Славия. Паруса над океаном - Александр Белый

Должен отметить, что эти щиты были прокованы до четырехмиллиметровой толщины и термообработаны в цементационном ящике. На расстоянии ста метров пулю из нашей винтовки они не держали, а вот шрапнель и обычные свинцовые пули держали неплохо. Понимал, что было бы хорошо одеть бойцов в бронежилеты, но во время абордажа всякое может случиться: свалившийся в воду утонет очень быстро. Так что эту защиту я посчитал приемлемой для личного состава. Только изготовили щитов мало, всего семьдесят штук, едва хватило на «богинь» – «Алекто» и «Тисифону». Впрочем, рулевой был закован в полный кирасирский доспех, в процессе боя он часто становится мишенью и в случае чего увернуться просто не успел бы.

Наблюдал за кораблями противника, которые стремительно неслись нам наперерез, зажимая с обоих бортов, и все ждал кардинальных действий. Бригантина шла медленней и находилась в миле от нас, тогда как флейт подобрался на дистанцию в шесть кабельтовых[9]. Вдруг его бушприт окутался черным дымом, затем послышались звук выстрела и гул летящего ядра. Коли мы ядро слышим, значит, нам ничего не угрожает, оно идет со значительным перелетом. И действительно, шлепнулось в воду метрах в ста по курсу.

Итак, карты открыты, противник потребовал немедленно остановиться, сдаться на милость победителя и принять на борт призовую команду. Что ж, бомбардир у них приличный, но перезарядить эту горячую пушечку точно еще с полчаса не смогут, значит, и нам можно начинать играть собственную партию.

– Опердек, готовность?!

– Оба борта готовы! – выкрикнул Васюня.

– Работаете сначала правым! По дальней бригантине! Не подкачай, лейтенант лыцарского корпуса!

– Я сержант, сир!

– Твой князь не ошибается! А самый меткий бомбардир сегодня станет сержантом!

– Ура! Ура! – послышались из люка радостные выкрики пушкарей.

– Марсовые фок-мачты! Убрать фор-марсель! Марсовые грот-мачты! Убрать грот-бом-брамсель, грот-брамсель и грот-марсель! Марсовые бизань-мачты! Убрать крюйс-брамсель!

Видно, неплохо тренировались все эти три месяца, – марсовые матросы парами взлетели на ванты и полезли вверх, как обезьяны. Заскользили гитовы и драйрепы[10], убранные паруса стали вязать к реям. И это при довольно приличном ветре, баллов в пять-шесть. По крайней мере, скорость его была чуть больше десяти метров в секунду.

– Ценю, молодец, – повернулся к Петру, – хорошо вышколил матросов.

– Ну так… – Довольный похвалой, он смущенно развел руками.

– Смотри, Петро, – я показал на приближающихся преследователей, – как они радостно режут волну, думают, что мы струсили и сдаемся. Ничего-ничего, мы перегружены, бежать не можем и маневрировать тяжело, но и в любом другом случае от таких, как вы, никогда бы не бежали. А сейчас мы вас удивим. Марсовые! На бушприте! Убрать блинд-парус, стаксели – товсь! Бизань-мачта, гафель – товсь! Разворот оверштаг!

Рулевой! Курс двадцать семь румбов! Держаться всем!

– Есть двадцать семь румбов! – выкрикнул рулевой.

Палубу стало резко заваливать вправо, корабль вошел в правый галс, волна ударила в борт, вспенила воду и обдала холодными брызгами крепко уцепившихся за стойки перил матросов. Бортовая качка стала наклонять палубу из стороны в сторону.

– Капитан! Курс норд-вест-тень-вест!

– Отлично, рулевой! Курс девятнадцать румбов!

– Есть девятнадцать румбов!

– Марсовые! Ослабить гафель!

Качка уменьшилась, корабль с борта на борт бросать перестало, наконец, он начал резать волну и вошел в нужный нам крутой бейдевинд.

– Капитан! – доложил рулевой. – Курс зюйд-вест-тень-зюйд!

Сейчас корабли противника шли по встречному курсу, зажимая нас с обеих сторон; пушечные портики были открыты, а их марсовые тоже спешно убирали паруса. Склонившись к передним перилам квартердека, соосным направлению стволов каронад, прикинул, что, если довернуть еще десять градусов влево, минуты через две носовая и правая стороны бригантины точно подставятся под залп нашего правого борта.

– Рулевой! Курс строго двадцать румбов!

– Есть двадцать румбов! – ответил рулевой и через минуту добавил: – Капитан! Курс строго зюйд-вест!

– Ну! Лейтенант Васюня! Не подведи!

