Мой знакомый медведь. Зимовье на Тигровой. Дикий урман - Анатолий Александрович Севастьянов

бревна вода.

«Пора, пожалуй, и отдохнуть, — решил Росин и направил плот в разрыв в тростниках. — Тут до самого берега чисто — легко причалить».

Росин приколол плот шестом, перешел поляну и с удовольствием улегся в тени, раскинув натруженные руки…

Но блаженство было недолгим. Появились комары. Росин поднялся и замер: на поляну выкатился медвежонок. Сам меньше собаки, а держался смело. Без опаски подбежал к плоту, понюхал и принялся лакать воду.

«Здесь можно попасть в неприятную историю. — Росин озирался по сторонам. — Появится мамаша… Тут оставаться нельзя. Этот несмышленыш может заметить и затеять игру. Тогда вовсе несдобровать».

С опаской оглядываясь, Росин побежал к плоту. Увидев человека, медвежонок перестал лакать, склонил голову набок.

«Все! Вот он, плот. Теперь наверняка отчалю… А что, если?..»

Росин схватил медвежонка за шиворот. Малыш, обиженный таким обращением, взвыл что есть мочи. Росин оттолкнул плот. На поляну выскочила медведица. От резких, сильных толчков плот оседал в воду, шест гнулся в дугу, вот-вот сломается. Но медведица плыла быстрее. Медвежонок широко расставил лапы и скулил, боясь свалиться с плота. Разъяренная медведица, прижав уши, настигала. Росин отшвырнул ногой медвежонка — пусть забирает! Но тот, вместо того чтобы плыть к маме, карабкался на плот. Мохнатая фурия рядом! Росин бросил шест — и с головой в воду! Медведица ткнула мордой медвежонка и повернула к берегу. Малыш, вовсю работая лапами, торопился за ней.

Звери выбрались на берег, отряхнулись. Медвежонок, получив для порядка затрещину, припустил с поляны. За ним вразвалку пошла мамаша.

Росин взобрался на плот и принялся стаскивать мокрую рубаху. Медведица оглянулась и, увидев его с поднятыми руками да еще с рубахой на голове, как-то по-своему поняла этот жест и злобно рявкнула. Росин чуть не упал, схватил шест и заторопился подальше от берега, поглядывая на медведицу.

Долог день перед белыми ночами. Но и его только-только хватило, чтобы до темноты вернуться к шалашу.

Федор неподвижно сидел у шалаша. Сидел прямо и прямо держал голову, но глаза были закрыты — он спал. Видимо, нашел положение, при котором притупилась боль в спине. Поза для сна, конечно, была неудобной.

— А я поджидал: в лодке приплывешь, — разочарованно сказал он.

— Нет. Весло вот нашел, а лодки в тростниках нету.

— Неужто все по озеру ее таскает?

— Не видел.

— В ту вон траву не утянула ли? Видишь, по правую руку?

— Был там. Нету.

— Вот напасть. Может, под воду уволокла? Вокруг коряги какой лесу замотала. Силы у нее хватит.

— Ты ел чего?

— Карася жевал. Давай и ты поешь.

Росин махнул рукой:

— Давай лучше спать.

…Всю ночь стоял непрерывный, нудный писк комаров. Голову приходилось прятать в сено. Вокруг непроглядная мгла. Шуршали в листьях и траве мыши, лазали в рыхлой подстилке, ворошили сено под ухом.

— В рот заберутся, — ворчал Росин и стучал кулаком по подстилке.

Мыши стихали. Опять совал голову в сено. Душно, пыльно, осока царапала лицо, но зато не было комаров.

Не успел Росин как следует заснуть, крепкие пальцы сжали плечо.

— Где вата?! Ты выбросил ее?! Она была…

— Лежи, лежи, Федор, ты что? — принялся успокаивать Росин. — Какая вата? Ложись, ложись на место.

— Да очнись ты! — рассердился Федор.

— Что с тобой? Я думал, ты бредишь.

