Русская революция. Книга 2. Большевики в борьбе за власть 1917 — 1918 - Ричард Пайпс

Одним из видов вооруженной борьбы был терроризм. Хотя большевики формально придерживались социал-демократической платформы и отвергали терроризм, на практике они участвовали в террористических актах эсеров, в том числе максималистов, а также организовывали их самостоятельно. Как правило, операции эти проводились секретно, но были случаи и открытого призыва к терроризму. Так, в августе 1906 года, приводя в пример то, как польская социалистическая партия постреляла полицейских в Варшаве, большевики призывали к уничтожению «шпионов, активных черносотенцев, начальствующих лиц полиции, войска, флота и так далее, и тому подобное». [Пролетарий. 1906. 21 авг. № 1. Цит. по: Спиридович А.И. История большевизма в России. Париж, 1922. С. 138. Охранка, чьи агенты тщательно собирали все сведения об активности большевиков, докладывала незадолго до февральской революции, что Ленин был не против террора, но считал, что эсеры придают ему слишком большое значение (Донесение от 24 дек. 1916 (6 янв. 1917 г.). См.: Hoover Institution, Okhrana Archives. Index № XVIId. Folder 5. № R. Как нами будет показано, ленинская организация снабжала эсеров взрывчаткой для их террористических акций.].

Возникновение Советов Ленин наблюдал со скепсисом, поскольку они мыслились как «непартийные» рабочие организации и как таковые были вне контроля политических партий: зная его мнение о «приспособленческом» характере рабочего класса, можно понять, что ни он, ни его соратники не считали Советы надежным институтом69. В период образования Советов некоторые большевики в Петрограде призывали рабочих бойкотировать их на том основании, что, ставя рабочую организацию над социал-демократической партией, они тем самым принижали «сознательность пред стихийностью»70, другими словами, ставили рабочих над интеллигенцией. Ленин вел себя более гибко, хотя так никогда и не решил окончательно, что должны делать Советы и в чем их польза. В конце концов, после 1906 года, он решил, что их можно использовать для оказания помощи «революционной армии». Советы могли быть использованы в революции («восстании»), но самостоятельной ценности они не представляли71. Он также отрицал роль Советов как органов самоуправления, — они должны были служить «инструментами» восстания, проводимого дисциплинированными вооруженными отрядами.

С началом революции 1905 года Ленин решил, что пришла пора отделиться от основной партии и открыто сформировать собственную организацию. В апреле 1905 года он созвал в Лондоне неправомочный III съезд РСДРП; все делегаты (38 человек) были членами его фракции. Крупская сообщала: «На 3-м съезде не было рабочих — по крайней мере, не было ни одного сколько-нибудь заметного рабочего… Зато «комитетчиков» на съезде было много. Тот, кто упустит из виду эту физиономию 3-го съезда, многого в протоколах съезда не поймет»72. В этом дружеском кругу Ленину было нетрудно утвердить все те резолюции, которые правомочная социал-демократическая партия не одобрила бы, что видно, например, из решений, принятых в следующем году в Стокгольме. III съезд обозначил начало формального раскола в социал-демократической партии, который завершился в 1912 году. Возвратившись в Россию в начале ноября 1905 года, Ленин стал вдохновителем московского восстания следующего месяца, но исчез, как только начали стрелять. В тот самый день, когда в Москве возводились баррикады (10 декабря 1905 г.), он и Крупская укрылись в Финляндии. Они возвратились только 17 декабря, после подавления восстания.

