За полчаса до любви - Валерий Столыпин

class="empty-line"/>

Надену серёжки, колечко,

Вздохну и забуду тебя.         

Нина Максимова

Душа Витьки Забродина томилась в трепетно-сладком восторге, когда бродил с Дашенькой –  самой юной, самой дорогой и любимой девочкой во Вселенной по изумительно уютной приморской набережной, чувственно держа её за кукольную ладошку: отпустить невозможно.  Такое блаженство по всему телу растекается – словно она по душе босиком прошлась.

Два месяца счастья в романтическом поединке пролетели как один день. Не без пользы, но неспешно, хотя усердия и выдержки у Витьки хватало.

Как же она прекрасна! И не сказать что недотрога: целуется так, что сознание разноцветным туманом перед глазами расплывается.

Но мужчина всегда остаётся мужчиной: мимоходом с не меньшим наслаждением юноша сканировал любопытным взором доступные для контрабанды впечатлений изысканные, объёмные и забавные дамские тайны,  опрометчиво или намеренно выставленные хозяйками впечатляющих эффектов напоказ.

Активный поиск пикантных соблазнов для мужчины, опалённого влюбчивостью – процесс непрерывный: вокруг столько изумительных, вдохновляющих позитивные творческие порывы ходячих реликвий – глаза разбегаются.

Впечатлительное воображение, вызвавшее так не ко времени клокочущую в горячей крови бурю эмоций, буквально захлёбывалось от немого восторга.

Витька хотел бы познакомиться и с той, и с этой. А какая вон у той цыпочки аппетитная грудь!

Немыслимый поток галлюцинаций заставлялся сознание юного Ромео разлетаться на осколки, словно хрустальное стекло, в которое угодил твёрдый предмет.

Как же не ко времени появилась столь впечатляющая россыпь отвлекающих факторов. Хотя, вся эта дивная красота динамична: уходят одни – им на смену появятся другие, ещё слаще. Вон за тем пирсом будет аллейка направо, за ней тенистый парк, ряд кафетериев, за которыми скамеечки, затенённые цветущими кустами, где можно сколько угодно целоваться.

Может быть, сегодня удастся сдвинуть тактильное общение на шажок вперёд.

Витька представил, как с наслаждением тискает самую загадочную в мире грудь: Даша ни разу не позволила подобной вольности.

От одной мысли о недоступной нежности у него затряслись поджилки, напрягся живот, вместо настроения поднимая нечто иное, чему не положено до поры иметь своё мнение.

Часа полтора парочка дышала носами, поскольку губы были заняты альтернативными действиями. Практиковались в обмене целебными соками они довольно давно, но никак не могли насытиться. Наверно это невозможно: каждое новое движение языка вызывало  мощные импульсы божественного восторга, заставляя искать иные способы слияния.

Даша готова была уступить, почти; сама мечтала испытать нечто новое, пусть даже недозволенное, но в данную минуту не решалась преподнести любимому столь щедрый подарок. Червячок сомнения, ни на чём не основанный, разве что смутные ощущения:  казалось, по глупости наверно, что Витька раздевает глазами каждую встречную. Но он такой…

Была, конечно, причина. Витька был не только первый – единственный, кому она позволила приблизиться на опасное для невинности расстояние.

Даша ничегошеньки не знала о любви. Что, если это совсем не она – нечто другое. Девчонки рассказывали…

Много чего рассказывали.

Про измены, про нежелательную беременность. Про то, что нельзя делиться единственной девичьей ценностью с первым попавшимся. Сначала нужно попробовать, пусть не всё. Будет хотя бы с чем сравнивать.

В этот момент мимо проходила девочка напрочь лишённая комплексов: трусы-верёвочки, заплатки на месте сосков, белоснежная упругая кожа, откровенно порочная стойка соблазнительно выпуклых форм внизу и вверху,  и прожигающий то ли похотью, то ли озорством иронично насмешливый взгляд.

Витька затаил дыхание, напрягся, слегка сместил вперёд корпус, чтобы не терять из вида пикантное зрелище.

Даша отстранилась, вытерла губы, но встретиться с Витькой взглядом не решилась.

Настроение было безбожно испорчено.

Девушка заторопилась домой, выдумав на ходу десяток причин. Витька, не моргнув, вспомнил вдруг про кучу неотложных дел, сказал, что завтра на работу, надо выспаться.

До остановки автобуса шагали молча, рук не отпускали.

Каждый думал о своём.

Прощальный поцелуй всё же состоялся.

– До завтра. Как всегда в шесть? Уже скучаю.

– Я тоже, – неуверенно или равнодушно ответила Даша.

Витька долго махал руками, прыгал, подставляя ладони к окну, посылал воздушные поцелуи.

Девочка, проехав одну остановку, сошла, не понимая почему, зачем.

Некомфортно на душе, слабость какая-то, словно отравилась чем. Захотелось прогуляться. Просто так.

На мгновение Даша задумалась. Мысли улетели далеко-далеко. Удивительным было то, что они кружили в пустоте, словно кругом лежал снег, которого она никогда в жизни не видела, который был и сверху, и снизу – везде. Но холодно не было: непривычно, одиноко, тоскливо – да.

Отчего-то ни с кем не хотелось разговаривать, видеться, – улягусь прямо здесь, – подумала она, буду ждать, когда появятся звёзды.

В сознание вернул велосипедист, наехавший на неё колесом.

Даша очнулась, принялась оглядываться. Задумалась-то всего на минуточку. Как умудрилась оказаться здесь, на набережной? Цветущие кустики. Скамейки. Вон на той они целовались.

Надо же, опять её успели занять, тоже целуются, да как увлечённо.

А Витька как сюда попал?

Даша выпучила глаза, напрягла зрение: Витька. И она – та, без комплексов, с ироничным взглядом и трусами верёвочкой.

Линия судьбы

Подушка сохранит пустые сны,

как первоклашка – стеклышки цветные;

царапины глухим глаголом «были»

годами заживать обречены…            

Ксения Хохлова

Ночь выдалась невыносимо тяжёлая, долгая-долгая, практически бесконечная, несмотря на то, что пролетела за одно нескончаемое мгновение: даже покурить было некогда.

Теперь можно присесть с закрытыми глазами, расслабиться, забыть о четырёх срочных операциях,  о мешках с окровавленными салфетками, изматывающей череде уколов и капельниц; о сердце, которое едва не выпрыгнуло из груди, когда пациент под наркозом запросто разорвал фиксаторы и соскочил с операционного стола.

Мало того, что реанимация могучего, но беспомощного тела потребовала массы агрессивной активности и с невероятной скоростью потраченных нервов, так ещё и хирург от потрясения грохнулся в продолжительный обморок.

В его кабинет сестра пришла обговорить неоднозначную ситуацию. Доктора не было.

На секундочку смежив веки, Галя мгновенно провалилась в подобие транса, когда голова идёт кругом, а ты падаешь в глубину бездонной пропасти спиной вниз.

Позвоночник стонал от напряжения, мышцы ног сводило судорогой, в голове царил странного характера вакуум; создалось впечатление, что где-то в черепной коробке образовалось несанкционированное отверстие, через которое пустота с противным шипением рвалась наружу.

Удивительным было то, что она как бы падала, но страшно не было, а в