Сердце, живущее в согласии - Ян-Филипп Зендкер

День благодарения прошел мерзопакостно. Впервые я проводила этот праздник одна. Эми отправилась к родственнице в Бостон. Остальные друзья тоже, как назло, решили отмечать День благодарения с родными. Половина страны застала праздник в пути, торопясь в гости к близким людям. Брат еще месяц назад приглашал меня в Сан-Франциско. Но по его голосу я чувствовала, что это лишь дань вежливости, и потому отказалась.

Никогда еще не видела Нью-Йорк таким опустевшим. На улицах – ни машины. Кафе и магазины закрыты. Даже бездомный, вечно торчавший на углу Второй авеню и Пятьдесят девятой улицы, исчез. Решив заказать еду на дом, я обзвонила полдюжины ресторанов. Ни один не работал.

К обеденному времени весь дом обильно пропах жареной индейкой. Из соседних квартир слышался смех. Звенели бокалы. К аромату индейки примешивались дразнящие запахи клюквенного соуса, тушеной моркови с сахаром, зеленых бобов, сладкого картофеля и пирогов с тыквой.

В моей квартире поселилось амбре одиночества.

Я съела то, что удалось найти в холодильнике, и, плюнув на возражения невидимой женщины, выпила почти целую бутылку красного вина. Увы, моя «командирша» оказалась права. Стало только хуже. Меня захлестнула жалость к себе, в итоге я бросилась на диван и разревелась.

В воскресенье под вечер вернулась Эми. За эти дни мы с ней несколько раз перезванивались. Узнав, что я отказалась от таблеток, она обрадовалась и снова пригласила меня в буддистский центр. В голосе звучала тревога. Она предлагала мне просто попробовать. Что я так цепляюсь за Нью-Йорк? Почему не хочу на несколько дней сменить обстановку? В конце концов, я ничего не теряю: станет невмоготу, мы сразу же вернемся. Дороги-то всего три часа.

Мне уже было все равно куда ехать. Я ощущала полный тупик. Чувствовала, что больше не вынесу одиночества. Эми была права: нужно сменить обстановку.

Глава 7

Такси развернулось и медленно покатилось по грунтовой дороге. Водитель в последний раз наградил нас взглядом, полным искреннего сожаления. Еще немного, и машина скрылась за поворотом.

Мы с Эми стояли, оглушенные сверхъестественной тишиной. Ни птиц, ни насекомых. Даже ветер не шелестел в макушках деревьев.

Я огляделась. Пейзаж был скуп на краски. Деревья, сбросившие листву, худосочные кусты, торчащие из земли валуны. Пустынный мир, чьи цвета – коричневый и серый.

Казалось, я попала на необитаемый остров.

Эми надела рюкзак, кивнула мне, и мы двинулись по тропинке. Пройдя через лесок, вышли к холму, на вершине которого стояло причудливое здание. Нижнюю его часть украшали широкие окна, отчего та была похожа на конференц-центр. Средняя часть напоминала пагоду, увенчанную восьмиугольным куполом, а его окружали башенки, между которыми вился золотистый орнамент. По углам крыши располагались буддистские символы. Это и был центр, куда регулярно ездила Эми.

У входа нас встретила худенькая, коротко стриженная женщина в светло-розовых одеждах. Она приветливо улыбалась. Я гадала, сколько ей лет, но по ее лицу было трудно определить возраст. Чувствовалось, они с Эми давно знакомы, однако и меня женщина встретила с не меньшим радушием. Мы вошли внутрь и поднялись в комнаты для гостей. Похоже, у этой женщины проблемы со здоровьем: даже на второй этаж она поднималась, тяжело дыша.

Мою комнату правильнее было назвать комнаткой. Я прикинула ее площадь: где-то восемь на десять футов. Из мебели – кровать, стул и шкафчик. На тумбочке стояла деревянная, ярко раскрашенная фигурка Будды и ваза с искусственными цветами гибискуса. На стене висела картина, изображавшая Будду в медитации, а под ней – дощечка с его изречением: «Никакие беды не грозят тому, кто не пытается владеть людьми и вещами».

Я подумала о бирманском брате. Может, и он живет сообразно этому изречению? Не потому ли он всегда так спокоен и бедность его ничуть не тяготит?

Монахиня показала туалет и душ. На первом этаже – общая кухня. Мы можем брать все, что лежит в шкафах и холодильнике. Кроме нас, здесь еще пятеро гостей. Через час, в четыре, начнется общая медитация, и если мы хотим, можем присоединиться. Обед в шесть, впрочем, приходить на него или нет – дело добровольное, как и все остальное здесь.

Эми предложила перед медитацией выпить чая, но мне не хотелось. Я сняла рюкзак, закрыла дверь и распахнула окно. В этом мире не было полицейских сирен. Не было машин. Не было музыки, доносящейся из соседней квартиры.

Тишина и никакого голоса внутри.

