Литературная Газета 6405 ( № 8 2013) - Литературка Литературная Газета

Какими путями они идут, другой вопрос. Лев Толстой описывал своё обучение езде на велосипеде в Московском манеже. Рядом с ним двигалась зигзагами некая дама. И, чем больше великий старец думал о том, как бы не наехать на даму, тем неизбежнее приближалось столкновение. Лимонов, наоборот, думает о манёвре, который приблизит столкновение с "дамой", будь то нынешняя оппозиция или всегдашняя власть. Потому что если очистить понятие "интеллигенция" от всех примесей, останется единственная суть - "борьба за освобождение". У этой борьбы нет исхода, и она, безусловно, ограничена - не армией, не полицией и не партийными конкурентами, а только лишь временностью бытия человеческого. Смертью, попросту говоря. Но Лимонов слишком много сделал для своего бессмертия, то есть полного освобождения, чтобы заморочиваться такими пустяками.

Геннадий РУКОЛАДОВ

Вне возраста

Вне возраста

Эдуард Лимонов - 70

С Эдуардом странно связана вся моя жизнь.

Меня ещё не было на свете, а он ещё

не уехал за границу и пришёл домой к моим родителям, на Фрунзенскую набережную. Где-то в соседнем доме жила Леночка Щапова, вдохновительница первого его романа. Лимонов, кудрявый юноша, провожал к моему папе-священнику его духовную дочь Анастасию Ивановну Цветаеву. "Ужасная была жара!" - легко вспомнил Лимонов тот день, когда я ему сказал.

Он эмигрировал, а волею судеб к моему отцу приехала за пастырским советом брошенная лимоновская жена, безутешная Анна, и стала присылать из Харькова большущие письма.

Когда мне было десять-одиннадцать, некоторые трогательные и в сущности детские стихи Лимонова ("Вот хожу я по берегу моря[?]", "А я всегда с собой[?]") мне нараспев читала Светлана Бачурина, жена известного барда, в своё время близко дружившая и с Эдуардом, и с его Еленой, и перепечатывавшая их стихи на машинке.

В тринадцать лет осенью 1993-го я сбежал из дома на баррикады и, блуждая среди толп и дыма костров, встретил Лимонова в бушлате и в камуфляжной кепке и в крупных очках, уже прошедшего несколько войн, вернувшегося на Родину.

В 1994-м он создал партию, и у него появился штаб - бункер на Фрунзенской. Подвал под отделением милиции, где я впоследствии получил паспорт. Я не записался в партию к Лимонову, но газету его читал с первого номера и тогда же стал ходить на его еженедельные лекции в подвал, которые для себя сразу оценил как литературные встречи с классиком. Помню, как побывал на первой его акции - Дне Нации, - прогуляв последние уроки, и недавно узнал себя на снимках - пацанёнок со школьным портфелем за плечами. В это же подростковое время я запоем прочитал его книги - романы, рассказы, стихи, публицистику, и всё это взрывало мозги и переворачивало сердце. Потому что Лимонов - революционер в словесности. Потому что не боится никого, осмелился быть самим собой. Когда его читаешь, кажется, что тебя подключили к току, и оторваться уже нельзя.

А каких людей он выковал! Собрал самых смелых, самых искренних, самых одарённых[?] Лучших людей и друзей я встретил среди лимоновцев.

Когда он уехал на Алтай, среди двенадцати его приближённых учеников-"партизан" оказался мой двоюродный брат Олег Шаргунов, житель Екатеринбурга. В 2001-м на Алтае Эдуарда арестовали, обвинив в подготовке восстания русских жителей Северного Казахстана... Я приезжал к нему на суд в Саратов...

Я дорожу общением с Эдуардом, очень рад, что знаком с ним. Бывает, ходим друг к другу на дни рождения. Последний раз он подарил мне свою пронзительную книгу Illuminations c надписью: "Человеку, который нас никогда не предал".

Нет, ему не 70. А сколько ему? Да какая разница. Он вне возраста. Лимонов - всегда молод, поэтому притягивает молодых.

Он - самородок, яркий и яростный оригинальный художник. Он - крутейший организатор. Он - философ, задающий главные вопросы. А ещё глубокий и серьёзный социальный мыслитель. В нём всегда жило чувство справедливости. Он был здрав и честен, когда предупреждал советскую интеллигенцию не обольщаться идеей мгновенного обнуления прошлого. Он здрав и честен и сейчас в политическом жёстком анализе, препарируя и власть, и патентованную оппозицию.

