Важна только любовь - Пэтти Стэндарт

— Что-то не помню, чтобы он был заботливым отцом, — сухо заметила Адриана. Бланш тут же запротестовала:

— Возможно, он не был столь чувствительным, как нынешние мужчины, но всегда заботился о нас. Он был хорошим человеком. И хорошим отцом.

Ящик стола с треском захлопнулся.

— Он был пьяницей.

Последовала долгая тишина. Каттер топтался на ступенях, чувствуя некоторую неловкость.

— Ладно, если я не потороплюсь, то непременно опоздаю на ужин. — Голос у Бланш был донельзя деловит. — Не хочу заставлять Сэмюела ждать — нам еще вести дела с его главной компанией.

— Да, мама. — Адриана произнесла это глухо и устало, словно не ждала другого ответа. — Увидимся завтра.

Каттер сделал вид, что только что спустился, и вернулся в кухню в тот момент, когда Бланш уже направилась к двери.

— До свидания, миссис Монро.

Она кивнула и приятно улыбнулась. Каблучки выстукивали дробь по линолеуму холла. Да, определенно твердый орешек: муж спился, зять проворовался, а у нес даже волосок из прически не выпал. Похоже, ничто не способно сбить ее с пути. А вот Адриана — другое дело: неподвижно стоит у стола, нож занесен над остывшим пирогом, спина окаменела от напряжения, костяшки пальцев, сжимающих рукоятку ножа, побелели.

Он протянул руку и положил ладонь на основание ее шеи. Легкие кудрявые прядки волос легли ему на пальцы. Тут же в сознании прозвучал сигнал предупреждения, но Каттер от него отмахнулся. Кожа у нее такая мягкая, гладкая и теплая… В конце концов, это часть его работы — втереться в доверие к главной подозреваемой.

— Что-нибудь случилось? — Он старался говорить как можно мягче и спокойнее.

На мгновение показалось, что она подалась к нему, потянулась, но потом быстро отодвинулась, и он уронил руку.

— Нет, ничего серьезного. — Она отрезала от пирога тонкий ломтик. — Просто у нас с матерью совершенно разные воспоминания об одних и тех же событиях. Адриана едва заметно вздрогнула. — Ладно, неважно. Хотите пирога? Вкусно получилось. — Вынула из шкафа две тарелки. — Дружно перебьем аппетит!

Он взял протянутую тарелку с огромным куском шоколадного пирога и сел за стол. Если она знает что-то о деньгах, надо использовать каждую возможность поговорить с ней. Но если при этом она каждый раз будет его кормить, вскоре придется проколоть на ремне для инструментов еще несколько дырок.

Адриана села напротив и взяла вилку.

— Наверно, вы гадаете, что все это значит? Я имею в виду Лизу.

— Это совсем не мое дело. Вам не обязательно говорить об этом, если не хотите.

Попросите людей ничего не рассказывать, и они сами все вам выложат. Каттер постарался подавить укол совести, когда она подняла на него свои лучистые глаза.

— Слава Богу, все это уже в прошлом. У одного из клиентов Харви исчезли со счета деньги — двадцать пять тысяч долларов, — и они расспрашивали об этом всех, кто пришел им в голову. Раз уж не могли спросить у Харви — спрашивали меня. Но чем я могу им помочь? Харви вел свои дела сам, у него даже не было секретаря. Сам вел учетные книги, назначал встречи, подшивал документы в папки… — Адриана машинально водила вилкой по глазури пирога.

— В общем, полиция и человек из страхового агентства на некоторое время сделали мою жизнь несносной, но потом, наконец, отстали. Я ничего об этом не знаю, и делу конец.

— Вам, должно быть, было нелегко. Все эти расспросы…

— Сколько времени мы были женаты, каким он был мужем, замечала ли я что-нибудь странное в его поведении?.. — Она уронила вилку и отодвинула тарелку, глядя на него так, словно это он задавал те вопросы. — Да как они смеют! Я сказала им, что Харви был блестящим бухгалтером и чудесным мужем. Мы прожили с ним пятнадцать замечательных лет. Познакомились еще в школе. Я бросила колледж, чтобы выйти за него замуж. Боже мой, он был единственной любовью в моей жизни! Как они смеют спрашивать… такое? Он был хорошим человеком. И хорошим отцом.

Адриана и не заметила, как заговорила теми же словами, что и Бланш. После двадцати лет Каттер был вполне способен отличить правду от лжи. Ее отчаянная защитительная речь звучала так фальшиво, что он стиснул зубы. Мог поспорить, что с этим браком не все гладко. Но где же деньги? Знает ли она, где они находятся? Конечно, нельзя сказать наверняка. Пока нельзя.

Адриана смотрела, как Каттер доедает пирог. Она понятия не имела, что дочь знает о Харви и о пропавших деньгах. Ну почему Лиза выбрала именно такой момент, чтобы заговорить об этом? Пальцы Кат-тера, сжимающие вилку… как нежно они касались ее шеи. Может быть, Лиза чувствовала себя увереннее в присутствии чужого человека — его можно использовать в качестве буфера? Что-то в Каттере заставляет окружающих чувствовать себя с ним в безопасности. Может быть, военная выправка… или спокойные глаза, которые будто говорят: «Я надежно храню множество секретов».

Кстати, зачем ей было рассказывать ему о Харви? Ни с кем, кроме Бланш, она не говорила пока о деньгах, полиции, обо всем этом…

— Хотите остаться на ужин? — Внезапно ей стало страшно: предстоит разговор с Лизой, и иногда не так уж плохо, когда рядом чужой человек. — У меня хватит лазаньи накормить целую армию.

— Нет, спасибо, — вежливо отказался Каттер. — Вообще-то мне уже пора.

Когда он ушел, свернув провода и аккуратно разложив инструменты по коробкам, Адриана принялась беспокойно бродить по кухне в предчувствии неприятностей. В последнее время каждый раз, когда мать пыталась напомнить ей о детстве, она чувствовала эту смесь печали и злости — ярость рвалась наружу. А она-то думала, что смирилась с мыслью, что отец был алкоголиком, с тем, как тогда вела себя мать. Бланш, очевидно, удалось забыть тщетные сражения с невыполненными обещаниями, с разочарованием, когда отец снова и снова предпочитал им бутылку. В черно-белом мире Бланш единственный ответ на вопрос «как дела?» — «отлично, просто отлично!»

Депрессия, острое чувство беспокойства за последние месяцы стали постоянными спутниками Адрианы. Нет, это началось раньше, поправила она себя, невидящими глазами глядя в окно над раковиной. С тех пор как прозвучал тот звонок. В трубке слышалось только дыхание, никто не ответил на ее «алло». Адриана постоянно спрашивала об этом Харви, а звонки следовали один за другим. Но и тогда она по привычке улыбалась и тоже говорила, что у нее все «отлично, просто отлично»…

Она, наконец, оторвалась от мойки и решительно зашагала вверх по лестнице — будто вопреки себе самой. Это — словно снимать струпья: больно, но нельзя оставить. Миновала комнату Лизы и тихо вошла в смежную спальню. Склонившись, открыла крышку кедрового сундука у стены и вынула пластиковый пакет с печатью полицейского отделения Литтл-Рока.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});