Мой знакомый медведь. Зимовье на Тигровой. Дикий урман - Анатолий Александрович Севастьянов

В раскопках черепки от таких горшков находят. — Росин поставил обмазанную глиной корзинку на бересту.

— На, и мою поставь. — Федор подал Росину глиняную кружку. — Маленькую-то не хитро лепить, не горшок ведерный.

К вечеру на широких кустах бересты стояли гончарные изделия обоих мастеров: горшки, миски, чашки и даже глиняные сковородки.

Когда «сервиз» немного просох, Росин чуть ли не докрасна раскалил каменную печку и поставил всю посуду на пышущие жаром угли. Задымились, загорелись прутья, лопнул один горшок, второй, потрескались чашки, рассыпались сковородки… Груда черепков от всех изделий.

— Первый блин комом, — сказал Росин, выгребая из печки черепки. Выгреб, сел рядом с Федором. На озере поблескивала мелкая чешуйчатая рябь, а Росину она казалась блестящими, усыпавшими воду черепками. — Мы тут изощряемся, а где-то вот в этом озере все наше снаряжение… Знаешь что, Федор, привяжу-ка я завтра к плоту уключины и сплаваю поискать. Ведь что я, в конце концов, теряю? А какой-то шанс есть.

— Полно, что иголку в сене найти, то и тут. Нешто упомнил, где перевернулись?

— Нет. Но все равно поплыву.

На другой день, лежа возле шалаша, Федор наблюдал за медленно двигавшейся по озеру черной точкой. «Кажись, там ищет. Может, и вправду чего найдет».

До позднего вечера ползала по озеру черная точка. Едва держась на ногах, Росин вышел на берег. Подошел к Федору и улыбнулся: на кусках бересты опять были расставлены глиняные горшки, миски, кружки.

— Ты прав, Федор, надежнее самим все сделать, чем найти в озере.

Глава десятая

На небольшой песчаной косе стоял медведь и настороженно смотрел в воду. Стайка маленьких рыбок, поблескивая серебристыми бочками, проплывала у самого берега. Медведь нагнулся — хвать лапой прямо с песком. Посмотрел — ничего, кроме песка. Бросил его в воду и опять уставился, смотрит… Вода отстоялась, подошла новая стайка. Опять всплеск — и снова неудача.

А в это время у шалаша старались другие рыболовы. Утопая в ворохах прутьев, Росин и Федор плели верши.

— Теперь уже скоро карась заикрится, — говорил Федор, поглядывая на набухшие бутоны шиповника. — Как шипига цвет выкинет, карась стеной попрет. Примета верная. В день столько поймать можно, сколько потом и в месяц не словишь.

Руки Федора легко, без единого лишнего движения делали свое дело. Казалось, прутья были живые и сами вплетались в вершу.

— Знаешь, Федор, смотрю на твои руки: прямо симфония.

— Что-то непонятное сказываешь.

— Красиво, говорю, делаешь.

— Что же в верше красивого? И у тебя такая.

— Да я не о том…

На стволах елей и сосен блестели тягучие, золотистые капли смолы. Нежно-зеленые, еще не совсем отросшие игольчатые листочки лиственницы будто хватило пламенем: побурели их кончики, опаленные солнцем.

Сейчас сам воздух, настоянный на смоле и хвое, казалось, пах солнцем.

Белка, которую жара застала далеко от гнезда, забралась в другое, наспех сделанное гнездо, устроенное только для того, чтобы спасаться в нем от жары.

— Да, и на жару Сибирь не скупится, — сказал Росин, стаскивая гимнастерку.

— А у вас в городе такая жара бывает?

— Еще хуже. Все каменное, так накалит — асфальт под каблуками протыкается.

— Что это — асфальт?

— Ты асфальт не знаешь? — удивился Росин.

— Может, и знаю, может, у нас в деревне как по-другому называется.

— Нет, — засмеялся Росин, — у вас в деревне его нету.

Росин положил гимнастерку и щелкнул пальцем по глиняной миске.

— Смотри-ка, Федор, как просохли, — звенят.

— Звенят. Обжигать пора. Теперь уж, поди, не лопнут. Столько времени на солнце жарятся. Просохли как надо, не то что тогда.

…Стоящий у воды медведь вдруг приподнялся на задние лапы. Черный кончик его носа беспокойно задвигался. Медведь проворно отскочил от воды.

Над кустами, приближаясь к берегу, покачивалась верша. Это Росин нес ее к озеру. Подошел, сбросил в воду. Вершу утянул на дно заложенный внутрь камень. Росин сделал напротив затеску на дереве и заспешил обратно — плести новые верши.

А через несколько дней уже на многих деревьях вдоль берега белели затески.

Восходящее солнце осветило кроны деревьев. Ветки лениво шевельнулись от легкого ветерка, будто проснулись и зашептались о чем-то перед дневными делами.

Внизу, куда еще не заглянуло солнце, Росин из шалаша вытащил на еловых лапах Федора.

— Глянь-ка, шипига зацвела! — обрадовался Федор, увидев заалевший куст шиповника. — Теперича работы будет.

Прибрежные тростники качались и шуршали от подошедших к берегу косяков рыбы.

Росин, кренясь от тяжести, тащил корзину, до краев наполненную увесистыми темно-бронзовыми карасями. Вываливал рыбу возле Федора — опять к вершам.

Федор, вытянув увязанную в шины ногу, сидел возле широкой плахи и торопливо чистил карасей. Как ни проворно двигались его облепленные чешуей руки, он не успевал за Росиным. Все прибывал ворох отсвечивающих красной медью карасей.

— Полно таскать. И с этим до ночи не управиться. Ты, где верш больше, отгороди затончик, садок устрой. Туда всю рыбу. А горячка пройдет, перечистим.

Росин развесил готовую к сушке рыбу на вешала и, забрав нож, ушел к вершам.

Федор чистил карасей каменным скребком. Приладился и к этому инструменту. Одного за другим отбрасывал вычищенных карасей.

«Ха-ха-ха!» — закричали над вешалами чайки-хохотуньи, метя поживиться чужой добычей. Федор запустил в них палкой, и стая врассыпную.

Росин, закатав повыше штаны, поленом забивал в дно кол за колом. Сплошным, почти без щелей, частоколом отгораживал от озера маленький затончик…

Отгородил. Подцепил деревянным багром ближнюю вершу. Дернул… Не поддалась, будто зацепил за корягу. Снял рубаху и прыгнул в воду. Нет, не коряга, действительно верша. Но такая тяжелая, даже в воде не поднимешь. Катком выкатил ее на берег. Она — как длинная, сплошь набитая рыбой корзина. Того гляди, лопнет. Выпустил рыбу в садок, выкатил вторую, третью… еще и еще перекошенные от рыбы верши. Из последней выпустил не всю, набрал в корзину и притащил Федору.

— Густо карась прет, — радовался Федор. — Из веку его тут не ловят.

— Скоро надо бы план работы составлять. Смету на новый год… А я тут с карасями занимаюсь. Распределят деньги по другим статьям, оставят на все воспроизводство крохи.

— Что же, начальство не знает, сколько денег надо?

— Знает… Другие расходы есть. Каждый год из-за сметы войны… Поставят прошлогоднюю сумму, вот и топчись потом на месте.

Росин снял с вешал связку рыбы.

— Не хватит ей сохнуть?

Федор взял пару карасей и постучал один о другой.

— Как сказывал? Гремят — просохли как надо. Эти, слышишь, что лучина.

Росин принялся складывать сушеных карасей в большой плетеный короб, подвешенный к толстому суку кедра, чтобы не забрались мыши.

— А не уйдет время