В апреле 1906 года две части РСДРП предприняли вялую попытку воссоединения на конференции в Стокгольме. Ленин снова попытался получить большинство в Центральном Комитете, но это ему не удалось. Он потерпел поражение и по ряду практических вопросов: конференция осудила создание вооруженных отрядов и идею вооруженного восстания, а также отвергла его аграрную программу. Ленина это не смутило, и он сформировал, втайне от меньшевиков, нелегальный тайный «Центральный Комитет» (по стопам «Бюро») под собственным руководством. Состоявший вначале, по всей видимости, из трех членов, комитет разросся к 1907 году до пятнадцати человек73. В течение и сразу вслед за революционным 1905 годом ряды социал-демократической партии возросли во много раз, в нее влились десятки тысяч новых членов, значительную часть которых составляла интеллигенция. К этому времени обе фракции приобрели отчетливые очертания74. Большевики насчитывали, по оценкам 1905 года, 8400 членов, примерно столько же было у меньшевиков и бундовцев. Считается, что на стокгольмскую конференцию РСДРП в апреле 1906 года съехались делегаты, представлявшие 31 000 членов партии, из них 18 000 меньшевиков и 13 000 большевиков. В 1907 году численность партии выросла до 84 300 человек (что примерно соответствовало числу членов в конституционно-демократической партии), из них 46 100 были большевики, 38 200 — меньшевики. К тому же к ней примыкали 25 700 польских социал-демократов, 25 500 бундовцев и 13000 латвийских социал-демократов. Это был апогей: в 1908 году начался выход из партии, и в 1910 году, по оценкам Троцкого, численность членов РСДРП сократилась до 10 000 и менее75. Меньшевистская и большевистская фракции различались по социальному и национальному составу. В обеих непропорционально большую часть составляли дворяне — 20 % по сравнению с 1,7 %, которые дворяне составляли от общей численности населения (на самом деле у большевиков их было немного больше — 22 %, а у меньшевиков — немного меньше — примерно 19 %). У большевиков было больше представителей крестьянства: они составляли 38 % членов фракции, у меньшевиков — 26 %76. Это были не единоличники — те поддерживали эсеров, — а деклассированные, оторвавшиеся от земли крестьяне, подавшиеся в город в поисках работы. Социально переходный элемент впоследствии поставлял много кадров в партию большевиков и оказал значительное влияние на формирование ее политического менталитета. Меньшевики привлекали больше мещан, квалифицированных рабочих (например, типографских рабочих и железнодорожных служащих), интеллигентов и представителей свободных профессий.

Что касается национального состава обеих фракций, к большевикам шли преимущественно великороссы, а к меньшевикам — нерусские, по большей части грузины и евреи. На II съезде партии основную поддержку Ленин получил со стороны делегатов от центральных — то есть великорусских — губерний. На V съезде (1907 г.) почти четыре пятых (78,3 %) большевиков были великороссами, у меньшевиков же они составляли всего одну треть (34 %). Примерно 10 % большевиков были евреи; у меньшевиков они составляли в два раза больший процент77. [Обстоятельство это не ускользнуло от внимания Сталина. Он писал о V съезде, делегатом которого был: «Статистика показала, что большинство меньшевисткой фракции составляют евреи (не считая, конечно, бундовцев)… Зато громадное большинство большевистской фракции составляют русские… По этому поводу кто-то из большевиков заметил шутя (кажется, тов. Алексинский), что меньшевики — еврейская фракция, большевики — истинно русская, стало быть, не мешало бы нам, большевикам, устроить в партии погром». Сталин И.В. Лондонский съезд РСДРП: (Записки делегата). Гл. 1. Состав съезда //Соч. Т. 2. М.: ОГИЗ, 1946. С. 50–51].

Таким образом, для партии большевиков в период ее формирования было характерно следующее: 1) большую часть ее составляли выходцы из деревни, рядовые ее члены были «в значительной мере из тех, кто родился в деревне и все еще имеет связь с деревней»; 2) подавляющее большинство ее членов были великороссами, происходили из центральных губерний России78. Другими словами, и социально, и с географической точки зрения корни партии уходили в те слои населения и в те регионы, где крепче всего принялось в свое время крепостное право.

У двух фракций были и общие черты, и самая главная из них — слабая связь с промышленным рабочим классом, той социальной группой, которую они якобы представляли. Уже с момента зарождения социал-демократического движения в России в 1880-х годах отношение рабочих к социалистической интеллигенции было неоднозначным. Неквалифицированные и полуквалифицированные рабочие совершенно ее избегали, считая, что интеллигенция — аристократы и «белоручки» — хочет использовать их для сведения личных счетов с царем. Они остались нечувствительны к влиянию социал-демократической партии. Лучше образованные, более квалифицированные и политически сознательные рабочие часто видели в социал-демократах друзей и помощников, но не были готовы идти за ними: как правило, они предпочитали тред-юнионизм партийной политике79. В результате число рабочих, входивших в социал-демократические организации, было ничтожным. По оценкам Мартова, в первой половине 1905 года, когда революция уже шла полным ходом, у меньшевиков в Петрограде было от 1200 до 1500 активных сторонников из числа рабочих, а у большевиков — «несколько сотен» — и это в самом большом промышленном городе империи, где рабочих насчитывалось более 200 00080. В конце 1905 года в обе фракции в целом в Санкт-Петербурге входило до 3000 рабочих81. Можно, следовательно, сделать вывод, что и меньшевистская, и большевистская фракции были организациями интеллигентскими. Опубликованные в 1914 году размышления Мартова по этому поводу предвосхищают ситуацию, которая сложилась после февральской революции: