Паблисити эджент - Александр Курников

– Здорово! – Но тут вмешался мой давешний мохнобровый бородач, у которого я так и не допросился воды.

– А слово сабля как будет? – Соня медленно повернула голову в его сторону и с достоинством сказала.

– Дядя, вы дурак?

– Ну зачем же так Сонечка, людей нельзя оскорблять. – Пожурил дед.

– Но он же сам знает…

– Конечно знает, но не стоит опускаться до такого самой, это тебя не красит. – В палату вошёл Михаил.

– А дядю красит? Он ведь знает, что так нельзя, а всё равно делает. – Насупилась девочка.

– А ты не обращай внимания.

– То есть, как не обращай Фёдор Игнатьевич? – Не понял Миха. – Обидчиков нельзя не замечать если они просто жаждут того что бы их заметили. Привет Сонька. – Протянул он обрадовано вскочившей девчушке ладонь размером с совок сапёрной лопатки.

– Дядя Миша! – Девочка со всей силы хлопнула по подставленной «доске» своей ручкой и зашипела от боли. – У – у.

– Нужно игнорировать недалёких людей, а не тыкать пальцем в их глупость. – Настаивал на своём дед Сонечки.

– Недалёких можно, – согласился Миха – хамов, нельзя.

– А что же делать дядь Миш? – Влезла Сонечка.

– Дать в бубен.

– Ну что же вы Михаил Афанасьевич, при детях такое.

– Дать в бубен! Дать в бубен! – Развеселилась Сонечка, а бородатый мужик нервно прикрылся газеткой.

– Соня! Прекрати. – Строго сказал дед.

– Гы. – Я так и не понял, кто это сказал, Миха или Соня.

Я осторожно сел на кровать, тумбочка стоящая рядом была девственно чиста, от разной снеди на ней не осталось и следа.

– Ну ты как Вась? Чердак ещё на место не встал?

– Если крыша поехала, то плотник уже не поможет. – Обречённым голосом ответил я, всё ещё рассматривая пустую тумбочку. Миха присел напротив.

– Кто же это тебя так отоварил?

– Я не видел, а злодей, наверно из природной скромности, забыл представиться. – Я заглянул в тумбочку, но и там было пусто.

– Всё шутишь. Смотри, дошутишься. Если уже не дошутится.

– Пока Бог миловал, а это. – Я аккуратно указал на свою голову. – Из-за моего собственного неадекватного поведения, оказывается люди, иногда ей думают, прежде чем что-нибудь сделать.

– Великое открытие. – В голосе Михи не было сарказма. – Ты Вась, с детства безбашенным был. Кто первым из наших пацанов с десятиметровой вышки сиганул? Ты. Кто первым рискнул за трамвай листом от теплотрассы зацепиться и промчаться до следующей остановки? Ты. Ну а в Парке 1го Мая, без тебя ни одна драка не обходилась. Так что неадекватное поведение для тебя норма.

– Тебя послушать, так я всегда психом ненормальным был. – Бляха муха, куда всё делось-то? Жрать же хочется!

– Для кого-то может и псих, но для тебя, как я уже сказал, это нормальное поведение.

– Зато для тебя это не норма. – Я указал на его зоновские наколки. – При таких благородно интеллигентских предках, скатиться до грабежа и разбоя, вот это по-настоящему верх ненормальности.

– Ты ещё забыл добавить, в составе группы лиц.

– Да я же не в обиду Мих, просто в моём мире, Мишенька Шухов, добрый и отзывчивый мальчик из интеллигентной семьи, который даже слово «блин» не покраснев, не мог сказать, и уж извини меня, ты, ну никак не пересекаются. Прямо параллельные реальности какие-то. – Миша кивнул.

– Мир в принципе состоит из сплошных параллелей, а уж реальностей у него вообще никто не считал. – Ну зачем мне надо было его задевать? Тоже мне, праведник херов.

– Извини. – Выдавил я. Ужасно, ужасно и дико ненавижу извиняться. Миха снова кивнул и поднялся. – Погоди. Где мне доктора найти?

– А тебе зачем? На улице вечереет уже, вряд ли кто-нибудь тебя сейчас выпишет, так что лежи, набирайся сил и чини свой чердак.

Я повернулся к окну, решётчатый забор, за которым находилась дорога и где-то дальше, за следующим, уже деревянным забором крестообразное здание церкви-школы, всё это потихоньку погружалось во тьму. Мимо проезжали редкие машины, выхватывая фарами ещё более редких прохожих, где-то справа находился бассейн, а слева чернела громада стадиона Локомотив, по краям которого торчали тёмные вышки прожекторов.

– Бред какой-то. – Я аккуратно лёг на плоскую, утрамбованную десятками голов подушку, накрылся куцым одеяльцем, засунутым в старый пододеяльник с жёлтыми разводами оставшимися после горячей сан обработки и уставился в потолок. Думать, почему я снова оказался здесь, и почему именно здесь не имело смысла. И так понятно, что шеф снова подсуетился. Но вот другие мысли не давала покоя, зачем всё это? Зачем нужно было подделывать доп. лист, неужели только ради того, что бы поиметь какую-то сумму с Эдельвейса? Как-то не верится, что из-за одного не выполненного контракта Протасов, мой шеф, потеряет своё детище, скорее нет, я даже уверен, что нет, Парасоль и не такие дела выигрывал. И если здраво рассудить, что в Эдельвейсе есть такого, чего нет, например в…, ну…, нефтяной скважине? В скважине денег больше, если всё это ради денег. А если не ради денег? Тогда…, ради чего?

И ещё, на кой чёрт нужно было воровать мою машину? Реальные дебилы. Чего они этим добивались? Ну ведь ни одного осмысленного шага.

Я устало вздохнул, Сонечка с Фёдором Игнатьевичем расчленяли гиппопотама, естественно не в живую, а по буквам, мохнобровый бородач, который час подряд читал одну и ту же газету, подозреваю, что не только газету, но ещё одну и ту же страницу. Миха «выковыривал» что-то из планшета поминутно тихо чертыхаясь и косясь на симпатичную Сонечкину маму.

Стемнело, в палате зажги свет, на улице разгорались фонари. В коридоре отделения не было слышно обыкновенной вечерней суеты, не шастали больные, не бегали медсёстры, не бубнили за стенами телевизоры.

Соня с мамочкой начали собираться домой.

– Скоро ужин. – Ожил бородач. – Интересно, что сегодня дадут? – Вопрос в воздухе не повис, мужик явно не ждал ответа.

А если зайти с другой стороны. Чего бы, например, я смог добиться своим дурацким поступком, подделав договор? Какого-то громкого скандала? Нет, всем кардинально будет насрать, на мой маленький чайный магазинчик, разинувший пасть на довольно успешную рекламную контору. Вот если бы у меня была известная во всём мире, или хотя бы стране компания, Газпром например, а чего мелочиться, мечтать оно никогда не вредно. Правда, просто мечтать, не ставя целью исполнение своей мечты, решительно бесполезно, ну да я не об этом. И если бы мне захотелось стереть в порошок конкретную рекламную фирмешку, вот тогда, имея штат юристов подобных Парасолю, (владея Газпромом я бы себе мог такое позволить) я бы в один день освежевал хладный трупик эдельвейса, если так можно выразиться. Только на кой оно мне сдалось? Кстати, а чего это наш генерал от юриспруденции не работает на такие фирмы-гиганты? А с чего я взял, что он на них не работает? Ну да.

И что из этого выходит? Что у нас там в сухом остатке? А в остатке деньги и выходит так, что не огромные деньги, за огромные Протасов лично спалит «Эдельвейс» дотла, и при этом даже не пустит скупую мужскую слезу, а «хоть какие-нибудь» деньги. Кстати, сюда вписывается и покража моей ласточки. А что? Как вариант?

В принципе такая версия может прокатить, но есть одно «но». Если это недалёкие мошенники чего тогда мой шеф так всполошился, да не просто всполошился, а подтянул целого Парасоля?

Я зевнул и, кажется, на минуточку закрыл глаза, а проспал, как выяснилось, целых полчаса. Что-то меня в последнее время непозволительно часто бросает в объятия Морфея, а если учесть какой сейчас календарный месяц, то есть опасность, что к концу следующего месяца я впаду в зимнюю спячку.

На ужин были толстые макароны, колером один в один как наше постельное бельё. То есть белые, белые, а потом рраз и жёлтые с тёмно-коричневым, креативный колорист больнице, однако попался. Крутая эклектика. Должно быть он непризнанный гений. Ну как бы там ни было, макароны я съел, ведь сверху на них бросили щепотку тёртого сыра, понятно, что не гауда, но всё равно вкусно. А если ещё учесть, что чашка кофе так благородно предложенная мне Михой с утра, была единственной пищей за весь сегодняшний день, то от макарон меня было за уши не оттащить.

В больнице я провалялся три дня, доктор мной особо не интересовался, зато из Эдельвейса явилась Эллочка, принесла мне ключи от моей ласточки, кое каких продуктов, бритвенные принадлежности и средства личной гигиены. Вы бы видели какой эффект она произвела на Михаила. Беднягу просто сдуло с кровати при её появлении, но когда он увидел свои, растянутые на коленях треники, и майку алкоголичку (где он её только откапал), он тут же залился малиновым цветом и постыдно бежал в коридор, откуда не возвращался до тех пор, пока она не ушла. Да что говорить, даже наш неприветливый мохнобровый бородач, увидев её, на секунду перестал шуршать своей газеткой.