— Надо вату. Когда искал спички в твоих штанах, в заднем кармане была.

— Откуда она там?.. А пожалуй, верно, есть. Как-то проявитель фильтровал. Да зачем она тебе?

— Как огонь добыть, припомнил!

Глава восьмая

Бесшумно летящая болотная сова резко шарахнулась в сторону. Из шалаша, поеживаясь от утреннего холода, вылез Росин и чуть свет отправился в тайгу.

Когда солнце поднялось над вершинами и лежащий на озере туман оторвался от воды, Росин вернулся с парой коротких досок, выстроганных ножом из найденных в буреломе щеп.

— Теперь все есть. Повременим, покуда роса пообсохнет, и попытаем… Давай-ка бересту помельче натеребим, чтобы как паутинки, как порох.

— Куда же еще? И так уж мелко.

— Не ленись. Не загорится — всё. Ваты только на раз.

Поднялся и растаял туман над озером… Мало-помалу подсохла роса…

Федор оторвал от ваты примерно треть и чуть поплевал на нее.

— Без этого нельзя. Надо, чтобы плотнее скаталась, — пояснил он, скатывая клочок ладонями.

Скатал, завернул в оставшуюся вату и опять осторожно скатал.

— А я, паря, лежу и вспомнил: маленьким был, мужики у нас — спичек нету, а они прикуривали… На, бери.

Росин положил сигарку из ваты между досок и принялся осторожно двигать взад-вперед верхней доской. Чем плотнее скручивалась вата, тем быстрее становились его движения.

— Чувствуешь, Федор, паленым запахло?

— Води, води руками быстрее. Хорош! Давай!

Росин отнял доску, Федор схватил скрученную вату, разорвал и подул. В середине огонек, как на кончике папиросы!

— Федор, огонь! Огонь же!

— Почто орешь? На, разжигай!

Росин припал к хворосту. Обложил вату берестой и принялся раздувать тлеющий огонек. Тончайшие нити бересты свертывались, как живые, и вдруг вспыхнули язычки пламени.

— Ура! Федор! Ура!

— Так-то, паря, так! Горит, елки-колючки!

Язычки разбежались по веткам, лизнули сухую хвою, и вот вся куча, треща и стреляя искрами, пылала большим, веселым огнем.

Росин вскочил и колесом, с ног на руки, с рук на ноги, завертелся по поляне.

— Ишь ты, полубелый, шею свернешь. Полно! — уговаривал Федор, а самого только больная нога удерживала на месте.

— Ну что, Федор, карасей будем жарить?

— Можно… Почто палку берешь? Давай в глине, так вкусней.

Росин отобрал пару самых крупных карасей, обмазал слоем глины и зарыл в пышущие жаром угли вовсю пылавшего костра.

— Как дым навернул, спасу нет, курить охота. Сверни хоть листочков каких.

Росин сделал маленькую сигарку из прошлогодних листьев. Федор затянулся и чуть не задохнулся от едкого, удушливого дыма.

— Не годится.

— Может, что-нибудь другое завернуть?

— Не, повремени покуда. Пока пекутся, чайку, паря, надо устроить.

Росин притащил с берега десяток ровных, с куриное яйцо, камней, отмыл и положил в костер на угли. Федор с трудом согнул спину, приподнялся и сел.

— Ты чего? Опять разболелась?

Федор чуть повернул больную ногу руками и снова осторожно лег.

— Почему ты не можешь попросить меня? Даже перевязываешь сам. Неужели не так сделаю?

— Полно. Сам справлюсь, почто просить. Проверь лучше, что там с рыбой.

Росин выкопал из сыпучей золы замурованных карасей, отбил глину. Чешуя отстала вместе с ней.

— Смотри, Федор! Вот это деликатес! — восторгался Росин, перекладывая на бересту дымящуюся рыбу. — Наконец-то человеческий обед. Жалко, соли нету.

— Ничего. Ханты сказывают, раньше вовсе соли не знали.

Оба принялись за карасей, и через несколько минут