Внизу из люка что-то пробурчали, что – не услышал, но когда наша «Алекто» взобралась на вершину волны, раздались выстрелы двух орудий. Первый сигнальный снаряд-дымарь перелетел курс бригантины в полукабельтове перед ее носом и шлепнулся в трех кабельтовых дальше цели. Второй не долетел всего какие-то метры.

– Всем! Повернуть винт на два деления влево! Девятая и десятая, полделения добавить! – из люка внизу раздался рев Васюни, приглушенный шумом встречной волны.

У противника в это время испуганно хлопнули на ветру стаксели, но, видно, капитан и команда там были опытные, поэтому резко изменили курс, обеспечивая своим канонирам удобное для выстрела положение судна. Но не успели.

Когда «Алекто» зависла на вершине очередной волны, а противник очутился четко на траверзе правого борта, раздался мощный боевой залп восьми оставшихся каронад.

Во времена парусного флота, чтобы победить противника, зачастую нужно было в течение нескольких часов, напрягая все физические и душевные силы, выполнить массу маневров, сжечь кучу боеприпасов. Но иногда случаются бои, залпы или выстрелы, которые остаются в памяти на всю жизнь. Много-много лет спустя, будучи на балу в Адмиралтействе, услышал в кругу старых офицеров рассказ именно об этом выстреле. Вот и у меня в жизни произошло немало боев, и морских и сухопутных, многие из них уже стерлись из памяти, но именно этот запомнился навсегда.

При серьезном волнении моря и приличной болтанке цель поразили все восемь снарядов, в том числе попали и в пороховой трюм. Бригантину вспучило огнем и разорвало на части, а оснастку судна и куски человеческой плоти раскидало на многие сотни метров. Даже к нам залетела и заскользила по палубе, оставляя кровавый след, оторванная кисть чьей-то руки.

– Наша богиня мщения испила вражеской крови, – сквозь зубы прошипел не лишенный предрассудков лейтенант Кривошапко. – Теперь нам будет благоволить удача.

Однако после мгновенной трагической гибели напарника флейт противника не отошел в сторону. Он все так же, как и ранее, строго держал встречный курс на сближение с подходом впритирку к нашему левому борту. Его капитан не утратил мужества и хладнокровия, а многочисленная команда сгрудилась у борта, решительно приготовившись к атаке.

Все паруса флейта были давно уже убраны, кроме единственного косого стакселя. Еще минут шесть-семь, и противник ударит из мушкетонов картечью, полетят абордажные кошки.

Петро топтался на месте, словно пританцовывая, и поглядывал то на меня, то на корабль противника. Состояние его я понимал прекрасно, поэтому решил дать карт-бланш. Впрочем, кому еще давать, как не ему.

– Что-то хочешь сказать, Петя?

– Да, сир. Красиво идут.

– Нравится корабль?

– Еще бы, – он энергично кивнул, – такой же, как и наш.

– Тогда возьми его, он твой, капитан лыцарского корпуса Кривошапко! – После этих моих слов глаза Петра широко распахнулись и радостно вспыхнули.

– Я вас не подведу, ваша светлость, – тихо сказал он. Его глаза сузились, он приподнял подбородок, обнажил саблю и громко воскликнул: – Товарищи матросы, сержанты и офицеры! Приказом капитана командование абордажной партией принимаю на себя! На корабле на боевом посту остаются рулевой и четыре марсовых матроса. Группа боцмана Палия штурмует палубу от фок-мачты до бушприта, группа лейтенанта Васюни штурмует от фока до бизани, моя группа – от бизани до юта. Пулеметчики и стрелки! К бою! Остальным – подготовить абордажную оснастку.

Пока Петро отдавал команды, я расстелил у бордюра квартердека коврик в красных маках, который раньше свистнул из приданого Любушки. Затем проверил и подготовил к стрельбе винчестер. Глупо стоять и позировать на виду летающей шрапнели, поэтому с комфортом улегся на коврик и стал рассматривать приближающийся корабль в подзорную трубу.

В полукабельтове друг от друга наши стаксели и последний стаксель противника были ослаблены и заполоскались на ветру. Корабли сближались уже по инерции, впрочем, наш шел против ветра, фактически остановился и начал на волне клевать носом вверх-вниз. Послышался рев на палубе пиратов, которых было раза в три больше. Одни из них потрясали мушкетонами, другие – палашами, а третьи – железными крючьями. Рядом с лестницей, ведущей на шканцы, стоял молодой мужчина лет тридцати, обутый в невысокие сапоги и одетый в европейское платье: белую рубашку с пышным жабо, белые лосины и синий, шитый золотом камзол. На красной перевязи висела богато отделанная шпага, а в руках он держал такую же подзорную трубу. Его лицо, приближенное оптикой, улыбалось, видно, верил человек в собственную победу. Ну как же, разве может кучка каких-то вчерашних юнг противостоять его просоленной морем команде джентльменов удачи?