Из-за таланта и честности он, конечно, неудобен всем. По этим же причинам он бессмертен.

Сергей ШАРГУНОВ

Языки стихающего шторма

Языки стихающего шторма

Дискуссия:

Родное - Чужое - Вселенское

...то сокровенно-неразменное, за что нас любят умно презирать и обожают страстно ненавидеть.

Александр РАДАШКЕВИЧ

Эпиграф этот из верлибра "Риторический триптих" поэта и автора "Сибирских огней", проживающего уже долгие годы в Европе, то в Париже, то в Праге. Радашкевич весьма точно и выразительно передаёт в этой вещи отношение определённой публики (и эмигрантской, и  западной) к России и к её уверенности в собственной правоте, то есть к тому, что некоторые называют отсутствием рефлексии: "Есенин слишком задушевен, Чайковский - тьфу! - сентиментален, ваш Пушкин - гадко романтичен, а Достоевский - мерзко православный, Толстой - до отвращения народен. И ваша рабская Россия ещё воображает, что чего-то стоит". Это, разумеется, монолог-обобщение, но воспроизведённый на основании много раз слышанного, артикулированного тысячеустно. Более того, не в европах, а уже в самом Отечестве я неоднократно имел несчастье читать подобное, самое близкое, что приходит на память, - это откровения Чубайса об ужасе и омерзении после прочтения Достоевского и ФБ-посты его кореша Альфреда Коха (весь видимый и невидимый спектр ненависти к стране, где его лишили руля и корыта). Но они хоть, слава богу, не поэты...

Итак, вопрос. Может ли русская поэзия сегодня быть вселенско-русскоязычной, то есть отдельной от России, её пространства, культуры, духа, исторической памяти? Может ли обитать лишь в некоем языковом коконе, автономно? Или, страшно сказать, даже в противостоянии, во вражде к метрополии?

Мой опыт редактора и стихотворца неколебимо и однозначно утверждает - нет. Без вариантов!

А вот что касаемо того, где может жить и творить русский поэт и кто он по крови, это, доложу вам, не имеет ровно никакого значения. Как писала недавно, начитавшись экстремистской литературы, мусульманка-отроковица, тоже ослеплённая ненавистью к России: "А ваш Пушкин вообще негр!" Да, и мы этим гордимся.

Едва ли не лучший на сегодня в русском зарубежье Бахыт Кенжеев всю жизнь мотается по планете, в силу своей профессии переводчика, по корням оставаясь чистокровным казахом, а по духу и лирическому дыханию - неотъемлемо наш, потому он и любим в пределах бывшей империи и за её пределами.

И забывчив я стал,

и не слишком толков,

только помню: не плачь, не жалей,

пронеси поскорее хмельных облаков

над печальной отчизной моей[?]

Вполне допускаю, что кто-то криво усмехнётся, но в моём представлении поэт сразу лишается дара и права творить, отрёкшись от родителей и допустив лжесвидетельство, ибо Родина и Бог только и определяют черёд его слов и являются скрепами в здании стиха, который ни на чём ином и не держится. Винить землю, тебя породившую, даже если она была в силу исторического детерминизма тоталитарной империей, говоря тем языком, контрпродуктивно. А попросту - глупо. Как писал ныне, увы, покойный и похороненный где-то в Святой земле Денис Новиков:

До радостного [?]тра иль утр[?]

(здесь ударенье ставится двояко)

спокойно спи, родная конура, -

тебя прощает человек-собака[?]

Кстати сказать, постоянный автор "Сибирских огней" Равиль Бухараев, чью годовщину ухода мы со скорбью отмечали месяц назад, тоже ни много ни мало, а 15 лет отработал штатным сотрудником ВВС, но ни устно, ни письменно, а уж тем более в стихах я от него ни разу не слышал слова уничижительного в адрес родных палестин - Татарии либо России. Именно поэтому он сегодня в Казани -  классик, да и в русской литературе и поэзии оставил весьма заметный след:

Боже, пошли мне радости -

светлой и задарма,

Чтобы, пугаясь праздности,

я не искал ярма.

Его созидательная миротворящая энергия проявлялась во всём, особенно меня восхитила опубликованная в "СО" в сентябре 2004 года его работа "Иисус в исламе" - настолько виртуозно и деликатно Равиль прошёл по лезвию бритвы, как бы демонстрируя, что гармоничное соседство православия и ислама имеет под собой веское основание.