Удивительно, но моя «спутница» замолчала еще в Нью-Йорке и за всю дорогу не произнесла ни слова. Интересно, почему притихла?

– Эй, ты где? – негромко спросила я.

Она не отвечала.

– Где ты? – еще тише повторила я.

Снова молчание.

Я легла на кровать и стала ждать ответа. Мне не терпелось услышать ее голос. Как странно. Я так сильно хотела от него избавиться. Это с одной стороны. Но была же и другая.

Я смутно ощущала, что сама она не уйдет. Мне придется совершить путешествие в собственные глубины и узнать, что там творится. Выяснить, откуда этот голос и что его хозяйке от меня нужно.

Зал медитаций оказался просторнее, чем виделся снаружи. В нем легко поместилось бы несколько сот человек. Пол устилало алое ковровое покрытие. В углу высились аккуратные стопки красных одеял и голубых подушек для медитации. За стеклянными витринами стояли невозмутимые статуи Будды, выстроенные по росту: от больших до совсем маленьких. Перед витринами на столиках лежали приношения: апельсины, бананы, печенье. В зале терпко, но приятно пахло ароматическими палочками.

Я немного опоздала, Эми и другие гости уже медитировали. Взяв одеяло и подушку, я села в общий ряд, приняла позу лотоса, закрыла глаза и стала слушать тихое дыхание соседей. Но во мне не было их умиротворенности. Сердце бешено колотилось, дыхание оставалось быстрым и прерывистым. В голове гудело. Мысли неслись, как облака на свежем ветру. Почему-то вспомнился Маллиган и его густые брови. Затем я подумала о маленьких ушах, которые мой родной брат унаследовал от матери. Следом всплыла в памяти поношенная зеленая лоунджи У Ба. Перед глазами возникла картина: льдины, тающие в озере, пока от них не останется и следа. Новая мысль: я давно не чистила сапоги. Молоко в холодильнике наверняка скиснет.

Чем усерднее я пыталась сосредоточиться, тем назойливее и банальнее становились мысли. Совсем как во время попыток заняться йогой. В меня не проникал сочный, глубокий звук «ом», произносимый преподавателем. Я не достигала состояния блаженной пустоты. Видимо, буддистская невозмутимость для меня просто недосягаема. Я была жутко недовольна собой. Ну почему я не умею замереть в позе лотоса и забыть обо всех делах? Отчего мне никак не прогнать нескончаемый поток глупостей?

Я открыла глаза. Оказалось, не прошло и десяти минут. Спрашивается, зачем мне сидеть еще три четверти часа, сражаясь с дурацкими мыслями? Медитация ведь необязательна, можно прогуляться, вернуться к себе и почитать или, наконец, помочь с приготовлением обеда. Я уже собиралась встать, когда за спиной послышались шаги. Совсем легкие, будто в зал вошел ребенок. Я обернулась и увидела невысокого пожилого мужчину азиатской внешности, одетого в темно-красную рясу. Голова его, как и полагалось буддистским монахам, была обрита наголо. Подойдя, он сел рядом со мной. Наши глаза встретились. Монах поприветствовал меня теплой, искренней улыбкой.

А мне показалось, что мы с ним очень давно знакомы.

Я не могла отвести от него глаз. На носу монаха сидели большие очки с толстыми стеклами, совершенно несоразмерные с узким, почти детским лицом, а черная оправа выглядела еще абсурднее. У него был необычно длинный острый нос и маленькие глаза. Полные губы заставили вспомнить про «ботокс». Улыбка выдавала глубокий прикус. Но в облике и движениях буддиста жило удивительное изящество. От него веяло спокойным достоинством. Такой человек либо не замечал недостатков своей внешности, либо был к ним полностью безразличен.

Монах сложил руки на коленях, закрыл глаза. Черты его лица мгновенно расслабились.

Его пример вдохновил меня, я решила помедитировать снова, но теперь передо мной стояло лицо этого старика. Я разволновалась, ныла поясница, болела спина и вдобавок начало першить горло. Это была настоящая пытка. Попробуй медитировать в таком состоянии!

Прозвучал гонг. Медитация окончилась. Облегченно вздохнув, я открыла глаза. Старый монах исчез. Я огляделась, чувствуя, как в душе нарастает раздражение. Эми продолжала неподвижно сидеть с закрытыми глазами, остальные медленно поднимались.

Старый монах как сквозь землю провалился.

За обедом я познакомилась с другими гостями. Все они были из Нью-Йорка. Преподавательница йоги, женщина примерно моего возраста. Пожилой вдовец, надеявшийся, что медитации помогут отпустить жену, умершую год назад. Студентка, ищущая чего-то, о чем сама не ведала. Журналист, который говорил исключительно о своей будущей книге под названием «Сила тишины». Я ела овощное карри и надеялась, что книга окажется интереснее рассказов о ней. А у меня из головы не шел старый монах. В какой-то момент застольные разговоры начали мешать. Я переглянулась с Эми. Она мгновенно все поняла, и через несколько минут мы сидели в моей комнате.