром молитвы лучше слышны. Они пошли, как вчера, Иван за Андреем след в след. Пурга стихла совсем, утро было тихим, безветренным, снег приятно скрипел под ногами, и с Андреем надежно было, как в детстве с папой, как за каменной стеной. Они вернулись к ущелью, в котором вчера оставили лыжи, стали на них и пошли вверх по дороге, ведущей в гору, и, совершив маленький подъем по козьей тропке в предрассветных лучах, вышли на открытую площадку.